– Меня зовут Себастьян… Я – Эдуардо… Мое имя Кристина… – друзья Энрике поднялись навстречу нам из-за стола.

– Синтия, – нехотя представилась последней девушка, сидевшая за столом рядом с Энрике.

– Элла… Иванка…

– Сеньориты, просим вас, – широким жестом пригласил нас за стол Себастьян – тот, который минутой раньше задал Энрике провокационный вопрос.

О-о, мы благодарим. Это очень неожиданно. Просим прощения.

– Sorry, sorry⁸… – зачастили мы с Иванкой, переходя на английский. Подхватив свои театральные сумочки, мы уже было устремились к выходу из кофейни. Но… Глаза Энрике, полные любви и обожания… И сноровистые официанты уже расставили новые приборы. Дипломатическая вежливость – качество, приобретаемое всеми слушателями в Партийном вузе, не позволили нам игнорировать приглашение португальца.

Через минуту за столом сидела веселая студенческая компания. Мы с Иванкой попробовали даже красное португальское вино, которое очень уж расхваливал Себастьян. Что правда – то правда, вино отличное: терпкое, оно обладало приятным освежающим букетом.

– Элла, – обратился ко мне Энрике.

Разговоры за столом разом стихли, и все взоры обратились к Энрике, который доныне не проронил ни слова. Он сидел молча и безотрывно смотрел на меня. Энрике все также держал меня за руку, словно опасаясь, что я вдруг убегу, исчезну, испарюсь.

– Элла, – повторил Энрике. Поднеся мою руку к губам, он поцеловал её, второй рукой сверху закрыл мою руку и, глядя мне прямо в глаза, сказал: – Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Лиссабон.

– В Лиссабон? – удивилась я.

– Это мой родной город. Ты не бойся. Это очень космополитичный город. Тебе он понравится. Нам будет там хорошо. Мы будем счастливы. – Энрике закончил говорить, и вся наша компания замерла в ожидании моего ответа.

– Но я не могу поехать в Лиссабон, – сказала я.

– Почему? – глаза Энрике наполнились тревогой. – Я не могу уехать без тебя, – с нарастающим волнением проговорил он. – Почему ты не можешь поехать со мной? – с надрывом в голосе выдохнул свой вопрос португалец.

– На это есть сто причин, – ответила я уклончиво.

– Назови хотя бы одну, – Энрике сжал мне руку.

– Слушай, Энрике, я тут вспомнила… Ты же хотел увидеть корриду? А вы, знаете, ребята, мне хочется написать сценарий фильма о корриде с португальскими быками, которая едва не состоялась у нас в Москве, – затараторила я, обращаясь к Себастьяну и Эдуардо.

– О корриде?! С португальскими быками … В Москве?! – одновременно вскричали португальцы.

Я сделала верный ход: тема корриды с португальскими быками в Москве была не менее интересной и завораживающей, чем тема любви с первого взгляда. Все уставились на меня в ожидании разъяснения по поводу сценария о корриде и быках. Я посмотрела на свою подругу. Иванка бросила на меня взгляд, полный предостережения. Всё, время вышло, надо закругляться.

– Это комедия, потому что быть такого не может. Начнется сценарий с того, что одному молодому человеку захочется заработать много денег, – начала я свое повествование о приключениях португальских быков в Москве.

И в течение последующих десяти минут на одном дыхании выдала захватывающую историю, которую нарисовало мне воображение. Португальцы сидели не шелохнувшись: их увлекла история! Только Энрике заметно нервничал и слушал невнимательно: его волновал больше, кажется, неумолимо приближающийся момент расставания.

– След португальских быков, завезенных в нашу страну нелегально, якобы, для корриды, теряется на просторах нашей великой родины, – ставлю я, отнюдь, не оптимистическую точку в будущем сценарии.

Гробовая тишина наступает за столом.

– Это очень грустная история, – наконец решается нарушить ее Себастьян.

– А теперь, друзья, мы должны с вами проститься, – говорю я решительно, и мы с Иванкой встаем из-за стола.

Следом вскакивают португальцы, и мы обмениваемся с ними рукопожатиями. Девчонкам мы машем: бай – бай! Синтия не скрывает своей радости по поводу нашего ухода, она облегченно вздыхает и бросает мимолетный взгляд на Энрике.

