Он спускался медленно, стараясь не шуметь легкими подолами, он уже слышал голоса Лиама и Гарри из гостиной, слышал, кажется, даже безмолвную Авелин. Стоило еще немного спуститься — и они увидели бы его. Луи остановился еще на секундочку, перевел дыхание, ступил дальше.

Его появления в дверном проеме никто не заметил, кроме Марселлы, которая чинно сидела на коленях Гарри, но, увидев Омегу, подсознательно потянулась к нему, быстро спрыгнула с колен ошарашенного Альфы и устремилась к Луи, который подхватил ее на бегу и прижал к себе. Девочка озорно захохотала и обвила руками тонкую шею.

— Я знаю кто Вы! Мама рассказывала мне о Вас очень много, — сказала Марселла.

— Правда, и кто же я? — спросил он с интересом.

— Вы — Луи, мой крестный, так ведь?

— Совершенно верно, — Омега прошел к диванам и креслам, где сидели Авелин, Лиам, Гарри и слегка поникший Андре. Луи провел рукой по плечу сына: — Доброе утро, уважаемые друзья. Андре, — ребенок повернул к нему голову, — почему Вы такой хмурый в столь ясный летний день?

— Мне плохо удается говорить по-французски, — ответил мальчик по-итальянски.

— Стоит просто немного поусердствовать — и Вы все вспомните, мы ведь с Вами дома всегда говорили по-французски, — Луи занял вакантное место в кресле возле Авелин.

— Да, но тут настоящие французы, я стесняюсь своих небольших ошибок, — продолжал Андре, не обращая внимания, что ни Лиам, ни Авелин его не понимали.

— А я по Вашему кто? — спросил Луи. — Испанец, что ли? Я бы на Вашем месте стеснялся того, что Вы ставите людей в неловкое положение. Ах, Авелин, как давно я Вас не видел! Какое счастье! — Луи больше не поучал сына, так как знал, что тот понял и будет стараться с удвоенной силой.

— Луи, милый мой друг! Действительно! Как Ваша жизнь? — она инстинктивно подвинулась ближе к Луи, а он почувствовал то самое тепло, которое исходило от нее. — Те письма… их было недостаточно, я сильно скучала по Вас.

— Господи, Авелин, то были огромные письма! Слава Богу, Луи писал приметку, где там для меня, иначе я бы не вытерпел все читать! А что ты в ответ писала? Я думал, мы скупим всю бумагу в округе! Гарри, согласитесь, Омеги — очень многословны! — быстро вставил Лиам, переводя все на шутку.

— Ну не знаю, как Вам, а мне Луи не прислал ни одной строчки, так что не могу согласиться, — Гарри тоже улыбался. И Луи вместе с Авелин стали еще более радостными.

— Вот, Луи, кого Вам следует спрашивать! — воскликнул Лиам. — А моя уважаемая жена и без того выдала Вам все секреты нашей милой столицы. В то время как Гарри запрятал целое кладбище скелетов у себя в шкафу, — Лиам очень хорошо знал, к чему он ведет. Он почувствовал, что улыбка Гарри становится натянутой, что легкая радость покидает его. — Не так ли, старина? — он игриво толкнул Альфу в бок.

— Не кладбище на самом деле, так… склепик, — Гарри все еще пытался перевести слова Лиама в шутку.

— Вы просто нагло пользуетесь тем, что Луи не читает французских газет, — Лиам же наоборот упрямо городил свое.

— Я вообще не читаю газет, — спокойной ответил Луи, чувствуя, как Марселла у него на руках разглядывает кольца. — Там одни неинтересные сплетни и политики. Или даже слитое воедино. Вот скажите, какое мне дело до того, что, допустим, Луиджи Аморе завел очередную любовницу и не живет с женой?

— Тогда слушайте сплетни, которые будут Вам интересны, — Гарри неслышно вздохнул, он не хотел, чтобы Луи все узнал так. — Некий Гарри Стайлс, французский политик английского происхождения, что можно узреть по его холодному профилю, вечный холостяк и страшный кутила, говорят, посватан с одной из самых завидных невест Франции по имени Адель де ля Фер, дочерью богатого магната. Как Вам неинтересные сплетни? Хорошо я справился со своей ролью газеты?

