– Пойдем, сынок. Но они нам еще заплатят за все, что уже натворили, – ответила она и, взяв меня за руку, перешла на ту строну улицы.

Я пишу эти строки, но и теперь ее лицо перед моими глазами. Такой ненависти в ее взгляде я больше никогда не видел. До самой своей смерти она опекала нас, выводила в люди и ушла туда, откуда люди не возвращаются, с улыбкой на лице: «Не горюйте, дети. Живите дружно», – сказала она и, тяжело вздохнув, ушла от нас…

Я сделаю небольшую паузу, т. к. слезы застилают мои старческие глаза…

А потом, после этой встречи с победителями Европы, вдруг приехал отец и привез еще какие-то документы. Он сказал, что завтра к одиннадцати часам за нами заедет его «эмка» с водителем Васей Курочкиным, и мы с вещами и тетей Шурой с Лариской должны пристроиться к колонне на Лабораторном шоссе разведотдела Черноморского флота, с маршрутом через Керчь в Новороссийск, где нас будет ожидать теплоход «Георгий Димитров», который отвезет нас в Поти.

Бабушка заохала, а дед тут же пошел коптить поросенка, которого только что зарезал. Он нам дал целый задний окорок, который мы с удовольствием ели всю дальнюю дорогу до далекого Поти.

– Возьми с собой, Муся, только самое необходимое, уверен, что через пару месяцев мы разобьем фашистов, и вы вернетесь назад, – сказал он, но мать, покачав головой, взяла все, что наметила, решив, что запас карман не давит, а что нас ждет впереди, еще никто не знает. А ждала нас, как говорила одна цыганка, «дорога дальняя и море слез». И она не ошиблась. Но это уже другая история, которую я расскажу.

На следующий день у калитки бабушкиного дома раздался знакомый гудок папиной «эмки». Мы с братом побежали вверх по ступенькам и оказались прямо у дверцы машины. И тут открылась левая дверца, и на улицу вышел симпатичный молодой матрос с соломенного цвета чубчиком из-под пилотки. Он поправил ремень и, глянув на нас, спросил:

– Мама дома?

– Дома! Дома! – закричали мы и кинулись открывать дверцу машины.

– Стоп! Ведите меня к маме, – ответил тот и принялся поправлять пилотку.

Когда мы спустились во двор, то матрос поправил ремень и подошел к маме, которая переступила порог дома.

– Мария Трофимовна, матрос Курочкин, шофер вашего мужа, с машиной прибыли в ваше распоряжение. У нас, – глянул он на часы, – только час на сборы…

– Час? – переспросила вышедшая из дома бабушка. – Ну что можно сделать за час?!

– Не волнуйся, мама. У нас все вещи собраны, осталось только погрузить в машину, – ответила мама и прикрикнула на нас: – А ну, воины! Мигом одеваться!

Вещей оказалось так много, что мы едва погрузили их. А потом все заплакали и стали целоваться на прощание.

– Эх! Доченька! Увидим ли мы вас еще? Дай бог уцелеть вам, – крестила нас бабушка, а дедушка смотрел в сторону, стесняясь выступивших на глазах слез.

Наконец все расселись по своим местам. Рядом с водителем села тетя Шура с Лариской на руках, а на заднем сиденье – мы с Валерой и мама с Лялей, закутанной в синее одеяло. Было тесновато, но мы поняли, что это не прогулка к морю, а дальняя дорога.

Дедушка подошел к водителю и крепко пожал ему руку, сказав:

– Помни, молодец, кого везешь. За них ты теперь головой отвечаешь. Ну, поезжай, милый!

Машина тронулась, и в пыли мы видели бабушку, крестившую нас, и деда, смотревшего в сторону… Вскоре мы оказались на Лабораторном шоссе и примкнули к колонне. Вдруг к нам подошел офицер в полевой форме. Мы едва узнали отца.

– Все взяли? – спросил он, глядя на заплакавшую мать…

– Все, Леня! Береги себя…

– А ты береги детей. За меня не беспокойся. Через месяц мы погоним немца назад. Я назначен в Чапаевскую дивизию. Завтра буду на фронте.