– Я вас провожу, – говорит Энрике и берет меня за руку. Этот жест моментально действует на Синтию: её лицо вспыхивает, и жалобная улыбка трогает уголки губ девушки.

Мы идём втроем к выходу, оказываемся в небольшом холле, где у гардероба стоит… Юрий Гуляев. Это логичное и красивое завершение нашего приключения: мы с Иванкой переглядываемся и заговорщически улыбаемся друг другу. Все идет как надо.

Иванка открывает сумочку и с записной книжкой подходит к Юрию Гуляеву, который, внимательно выслушав слова восхищения его талантом, а затем просьбу об автографе, размашисто расписывается на первой страничке. Такой же раритетной росписью великого певца обзавожусь и я.

Поблагодарив своего кумира, мы с Иванкой, счастливые от своей удачи, выходим на улицу. Энрике нервно ходит у входа в кафе. Он засовывает руки в карманы брюк, затем вынимает их, беспрестанно одергивает свой щегольской клетчатый пиджак, трет ладони.

Увидев нас, он бросается навстречу, неожиданно заключает меня в объятия и целует прямо в губы. У него мягкие и горячие губы. Мне тяжело дышать в его крепких объятиях, я пытаюсь освободиться, но безуспешно. Энрике взволнован, дышит прерывисто. Отстранив меня на секунду, он смотрит мне в глаза. В его огромных темных и влажных глазах разлиты вселенская боль и печаль.

– Не уходи… Я нашел тебя, моя любовь! Элла… Девочка моя… Что мне делать… – лихорадочно шепчет он мне, мешая английские слова с португальскими.

– Иванка, это любовь с первого взгляда! – с отчаяньем обращается он к моей подруге, которая деликатно стоит в стороне, чтобы не мешать нашему расставанию. – Она не должна просто так уйти. Она разобьет мне сердце, – почти кричит Энрике.

Его слёзы капают на моё лицо. Стоящие у входа несколько посетителей с любопытством оглядываются на нас.

– Энрике, прости меня… – говорю я.

– Элла, почему ты просишь прощения? – с болью произносит Энрике. – Ты разве не понимаешь, все не должно так закончиться? Ты – моя любовь… Я встретил тебя… И не хочу потерять! И ты любишь меня. Ты любишь меня! – Последние слова он произносит как заклинание.

На Энрике тяжело смотреть, он словно в горячечном бреду: его глаза лихорадочно блестят, взгляд полон отчаяния. Он похож на раненого зверя. Молодого красивого, еще недавно полного сил и уверенности в себе, сейчас же – раненого, рычащего, мечущегося и страдающего от боли и несправедливости судьбы.

– Завтра… – глаза португальца лихорадочно блестят. – Я завтра в это же время здесь буду ждать тебя. Ты придёшь? – спрашивает Энрике, с мольбой заглядывая мне в лицо.

У меня не хватает духу ответить ему «нет». Я киваю и твердо говорю:

– Я приду завтра. Ты не сомневайся. Я приду. А теперь нам нужно идти… Слабая надежда загорается и гаснет в глазах Энрике. Его красивое лицо искажает нервная судорога.

Я освобождаюсь из его объятий, шепчу ему:

– Пока. До завтра.

– Я буду ждать тебя! – несется нам вслед.

И мы с Иванкой, не оглядываясь, идем по переулку, затем сворачиваем на Петровку, скорым шагом направляемся к Большому. За десять минут пути до театра мы не проронили ни слова.

Любовь с первого взгляда… Существует ли она?

– Послезавтра экстренное партсобрание курса. Только что Колосов сказал, – оповестила меня Макарская, едва зайдя в комнату. По её возбуждённому виду я поняла: случилось что-то экстраординарное. Макарская бросила сумочку на стул, прошла за шкаф переодеться в домашнюю одежду.

– Курса? – переспросила я.

Партсобрание курса – событие большого значения, и оно собиралось раз в месяц. А уж экстренное… О том, что партсобрания могут быть такого типа, я даже не знала, не ведала: партийный стаж у меня, как помните, всего ничего – и двух лет не будет вместе с кандидатским. Колосов – секретарь партийного бюро нашего курса, зазря ничего не скажет. Но зачем, о чём и почему?