«Не лишняя предосторожность, однако, особенно если не доверяешь своему сотруднику».

– На ЗИСе, значит, поедем? – Радостно подскакиваю с места. – Вы без шинели, Михаил Петрович?

– Какая шинель, май – на пороге.

– Ну и я тоже тогда… – Хватаю на ходу фуражку и спешу за начальником.

«Жаль не удастся подать Оле промежуточный сигнал».

Я хотел проехать на своей «эмке» по улице Горького до Центрального Телеграфа, там остановиться и послать Костю купить конверты, поджидающий же меня Гвоздь, должен был позвонить Оле в Чурилковскую школу и сообщить, что я уже выехал. Впрочем, Олин план предусматривал и отсутсвие звонка: время и место операции изменить было нельзя.

Новенький, сияющий на солнце чёрной краской ЗИС-101, сопровождаемый «эмкой» такого же правительственного цвета плавно тронулся с места, быстро набирая скорость.

– После майских праздников Николай Иванович планирует посмотреть на твоё хозяйство, Алексей. – К запаху кожи в салоне примешивается лёгкий запах табака и водочного перегара. – Подготовься там, чтобы у меня в управлении всё было без накладок: мусор не валялся, покрашено было; столовую любит проверять, особенно уборные; может захочет речь сказать, так что зал тоже приготовь…

Понимающе киваю головой.

– … ещё, будет у тебя там теперь усиленное отделение Особого Отдела. Согласуй с Леплевским кандидатуры. – Мой собеседник достаёт коробку «Казбека» и закуривает.

«Всё, пошла газовая атака».

Отодвигаюсь к окну и кручу ручку опускания стекла, под неодобрительным взглядом порученца с переднего сиденья. Фриновский усмехается и тоже опускает своё стекло, салон заполняется звуками большого города.

После Горок (справа промелькнула усадьба на холме с Особняком на вершине) перед самым Чурилково дорога совсем испортилась и мы с обозлившимся шефом наперегонки принялись быстро задраивать окна: «эмка», идущая впереди, подняла столб пыли. Ещё с полкилометра и шины зашелестели по небольшому автомобильному мосту а затем по «американке», которую с обеих сторон обступили молодые деревца с только что проклюнувшимися листочками. Наши машины тормозят у неожиданно появившейся из-за резкого поворота дороги проходной. У её закрытых ворот толпится кучка подростков в пионерских галстуках с красным флагом, барабаном и горном под предводительством юной пионервожатой.

– Та-а-к… что за шум, а драки нету? – Мгновенно повеселевший Фриновский распахивает дверцу, легко выпрыгивает из машины и молодцевато разглаживает свою гимнастёрку с петлицами комкора (пограничные войска НКВД имели армейские знаки различия).

К нему сразу же бросаются пионеры и начинают, перебивая друг друга, кричать: «Товарищ командир, товарищ командир… мы пришли, мы пришли, а он… нас не пускает».

– Молчать! – Добродушно рявкает на них мой шеф и в наступившей тишине, прищурив глаз, добавляет, указывая на пионервожатую. – пусть она доложит…

«А Олю не узнать»…

Перед нами стояла жгучая брюнетка с гладко зачёсанными волосами, убранными под пилотку-испанку, подаренную мной, красный пионерский галстук и белая блузка рвутся из-под расстёгнутой на груди «тельмановки» цвета хаки, чёрная до колен юбка и маленькие кожаные сапожки довершают её сногсшибательный наряд.

– … ты из какого класса?

– Не-е-т, это – наша-а… Марь Лексе-евна…! – Снова поднимается гомон возбуждённых тинэйджеров.

– Тихо, ребята! – Оля точно попадает в короткую, случайно возникшую, паузу: все замолкают. – Товарищ командир, (её маленькая ладошка взлетает ко лбу в пионерском приветствии) наша дружина имени Николая Ивановича Ежова, живущая и работающая под девизом…

– … Больше дела – меньше слов! – Гремят на всю округу детские голоса.

– … направила лучших пионеров, чтобы поздравить Николая Ивановича с днём рождения и вручить ему наш подарок.

К Фриновскому, расталкивая соседей, выдвинулись двое, мальчик и девочка лет двенадцати с деревянной эмблемой в руках: серый овал (длинная ось – сантиметров пятьдесят) вертикально пересекает клинок меча с жёлтым эфесом, поверх него – золотые серп и молот в красных лучах восходящего солнца и скромная надпись небольшими буквами: НКВД.