На долю секунды на лице Луи промелькнули обида, злость и ярость, но никто, даже Гарри, который пристально смотрел на него, не заметил этого. И чтобы скрыть всю палитру своих чувств, Луи рассмеялся и прибавил:

— Лиам! Удивительно, как хорошо у Вас получается! Идите в журналистику! А Гарри Стайлс, французский политик английского происхождения, кутила и холостяк, — Луи произнес это с интонацией заговорщика, притянув Лиама к себе ближе, но так, чтобы услышали все, — еще и — информация от проверенных людей — еще и страшно банален! Вы повторяетесь, милый, — сказал он обычным тоном, может быть, немного более веселым, чем обычно, — опять хотели сделать меня любовником! Это просто банально! — повторил он, веселыми, искрящимися глазами заглядывая в глаза Альфы, который сидел, холодея от происходящего.

К ужину Луи не спустился.

========== Глава 5. ==========

…Кто всем сердцем и душою

существо обрёл родное,

не найдёт, увы,

в новых радостях покоя

вместо отнятых судьбою

— те уже мертвы…

Каролина фон Гюндероде “Die Eine Klage / Жалоба”

Неподвижная призрачная фигура Омеги застыла, облокотившись о перила балкона, под тяжелыми тучами, вдыхая густой, предгрозовой воздух. Вдалеке еще виднелась красная полоска заходящего солнца и чистое небо, вот только над замком и всей восточной частью Парижа нависла будто кара за неоправданные надежды на человечество. Луи смотрел перед собой пустым взглядом, понимая, что ночь эта была, как и все его прошлое, одинокой, полной грез и страхов, что глупо было возвращаться, надеясь на теплый прием, который превратился в перемывание костей не только собравшихся, но и Принца, Королевы Испании, обсуждение того, каким образом он оказался вне этой жаркой страны и как теперь Гарри собирается воспитывать сына при молодой-то жене, которая, вероятно, будет настаивать на общем ребенке.

Луи неосознанно положил ладонь на плоский живот, чуть оглаживая его, думая о том, как прекрасно было бы иметь желанного обоими родителями ребенка, созданного и взращенного в любви и тепле, как это невероятно — чувствовать себя нужным, любимым, окутанным заботой и лаской, огражденным от слухов и клейма “любовник”. Всю свою сознательную жизнь он мечтал о чем-то, чего, вероятно, не существовало: чистых отношениях, в которых не было бы места лжи и предательству — вот только не был он создан для этого, как и для большой семьи с детьми от мало до велика, семейных встреч по субботам и сексом по четвергам.

Он знал, что Андре сейчас проводит время с Авелин и Марселлой, что женщина прониклась к нему трепетным отношением еще до его рождения, теперь же хотела узнать как можно лучше — Луи не ревновал, давно отпустив от себя сына, желая ему свободы от каких-либо привязанностей. Вот только он, открытый и восторженный, тянулся, казалось, ко всем, легко впустил в свою жизнь отца, начав с первого вечера расспрашивать о нем столько, сколько Луи и не знал, теперь же крутился вокруг новых знакомых, поборов смущение от неважного владения языком, он говорил с Авелин, играл с Марселлой, рассказывал обо всех своих приключениях в других странах.

Омега глубоко вдохнул, предчувствуя скорое начало дождя, размышляя о том, каким он видел себя через пять, десять лет, и видел ли вообще, кто будет рядом с ним, изменится ли круг друзей, коих он встречал в лучшем случае раз в год. Его поглощало отчаяние неоправданности ожиданий и ответной реакции, двоякое чувство по отношению к Лиаму, который до сих пор казался эталоном Альфы, мужественности, добропорядочности, теперь своим поведением заставлял сердце обливаться кровью, грудь сжиматься в тисках неверия и шока. Невозможность побороть первую влюбленность злила его, вынуждала с грустью опускать руки и принимать глупое чувство как данность, как то, что будет идти с ним до самой смерти вопреки всему.

Перед замком показалась карета, что скоро приближалась, будто решив опередить стихию. Черная тройка лошадей резво скакала по мощеному подъезду, отчеканивая каждую секунду до развержения небес, преследуемая шлейфом из дождя, что постепенно падал, следуя по пятам. Луи наблюдал за картиной, как из еще не остановившейся повозки вылетела девушка, спрятанная в персикового цвета плащ, и кинулась ко входу, где встречал ее хозяин, Гарри Стайлс, протягивая руки, что крепко сомкнулись на тонкой талии.