Вся тяжесть мира вдруг рухнула Таю на плечи, но — здесь и сейчас — он не сомневался в победе.

Впервые за долгие месяцы после перерождения путь его сделался прям и ясен: мерам, заживо похороненным на задворках Бодрума, он поможет выгрызть и оборонить пусть и мелкий, но безопасный кусочек мира… и, может быть, наконец-то выползет из могилы сам.

Теперь уже — не чужаком.

Комментарий к Возничий въезжает в город

Написано внеконкурсом на четвёртый Хогитум в Ficscrolls по следующему заданию: https://pp.userapi.com/c844520/v844520506/1ced17/_q8PTxUuyf8.jpg ; сюжетно — приквел / вбоквел “Лестницы к небу” (https://ficbook.net/readfic/6249353).

========== Маг собирает осколки ==========

Комментарий к Маг собирает осколки

Тридцать драбблов, написанные на ежедневный ОС-челлендж (https://vk.com/topic-170245780_40232805), склеены здесь в единый витраж скорее для удобства; некоторая туманность последних частей — попытка не (сильно) спойлерить “Лестницу к небу”.

(Имя)

Он был мером без имени: старое ссохлось и слезло коростой, а новое так и не наросло. Не самая болезненная утрата, если сравнить со всем остальным, однако заметная… и вызывающая вопросы, на которые не хотелось давать ответов.

Пустоту в форме имени быстро заполнила новая метка: “Тайем”, двадцатая литера айем-бедта. Это было не первым подарком, который вручила ему Варона, и далеко не последним. Ей Тай по-прежнему позволял себя так называть, даже когда для всего Нижнего города принял другую, не без труда отвоёванную метку и сделался “ханом”.

Прежнее имя с него, быть может, и слезло, а вот натуру и пыткам не удалось вытравить.

(Сны)

Тай разучился крепко спать: казалось, стоило только закрыть глаза (глаз), и под веками (веком) расцветали кошмары.

Подсознание не преподносило сюрпризов: он регулярно горел, падал на острые скалы и безуспешно искал выходы из лабиринтов. Среди нелюбимых сюжетов числился и такой: Тай, ещё прежний, не переломанный, вдруг начинал распадаться — кусками, словно грибная башня, подточенная гнилью. Кожа отслаивалась пластами, волосы лезли, а сам он, немой от ужаса, тщетно ловил истончающимися пальцами своё отвалившееся ухо…

Впрочем, Таю уже не казалось, что, бодрствуя, он обживает непрекращающийся кошмар, и это было пусть даже скромной, но всё же победой.

Сны подчистую проигрывали тому, что Тай пережил въяве.

(Время)

Тай никогда не был романтиком, но некоторые клише, читанные или слышанные прежде, врезались в память и искушали вцепиться в них коротко остриженными ногтями.

Как ни смешно, а событием, разделившим всю его жизнь на “до” и “после”, и правда оказалась любовная история… или, вернее, история не-любви, властолюбия и фееричной тупости. Тай убедил себя, что за последнюю расплатился с лихвой, и не желал ворошить былое даже аршинной палкой. К чему понапрасну терзать себя жаждой неосуществимой мести?

Некоторые раны не под силу исцелить никому и ничему, однако из времени получился не самый паршивый лекарь… По крайней мере, оно подарило Таю новую точку отчёта.

(Страхи)

Тай никогда не считал себя бесстрашным, даже в те бесконечно далёкие времена, когда жизнь представлялась размеренным восхождением к вершине башни, и никакие препятствия не внушали серьёзных тревог. Разумная осторожность, верил он, должна служить щитом, а не обездвиживать. В те годы молодого многообещающего мага больше всего страшили не смерть или увечья, а клеймо посредственности — и перспектива вернуться к крестьянской жизни и до конца своих дней принимать у гуаров роды.

Теперь же Тай боялся совершенно иных вещей: телесной немощи, непроницаемой слепоты, бесполезности… Он уже побывал на дне и не хотел туда возвращаться: чувствовать себя мусором оказалось намного страшнее, чем ковыряться в земле.

(Цель)

Когда Тай поднимал нижний Бодрум против хана Ильвеса, он и сам не до конца понимал, чего хочет добиться — и для чего вообще впрягся в эту затею.

