БРИГ «УЖАС»

Сначала Пулковская обсерватория, а за ней и другие наблюдали с самого начала года странные, никогда никем еще не описанные явления. Кроме ученых, следящих за бесконечным простором междупланетного океана в огромные телескопы, к небу издавна стремятся взоры всех людей. Неудивительно поэтому, что в деревнях и в селах люди пожилые, а в лесах охотники, привыкшие доверять звездному небу больше, чем часам и компасу, заметили на луне какие-то зеленоватые вспышки. Они следовали одна за другою через короткие промежутки, и было их всего девять.

Так как год был високосный, то старики и старухи, услыхав об «огнях на месяце», решили, что быть неурожаям и пожарам во всей их округе. На этом и успокоились и, как положено от Бога, по заветам дедов и прадедов, терпеливо ждали всякой беды и напасти.

Те же вспышки наблюдались и в обсерваториях Европы, где их насчитали не девять, а целых двадцать, хотя пока не знали о них больше, чем охотники, принесшие такую новость в деревни, и древние старики, сделавшие свои мрачные предсказания.

Правда, что в обсерватории университета один студент, упражнявшийся в изучении состава небесных светил по испускаемым ими лучам, совершенно случайно навел на полную луну объектив спектроскопа и при яркой вспышке на мертвом спутнике земли в составе его лучей обнаружил присутствие железа.

На другой же день в газетах, куда проникли известия об открытии студента, появились сенсационные статьи под заглавием: «Обстрел луны», «Таинственные снаряды на луне», «Нападение селенитов» и другие заголовки, не менее заманчивые и крикливые. В этих статьях авторы пытались доказать два положения. Одни говорили, что, так как луна — светило, совершенно остывшее, и на нем не может быть вулканических извержений, то вспышки происходят от удара о поверхность луны железных снарядов, кем-то бросаемых на луну. Другие авторы склонны были допустить, что существа, живущие внутри коры мертвой планеты, где еще могли сохраниться следы теплоты, мечут при помощи каких-то орудий снаряды в сторону земли.

Поднялся ожесточенный спор, и полемическими статьями были наполнены все газеты.

Ученые молчали. Большинство из них не доверяли наблюдению студента, и открытие железа в таинственных вспышках на луне приписывали его неопытности и просто ошибке.

Однако около каждого телескопа с того времени был установлен и спектроскоп, но вспышки на луне прекратились, и ученые тщетно ожидали случая изучить природу этих таинственных явлений.

Пока астрономы, разбираясь в полученном наблюдателями материале, строили свои догадки и вырабатывали новую теорию, случились происшествия, заставившие общество позабыть о таинственных вспышках на луне.

В Архангельск с сильным креном на правый борт пришел лучший промысловый пароход «Двина» под командой опытного штурмана Семена Гавриловича Настюкова.

«Двина» лет пять тому назад прошла вокруг Европы из Англии, где ее строила знаменитая Гальстингская верфь. Пароход был двухтрубный, типа морских ледоколов, устойчивый и сильный, не боящийся даже значительных полярных льдов.

Стальной корпус «Двины» и ее могучий тупой нос много раз сталкивались с льдами, и всякий раз победа оставалась за пароходом, несшим в своих трюмах большой груз трески и ворвани.

Под стать отличному судну была и команда. Она была набрана самим Настюковым, а уж он за время своего плавания по Ледовитому океану узнал немало бесстрашных и опытных моряков и приглядел себе команду на диво.

Неудивительно поэтому, что, выходя в море, шкипер всегда улыбался и говорил:

— Нас всего пятнадцать человек, а мне так вот и кажется, что у нас на «Двине» сто пар дюжих рук!

Вот почему, когда в городе узнали, что к пристани, сильно дымя, тащится «Двина» с креном направо, весь город выбежал на берег.

Когда пароход ошвартовался, все заметили, что палуба судна обгорела, а на корме потрескалась и вспузырилась краска.

— Ну, помиловал Бог! — широко крестясь, сказал Семен Гаврилович. — Дошли! А дело было — табак! Большое бедствие терпели…

Но больше этого ни он и никто из команды «Двины» ни словом не обмолвился.

На все расспросы старший боцман, Трофим Нерпа, молодой, дюжий помор, скалил белые зубы и отвечал:

— Вот ужо! Отрапортуется штурман в портовой конторе, — тогда, может быть, что и порасскажет.

А Настюков в это время стоял перед портовыми чиновниками и, развернув карту Ледовитого океана, водил по ней пальцем и говорил:

— Зашли мы на этот раз далеко за Вайгач. Треска шла лавой и уходила к северу, мы ей и пошли наперерез. Улов был удачный. Всю посуду заняли, ворвани вытопили полный груз и, убравшись, тихим ходом, не спеша, шли домой. Только вышли мы из Югорского Шара, нам навстречу большой парусник попался. Давно я такого не видел. Не наш, видно. Он чего-то вертелся на горизонте, близко не подходил, а тут нас, как на беду, хватил шторм. Неладно от него, верно, паруснику было. Совсем исчез он из виду. Трепал нас шторм, должно быть, часов пятнадцать и унес в Хайпудырскую губу, вот сюда…

Шкипер нагнулся над картой и, показав отмеченный черной точкой островок, продолжал:

— Думается мне, что верстах этак в 100–110 от Югорского Шара лежит этот остров. Низкий берег его едва поднимается над водой, и только вдоль островка идет каменистая гряда. Все это я разглядел в бинокль, когда думал, не укрыться ли мне здесь от шторма. Но море здесь, видно, было мелкое, да и рифов я побоялся. Положил я руль на левый борт и вышел на прежний румб. Вот тогда впервые это и случилось…

Семен Гаврилович перевел дух, затянулся дымом трубки и начал опять говорить:

— Отошел я миль на семь от островка, как вдруг откуда-то донеслось сначала легкое, чуть слышное стрекотание, потом громкие, короткие стуки, а затем что-то со звоном ударилось в палубу и затихло. Мы бросились туда, и на носу увидели большую круглую дыру.

«Снаряд?» — спросил меня боцман.

Я не знал, что ответить, так как не понимал, откуда мог очутиться здесь снаряд. Кругом на горизонте не было видно ни дыма, ни паруса. За все время нашего плавания мы встретили только большой парусник да двух парусных норвежцев, а от берега нас отделяло море более чем на 100 верст. Но изумляться и раздумывать долго не пришлось. Из машинного отделения прибежал кочегар и сказал, что в трюмах показалась вода, и слышно, как она течет снизу, у носовых шпангоутов. Пока мы чинили пробоину и прежним ходом шли из Хайпудырской губы, прилетел второй снаряд. Он пробил трубу, придясь наискосок, и упал в грузовой трюм, где с треском разорвался, разбив десять бочек ворвани и сделав брешь в правом борту. В трюме начался пожар. Мы не могли потушить ворвань, которая, загоревшись, текла дальше и дальше, грозя сжечь весь корабль. Спасло нас то, что в брешь, — когда мы вышли из губы, и нас начала настигать морская волна, — хлынула вода, и горящий жир всплыл на поверхность моря. Мы подвели брезентный пластырь, но выкачать воду так и не могли, и вот…

Подойдя к окну, шкипер указал рукой на покачнувшиеся вправо трубы и мачты «Двины».

— С большим креном шли и чуть-чуть добрались, — сказал Настюков. — Не в том беда, конечно. Войдем в док и починимся. Нехорошо то, что команда сильно напугана. Списываются с борта, не хотят в другой раз встречаться с чертовщиной.