«Эй, пионеры, не дёргайте так наш герб. Столько труда в него вложено! Особенно навершие рукоятки, в котором затаилась шляпка моего микрофона, очень нежная вещь». Оля тоже с опаской косит глазами на расшалившихся подопечных, но не вмешивается.

– Ну-ка дайте мне взглянуть, – Комкор одобрительно со всех сторон изучает добротно изготовленный и покрытый лаком подарок. – Неужто сами сделали?

– Неа… наш учитель по труду… Ван Ваныч! – Дети окончательно окружили его. – …но мы помогали… покрывали лаком.

«Щас, Ван Ваныч»…

– А как узнали, что день рождения у него? – Продолжает Фриновский свой ненавязчивый допрос подрастающего поколения. – И что живёт он здесь?

– Мы всё знаем про товарища Ежова… – Каждый стремится перекричать другого. – у нас в школе его уголок есть, красивый. И что живёт он здесь знаем, половина села тут работает.

«Ха-ха, возьми нас за рупь – за двадцать»…

Шеф вопросительно смотрит на подошедшего к автомобилю сержанта госбезопасности.

– Так ведь не положено, товарищ Фриновский. – Разводит он руки.

– Ладно, скажешь я разрешил, – комкор возвращает подарок пионерам. – устроим Николаю Ивановичу сюрприз. Петь-то вы умеете?

– Уме-е-ем!

– Ну тогда садитесь в машину, подвезу. – Галантно протягивает руку Оле. – Чаганов, (порученцу) Василий пешком доберётесь.

– У-у-у… Чаганов! Смотри… – Ребята поворачиваются в мою сторону, но самые ушлые не теряют времени и уже ёрзают на новых кожаных сидениях в салоне.

«Как по маслу… тьфу-тьфу-тьфу. А могло всё сорваться, если бы Геня тоже захотела бы присутствовать на торжестве (выяснить планы Ежовой было главной задачей Оли на сегодняшнее утро). Похоже, супруги практикуют свободные отношения».

ЗИС-101 плавно минует распахнутые ворота, сзади раздаётся гудок «эмки».

– Товарищ Чаганов, садитесь в машину.

– Тра-та-та-та та-та-та, тра-та-та-та та-та-та… тааа-тааа – тааа. – Под оглушающие звуки пионерского горна, играющего «На линейку» в длинном узком коридоре второго этажа ежовской дачи, попадаем в просторную гостиную, заполненную людьми в форме сотрудников НКВД, среди которых иногда встречались штатские.

Справа длинный стол, сервированный человек на тридцать, прямо – огромная французская дверь на балкон, слева стена, увешанная картинами (насколько я могу судить) авангардистов. В центре зала – Ежов в форме генерального комиссара госбезопасности с орденом Ленина на груди, безупречно подстриженный и выбритый, окружённый соратниками и с интересом разглядывающий нашу процессию.

– Дорогой Николай Иванович! – Проникновенный бархатный голос пионервожатой и её, замершая в пионерском приветствии фигура, мгновенно захватывает внимание публики. – Разрешите мне от лица всей пионерии страны Советов поздравить Вас, пламенного борца с троцкистскими бандами шпионов и убийц, с днём рождения. Мы Вас просим беречь себя, (трагическим шёпотом) ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас… Спасибо за то, что Вы разорили эти змеиные гнёзда. Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непремиримыми к врагам трудящихся как Вы, дорогой товарищ Ежов.

Последние слова Оли потонули в грохоте оваций всех собравшихся. Вперёд выдвигаются давешние пионеры с эмблемой НКВД в руках.

– Разрешите преподнести Вам, дорогой Николай Иванович, – продолжает она тоном тамады на свадьбе. – наш скромный пионерский подарок.

Ежов передает «щит и меч», выдвинувшемуся из-за его спины, начальнику техотдела, а сам тянет руки к Оле – благодарить. «Технарь» крутит в руках герб, осматривая его со всех сторон.

«В губы целуется, гад»… Оля стоически выносит испытание, даже вполне естественно краснеет от смущения.

– Куда повесить, товарищ Ежов? – «Последняя проверка прошла успешно».