Порой, кажется, что за ночь он успевает промерзнуть, так, что, даже, покрывается льдом. И, вот, по этим ледяным иголкам-ворсинкам она и должна идти каждое утро к окну. Сеанс иглоукалывания заканчивается, когда девушка касается рукой пластиковой палки и, прокрутив её, открывает жалюзи на одном из окон.

Этот город никогда не станет: родным и любимым. Данные функции не предусмотрены в инструкции по эксплуатации. Он, так, и останется местом жительства, без: добавлений и красивых эпитетов. А – жаль! Ведь, он, вполне, мог, как и все остальные, занять место, куда глубже. Где-нибудь в сердце. Но, так, вышло, что он уже давно имеет место, в куда более глубоком месте, нежели сердце. В печёнках! Этот город находится, именно, там.

Ненавистный городишка, с кучей: баров, клубов и магазинов. На которых висят эти гр*банные таблички с яркими названиями. И почему-то все они светят, именно, в это окно, напротив которого стоит девушка. По сути, как раз для этого – и были куплены жалюзи. Иначе, избавиться от «дневного света» ночью – нельзя.

Город без забот. Город, притягивающий: алкоголиков и кутил, готовых душу продать за очередной «хлеб» и очередное «зрелище».

Ядовито-жёлтый свет, с примесью розового и ярко-режущего голубого, врывается в темноту комнаты – и зависает на потолке.

Напоминает зебру. Радости не приносит. Мёртвое животное-лепёшка на потолке вызывает, лишь, омерзение – и очередной приступ озноба. Или это – открытое окно?

Мурашки пробегают по телу. «Гусиная кожа»: так, вроде, говорила бабушка.

По дороге проезжает машина и фарами освещает стену, краем зацепив кровать. За спиной слышится мычание и непонятные звуки, больше напоминающие вой подбитого зверя. Спит. И это, при условии, что будильник проснувшейся разбудил её на тридцать пять минут позже. Что за магия? Как ей удается засыпать за считанные минуты?

Тишину разрывает глухой удар, и девушка невольно охает, отпрыгивая от окна. По стеклу, сверху-вниз, спускается листовка. Очередная реклама «любимого» города. Некая «зазывалка». «Приезжайте и получите всё!»: так, вроде, вещает ТВ и прочие приборы, передающие СМИ. Люди слетаются сюда, как пчёлы на: сладкое или солёное, и ждут чего-то сказочного. Верят всему, что говорят, и надеются получить всё, что им обещают. Но, как это ни грустно, частенько забывают, что всё в этом мире имеет свою цену.

Стараясь передвигаться, как можно тише, девушка открывает двери шкафа и изымает одежду. Обычный, среднестатистический комплект этого, продушенного смогом и пропитанного духотой, городка. Идеально выглаженная и опрятная тёмная одежда с минимальным количеством аксессуаров. Верхушки власти делают всё, лишь бы никто не выделялся из общей массы. Зачем давать очередной повод для революции и смены власти? Лучше мы вернём тоталитарный режим и заставим людей ходить строем в одной и той же одежде. Как же претит эта власть и гнёт!

Кое-как, спустя минут десять-пятнадцать, одежда оказывается на теле. Полностью застегнутая и, ещё раз, выглаженная, но, уже – руками. В темноте тяжело понять, где находятся швы: на теле или снаружи, и не надета ли рубашка шиворот-навыворот. Оставалось надеяться, только, на тактильное чувство своих пальцев и память (вечером одежда висела на вешалке в нормальном виде и вывернутая правильно). Если, только, Барабаша…но это – глупости. Об этом, даже, думать не стоит.

Чистые и расчесанные: волосы завязаны в конский хвост и покрыты двойным слоем лака. Чтобы ни одна волосинка не выбилась из причёски. И, не дай Бог, не испортила процесс обучения. У преподавателей на эту тему «пунктик».

Пары химии не сразу покидают стены комнаты, так что, в то время, пока, накладывается: серая и тёмная косметика на лицо, в адрес собиравшейся из-под подушки летят нелицеприятные комментарии. А, только, вчера были жалобы на заложенный нос.

Под конец нанесения грима поправляется пиджак – и полы рубашки. В руках оказывается сумка и, тут же, повисает на правом плече, зазвенев металлическими замками.

