— Говори здесь. У меня нет времени искать уединение, — я поджимаю губы, зло хмуря брови.

Томми ждет меня, каждая секунда на счету. Я должен найти Диггори, пока он не забрал у меня то последнее, что еще что-то значит в моей человеческой жизни. У меня нет времени слушать тебя, после того, как Гейл… Нет! У меня нет времени слушать твои притворные истерики теперь, когда жизнь Томми висит на волоске, а моей прямой обязанностью становится найти его! Если я не успею из-за тебя и твоего желания вернуть контроль над ситуацией со мной… Тебе будет больнее, чем Диггори.

— Мортем, это очень важно, правда, — твой молящий взгляд не поможет. Я видел пустые, мертвые глаза Гейла — теперь уже ничто не заставит меня мучаться сильнее.

— Говори. Здесь. Лорел не против, — я бросаю на него короткий молящий взгляд. Пойми, пожалуйста, пойми. — Правда ведь, Лорел?

— Совершенно не против. — спасибо. Спасибо, что ты здесь, со мной. Спасибо, что вчера в одиночку мыл меня, выпавшего из мира, пытался напоить чаем, когда истерика настигла. Спасибо, что ты есть. И прости, что я позволил себе не простить тебя.

— Мортем… — Долорес смотрит то на меня, то на Лорела, и глаза ее полны отчаяния. Не волнует.

Как не волновали ее мои мольбы спасти от папы и его пудовых кулаков, ломающих мои кости и веру в людей.

— Хорошо. Только не убегай от меня, пожалуйста. И не злись.

Она на долгие секунды замирает, набирая воздух и собираясь с мыслями. Я жду, хотя тело само пытается нести меня вперед — на помощь пропавшему Томми, судьбу которого я просто обязан выяснить. Время идет, я должен идти. Но вместо этого стою и жду, пока старая карга начнет говорить.

— Мортем, ты и представить себе не можешь, как я люблю вас обоих — тебя и Гарольда, — наконец, боже. — Я всю жизнь мечтала о ребенке — хотела держать на руках своего малыша, играть с ним, любить его. Но меня ждали сплошь неудачи — три выкидыша, много лет неудач, диагноз бесплодие. Но вот, в тридцать девять я забеременела тобой, — сопливые истории и мокрые глаза. Не трогает, не задевает, не волнует. Мои слезы кончились, моя жалость выплакана, мое сочувствие умерло под Галаверским мостом. — Когда ты родился, я была так счастлива. Мой мальчик, мой маленький ребенок — наконец все получилось, наконец у меня есть малыш. Я старалась воспитывать тебя правильно, так, чтобы вырастить хорошим человеком. И Гарольд мне помогал. Я правда верила ему… Каждому его слову доверяла! Позволяла бить тебя, искренне проникаясь идеей о том, что так мы даем тебе лучшую жизнь и учим жить правильно. Сама играла на твоих нервах, не давала видеться с бабушкой… Я правда думала, что ограничениями, запретами и силой построю для тебя лучшее будущее. Но я всегда знала, что ошибаюсь, — она улыбается — по крайней мере, пытается. И ее ядовитая улыбка разъедает осколки моего сердца. Я не могу испытывать к ней жалости. Не после множества и множества поистине беспристрастных взглядов в мое заплаканное, синее от ударов лицо. — Я понимала… И сейчас понимаю, что на самом деле просто боялась Гарольда. Боялась, что он с тебя переключится на меня… Он ведь уже делал так, но я снова и снова прощала его, веря в ответную любовь. Я была такой дурой. И ты и представить себе не можешь, как я была рада, когда ты сбежал… Каждый раз, когда ты убегал от моих неискренних просьб вернуться, я была счастливее любого другого человека на свете. А когда я узнала, где ты нашел приют, то поняла, что так будет даже лучше.

— Что… Ты знала? — как? Откуда? Неужели все это время ты знала, где и с кем я живу?

— Да, Мортем, я знала, с кем ты живешь. Увидела, когда пришла на кладбище прибраться на могиле Агнесс. Там оказалось чисто, так что я решила просто… Купить ей венок. А перед магазином увидела тебя — одетого в пижаму, бегущего навстречу мистеру Грехему c ведром воды, улыбающегося… Впервые счастливого и беззаботного, — я не верю. Не верю ни единому слову! — Сначала я подумала, что мистер Грехем использует тебя для… Ну, ты понимаешь. Но мне повезло наткнуться на Гейла раньше, чем я пошла в полицию. И он рассказал мне все.