Он поцеловал мать, а нам помахал рукой, поправляя кобуру с пистолетом на боку. Таким мы его и запомнили на всю жизнь, с мужественным лицом и горькой улыбкой…

Колонна тронулась, и вот уже мы поднялись на трассу и медленно поехали навстречу новой жизни или смерти, о которых мы еще и не подозревали. Нас предупредили, как надо прятаться в канаве возле автотрассы при налете вражеской авиации. Вася Курочкин положил на пол автомат и сумку с дисками и гранатами и на вопрос тети Шуры, что там, лихо ответил:

– Гостинцы для врага. Пусть только сунутся…

По главной трассе на Керчь ехало столько машин, телег, колясок и шло людей в сторону Керчи, что это напоминало переселение народов. А навстречу нам шли военные машины с красноармейцами и пушками на прицепах. Им все уступали дорогу. В середине дня мы сделали получасовой привал, и все водители с котелками побежали к полевой кухне. Умчался и наш Вася. Его долго не было. Колонна уже тронулась, все объезжали нас, и становилось страшно без лихого водителя. Наконец он появился и едва забрался в машину. Вася Курочкин был в доску пьян…

– Что? Заждались? Виноват… Дружка из своей деревни встретил. Он поехал на фронт…

– Как же ты можешь, Вася?! Ты же наш защитник! – посуровела мать. – Так недалеко и трибунал заработать! – Мать говорила четко, сквозь зубы и дернула его за рукав.

– Не бойтесь, Мария Трофимовна! Вася Курочкин еще никого не подводил, – затормозил он, едва не съехав в канаву у дороги.

И в этот момент мы увидели низко над дорогой навстречу нам летящие немецкие самолеты. Они били по колонне из пулеметов. Часть машин остановилась, и люди как горох посыпались на дорогу, кое-кто скатился в канаву, а наш Вася тормознул так, что сам ударился грудью о руль и вылетел из машины в открывшуюся дверцу. Мы пригнулись в надежде спрятаться от неминуемой смерти. Но судьба, видимо, сжалилась над нами, и пули просвистели мимо. Вася валялся в пыли возле машины и дико рыгал… Мотор заглох. Было ясно, что наше путешествие превращается в трагедию. Нас объезжали другие машины и даже лошадиные повозки.

Прошел час, и тетя Шура сказала:

– Теперь моя очередь порулить…

– А сможешь? – настороженно спросила мать… Она знала, что ее муж Макс был шофером у большого начальника и иногда на пикниках подучивал жену вождению машины. – Но сначала надо поднять этого дурака и привязать к сиденью.

Тетя Шура до замужества была чемпионкой по толканию ядра в Севастополе, поэтому скрутить пьяного для нее не составляло особого труда. Она подошла к этому «мешку с дерьмом», как называла она пьяных, взяла его под мышки, усадила на сиденье справа и пристегнула к сиденью ремнем. Вдобавок загнула руки за спину и тут же привязала своим шарфом к спинке сиденья.

– Вот. Теперь наш воин на месте…

К нам вдруг подъехала встречная машина. Подошедший офицер спросил:

– Откуда едете?

– Из Севастополя…

– Помощь нужна?

– Нет. А сколько километров до переправы?

– Около десяти. А документы у вас есть?

– Вот путевой лист…

– А это кто спит рядом?

– Шофер матрос Курочкин. Укачало его…

– Плохой матрос, раз на берегу укачивается… Ладно. Езжайте, только осторожно…

Проехав несколько километров, мы решили немного поспать. Вскоре уснули все. Но утром нас разбудил военный разъезд. Он осмотрел документы, записал что-то и сказал:

– Переправа уже работает. Езжайте…

Но тут проснулся Вася Курочкин и потребовал сесть ему за руль.

Тетя Шура нахмурилась и, взяв лежащий на полу за ее сиденьем автомат, сказала:

– Садись, мерзавец. Но помни: сделаешь что-нибудь не так – получишь пулю в морду…

– Так уж и пулю?! – иронически скривил губы тот и тут же получил удар в плечо прикладом автомата. – Больно же! – воскликнул он.

– Больно будет тогда, когда мы скажем особистам о потерянных тобой диске и гранатах, – ответила мать.

– Где они, твари? – и тут же замер от удара прикладом в спину.

Вася понял, что за потерю боезапаса его могут запросто поставить к стенке, и стал молить женщин, чтобы вернули все…

– Получишь, когда приедем в Новороссийск, – ответила мать.