Вновь – раздается мелодия. Отключается.

Пластиковая поверхность исчезает в закромах кожаной сумки. У двери слышны тихие шаги. Пальцы не слушаются – и долго не могут поймать защёлку замка. Проходит несколько минут, прежде, чем им, всё-таки, удаётся обхватить металлическую защиту и повернуть её. Дверь открывается – и с лёгким скрипом затворяется.

Кожаные ботфорты тянут и сдавливают ноги, но, уже – не так сильно. В этот раз – терпимо. Пластырь не даёт, снова, разодрать кожу.

Слышен тихий топот. Проверка на способность к хождению. Проверка пройдена. Поправляется сумка – и из неё изымаются деньги. Легко прозвенев, они перекладываются в другую руку. Подсчитываются – и исчезают в кармане штанов.

В зеркале отражается тёмный силуэт с подрагивающим хвостом. Ни один источник света не зажжён. Ночь продолжает царить в доме, больше напоминающим дом с приведениями, нежели – жилое помещение. По полу бегают лучи фар. Луна с неба следит за всем происходящим, особое внимание, уделяя девушке, перепроверяющей наличие всех предметов.

Убедившись, она потуже затягивает хвост – и проворачивает замок входной двери. Подъезд встречает её гробовой: тишиной и темнотой.

Она, практически, переступила порог, когда слышит голос из-за спины:

– А, как же, улыбка?

Повернувшись на голос, она видит ссутулившуюся женщину в старом протёртом: халате и переднике. На голове что-то напоминающее лепёшку – ей не идут пучки. На ногах старые тапки с оторванной подошвой. Нынче, не так, легко купить себе что-то лучше того, что ты имеешь. Обычно, это лучшее, казавшееся таковым на первый взгляд – оборачивается, лишь, худшим.

Её глаза блестят, в руках поблёскивает поднос. Гувернантка. Ни разу не получалось уходить тихо, не потревожив эту: милую и добрую женщину.

– Благодарю, Мари. Действительно. Совсем забыла.

Подойдя к женщине вплотную, девушка наклоняется над подносом – и окунает лицо в мутную жидкость чаши. Мелкие частички легкого волокна вздрагивают от волн, вызванных проникновением. Они повисают в воздухе. На доли секунды останавливаются, чтобы, затем, закружиться в сосуде – и направиться к лицу. Цепляясь друга за друга, будто – в хороводе, они начали слипаться между собой, образовывая полноценные волокна. Два, три, четыре: лоскута. И, вот, они, уже, объединяются между собой, чтобы создать полноценную ткань с небольшими вырезами. Покрыв лицо, она, тут же, соединяется с кожей, плотно прижавшись к ней – и стянув мышцы лица на скулах.

Приподняв голову, девушка рукой провела по лицу, отметив про себя кардинальность изменений. Прошло – всего ничего, пара минут, а лицо, будто, побывало у профессиональных косметологов-хирургов. Ни одной морщинки или намека на какой-либо чужеродный материал на коже. Тонкое волокно идеально подошло под бледную кожу девушки – и, буквально, вжилось в неё.

– Вот, теперь, намного лучше, – кивнула Мари.

Взглянув на неё, девушка кивнула в ответ. Приветливо и благодарно улыбаться было ни к чему. Улыбка и, так, была на её лице, оттянув уголки губ к ушам – и проецируя улыбку Мари. Перед глазами – уродливое подобие улыбающейся куклы с огромными глазами, а в мыслях – яркий текст с флаера, что недавно ударился о стекло комнаты снаружи:

«Смайли-таун. Здесь нет места грусти».

Если я и рассказываю вам эту историю, это, ещё, не значит, что в конце – останусь жива. Вам покажется это – странным. И, даже – сумасбродным. Знаете, до произошедшего – и мне всё это, казалось, неправдой. Но, опять же, только – «до».

Я пишу это по прошествии нескольких месяцев с момента, как сделала свой выбор в пользу одной из «противоборствующих сторон». Не боюсь быть осуждённой за неправильность своих действий. Не боюсь порицания со стороны всех: родных и знакомых. Не боюсь: ни того, ни другого. И на это есть совершенно обоснованная причина – меня для них нет на этом свете. Вы не ослышались. Но обо всём по порядку.