Слова как гром. Внутри меня что-то щелкает. Скопившаяся внутри ненависть на Диггори накатывает волной на разум, размывая границы, и внутри я захожусь криком. Как она смеет?

— Заткнись, — я не верю! Гейл не мог предать меня и рассказать тебе об этом! Он не мог! Он ведь обещал! — Не смей. Делать. Гейла. Предателем!

Мой голос срывается на тонкий визг, когда я бросаю на Долорес полный ненависти взгляд. Я знаю, на что она способна. Ей солгать как нефиг делать. Она просто хочет сделать себя лучше в моих глазах — очернив тем самым Гейла. Она… Она фактически называет его предателем, не умеющим держать слово. Я просил его не рассказывать никому о том, с кем я живу, не говорить ни слова о Лореле вне нашей банды… И я знаю, что Гейл не мог меня подвести и обмануть. Гейл никогда меня не подводит! Он ведь мой друг! Был… Еще вчера. Черт. Снова больно. Стоит только вспомнить о том, что произошло, и снова в сердце боль, а непрошеные слезы пытаются выбраться за грани маски.

— Это правда, Мортем. Он очень не хотел мне говорить, — она тянет в мою сторону свою тощую руку с кривыми пальцами. Я отшатываюсь. Не трогай меня, лживая старая мразь! — но я почти заставила его ввести меня в курс дела. Я не… Я не хочу делать Гейла предателем в твоих глазах. Не после того, что произошло.

— Но ты делаешь, — ты все портишь. Ты превращаешь образ моего лучшего друга в образ предателя. После того, как… Как я его убил. Я не выдержу, Боже, я не выдержу этого еще дольше. — И знаешь, что я тебе на это скажу? Пошла нахуй! Я не верю тебе! Не после всего того, что ты сделала или не сделала, чтобы помочь мне!

Я ускользаю от нее прежде, чем Долорес успевает хоть что-то сказать. Срываюсь с места, запинаясь на ровном месте. Бегу, не слыша крика Харона за спиной и отчаянного «Энджел, пожалуйста!» от Долорес. Боль и ненависть затмевают все. Гейл, мой Гейл, мой лучший друг… Ты ведь этого не сделал! Ты не предал меня, ты не сдал меня ей, ведь так? Черт, нет! Я не верю. Не ей. Не сейчас, когда моя последняя надежда на счастливую жизнь — малыш Томми — черт знает где. Живой, еще живой. Должен быть еще живым. Я должен думать только о нем и о том, как его спасти.

Так почему я не могу отмахнуться от слов моей бесполезной мамаши? Почему они мне так важны? Почему я не могу отделаться от мерзкого чувства очередного предательства?

========== Последний аккорд ==========

Мы с Гейлом идем по заснеженным просторам. Вокруг нас расстилаются поля, редкие сосны упираются пушистыми заснеженными макушками в небо. Ночь тиха - только под нашими ногами хрустит снег, да еле слышно поют ветра среди еловых ветвей. Я не чувствую холода, не чувствую жара. Во мне нет волнения, страха, радости - хоть чего-либо, кроме бесконечного умиротворения и блаженного спокойствия. Все, что для меня важно - локоть Гейла так близко к моему собственному и расстилающийся перед нами простор.

- Прекрасная ночь, да, Гейл? - Я улыбаюсь, смотря почему-то не на его лицо, а в далекое темное небо.

В космической тьме вся звездная карта распустилась цветком таким ярким, что дух захватывает. Млечный путь растекается молоком по глубоко-синему полотну, маленькие белые звездочки сверкают алмазами в оковах бесконечности. Луна… Какая же прекрасная луна! Ее огромный светло-серый диск ярче самых ярких звезд. Ореол света охватывает небесного гиганта, заключая его в свои нежные объятия. Четыре крохотные звездочки огоньками пылают в лучах обнимающего луну света, и их яркая белизна не запятнана тьмой этой ночи.

- Смотри, Гейл, гало! - Я знаю, как это называется.

Чувствую, что ухожу вперед, оставляя друга позади. Недолго жду невозможного ответа, а не получив его, отчего-то настораживаюсь. Спокойствие этой ночи рассыпается на фрагменты, медленно тающие в предвещающем плохую погоду свете. Я поворачиваю голову.

- Гейл? - Но вокруг меня лишь пустота.

Все звезды разом гаснут. Хлоп - и тьма с пустотой наваливается на меня всем своим невероятным весом, лишая умиротворения мой маленький мирок.