Не то чтобы у него был выбор: уж точно не после того, как взбрыкнул и убил двух ханских меров. Тай поступил импульсивно, но не бескорыстно: он защитил Варону, потому что та была одной из немногих, кто смотрел на него без отвращения или брезгливости. С нищими Северного конца было то же самое: Тай взялся им помогать, потому что эти меры его принимали, даже когда он сам отказывался себя принять.

А власть? Она оказалась приятным бонусом.

(Дом)

Долгое время подобием дома Таю служил заброшенный склад, куда его притащили северные нищие. Туда они стаскивали всё бесхозное и потенциально ценное: порченую мебель, ломаную утварь, полуживых меров…

Когда Тай за неполный месяц подмял под себя Нижний город, ему потребовалось пристанище посолиднее — хотя бы для того, чтобы было где хранить картотеку. И тогда на имя сэры Вароны Седрас был совершенно законно приобретён скромный, но в меру просторный дом, добрая половина которого тут же сделалась помесью дормитория и лазарета: кровом для всех, кому Тай не позволял спать на складе или на улице.

Ему самому было нужно не так уж и много места.

(Отдых)

Тай и не думал, что так отвык от одиночества. Первые дни в Бодруме его, недужного, не способного даже ходить, и вовсе не оставляли без присмотра: логово-склад никогда не пустело, и нянек было с избытком.

Позже, уже худо-бедно оправившись, Тай на свидания с городом бегал самостоятельно, но и тогда… Он прятал лицо за шарфами и капюшонами, фигуру — за мешковатой, под горло одеждой, но скрыть походку или больную спину был не способен. Тай чувствовал, как жалостливые, презрительные взгляды оседают на его (старательно скрытой) коже, и отвращение, сплавленное со стыдом, тисками пережимало горло.

Отдохнуть, отгородиться дверью собственной комнаты стало для Тая подлинным наслаждением.

(Серый)

В сравнении с Тель Аруном Бодрум был серым, как старая застиранная простынь — редоранское захолустье, где по первому взгляду ничего не происходило. Впечатление это оказывалось обманчивым, но пыльный, серо-песочный город у берегов Приай и правда не баловал жителей яркими красками.

Тай никогда не был особо тщеславен и не гонялся за роскошью, но, выросший в “благопристойной бедности”, любил и насыщенные цвета, и дорогие ткани, и драгоценные камни. Серость угнетала новоявленного “хана”, но разряжаться ему, такому красивому, было не с руки, тем более когда “подданные” годами жили впроголодь.

Так у него появился плащ из цветных лоскутов — первая, но далеко не последняя яркая тряпка.

(Любовь)

Тай всегда считал себя мером неглупым и наблюдательным, но исхитрился, спутав с любовью корысть, четыре года прожить с женщиной и даже не заподозрить подвоха. Да и с чего было ставить чувства возлюбленной под сомнение? Приятен глазу, хорош в постели и перспективен, грех жаловаться!

Подруга Тая была умна и предприимчива: когда-то они боролись за одно ученичество, и обойти её стоило большого труда. Он часто советовался с ней, и делился планами, и по её просьбе отправился через полстраны, в занюханную Омайнию — якобы встретиться с коллекционером…

Что же, теперь, когда от былых преимуществ ничего не осталось, Тай точно не купится на фальшивую искренность.

(Стихия)

Для телванни, не лишённого напрочь амбиций, магия должна быть естественной, как дыхание: притягивать телекинезом предметы, левитировать к недоступным иначе башням… Теперь, когда Тая регулярно выворачивало даже от самой простой ворожбы, пришлось пересматривать былые привычки — и извлекать из каждого заклинания максимальную выгоду.

Как оказалось, несложные, но эффектные чары, сотворённые в нужном месте и в нужное время, порой стоят дюжины огненных стрел…

Тай чувствовал себя скальником с перебитым крылом, отторгнутым от родной стихии. Он знал, что уже никогда не сможет вернуть себе всё, что было утрачено, но магия пела в его крови, и её голос дарил надежду.

Когда-нибудь Тай возвратится в небо.

(Книги)

За время, что Тай провёл обычным бодрумским нищим, он тосковал по многим вещам, бывшим когда-то частью его повседневной жизни: горячим ваннам, удобной обуви, вечерам в компании хорошей книги… Сделавшись ханом и укрепившись на этом посту, он рассчитывал хотя бы немного себя побаловать, но только с обувью всё получилось просто и однозначно.