Луи не ответил, оглядывая мужчину с головы до ног, понимая, что он ни на секунду не постарел и стал выглядеть только лучше, сохранив бледность кожи даже в Испании, где каждый превращался в кусок угля после одной только прогулки после полудня. Альфа был все так же хорош, держа осанку, расправив широкие плечи, восседая на обычном кресле, будто на троне, закуривая сигарету и пронзая змеиным взглядом, который оценивал не меньше взгляда Луи.
— Полагаю, должен вас поздравить с рождением ребенка, — он глубоко затянулся и изящно выпустил дым, сомкнув губы, оставив маленькую щелочку, не отводя глаз от Омеги, которого начинало трясти от злости.
— Не утруждайте себя, — выплюнул он, делая вид, будто ему безразлично происходящее, возвращаясь к чтению, упорно вникая в каждое слово.
— Толстой? Смелый выбор, я только недавно закончил чтение всех томов этого гениального романа, — Гарри говорил с неподдельным интересом, это Луи знал точно, потому как, если бы мужчине не было дела до книги, он бы не затронул ее и говорил только о погоде. — Но… сколько Вы изучаете язык, чтобы браться за столь сложное произведение? Не лучше ли было бы начать с чего-то более простого? Стихи, пьесы? Российская Империя славится своими творцами в разных направлениях литературы, почему Вы выбрали именно этот роман?
— Чего Вы добиваетесь? — Луи вздернул подбородок, с вызовом встречаясь глазами с мужчиной, вкладывая во взгляд всю свою ненависть и презрение.
— Ничего, веду светские беседы, — он прошел к буфету, за стеклами которого стояли алкогольные напитки лучших марок, и налил себе стакан, не забыв предложить и Луи, который по инерции вежливо отказался, после ругая себя за соскочившее с языка “благодарю”.
— Прекратите этот цирк, — прошипел Омега, вскакивая со своего места, отбрасывая увесистый томик на софу. — Зачем Вы явились сюда? Чтобы вновь потешить свое самолюбие?
— Вариант — справиться о Вашем здоровье, Вам в голову не приходил, насколько я понимаю, — Гарри усмехнулся, делая большой глоток виски и поправляя волосы.
— Разумеется, нет! Я нахожусь в здравом уме, чтобы не предполагать столь… Как же Вы мне омерзительны! Проваливайте! А если это Принц Фердинанд пригласил Вас, так и проводите время с ним, увольте меня от созерцания Вашей уродливой физиономии, — Луи схватил стакан, из которого некоторое время назад пил лимонную воду, где еще оставалась прозрачная жидкость, и кинул его в мужчину, выкрикивая проклятия, позабыв об этикете и манерах. К его огромному разочарованию, Альфа успел увернуться, после чего послышался звон разбитого стекла, что не давало проникнуть жаре в дом, и хрупкого фарфора вместе мужским смехом.
— Вы неисправимы, прелесть, сколько еще…
— Я Вам не прелесть! Вы явились сюда и теперь потешаетесь надо мной? А все для чего? Скажите? Чтобы разбередить старые раны, чтобы я снова почувствовал себя ничтожеством? — внутри Омеги кипела злость, что по силе своей сравнялась бы с адским пламенем, что усиливалось ухмылкой и блеском в глазах мужчины, который и не собирался принимать свою вину.
— Ничтожеством? — Гарри вскинул брови, удивившись заявлению Луи. — Только не говорите, что из-за меня Вы потеряли чувство самоуважения.
— Ох, конечно, вам ли не знать? Я шел к Вам за поддержкой, за помощью, надеялся, что Вы, человек, которому я доверился, который стал для меня единственным другом и любовником, когда я отказывал своему супругу, прячась во время его гона, назвали меня шлюхой за то, что я не смог противостоять своей природе, что не успел убежать от Джонатана, который взял меня силой. Вам и невдомек, что он насиловал меня больше суток, когда я только и мечтал о том, чтобы Вы спасли меня, — Луи отвернулся и вытер мокрые щеки, ощущая пустоту в груди и дрожь во всем теле. — Вы прогнали меня, когда я больше всего нуждался в Вас, а теперь… вот так просто заявляетесь, спрашивая о книгах и предлагая виски, — он покачал головой, испытывая слабость и необходимость в спасительных объятиях. — Я шел к Вам с надеждой, что Вы докажете мне, что я остался невинным, что все произошедшее было сном и неважно, насколько оно было явью, я хотел услышать это, а взамен получил ваше презрение.
И будто по какому-то неведомому закону в комнате сгустился сумрак, солнце, что секундой назад светило так ярко, что глаза болели даже в доме, спряталось за тучами, погружая пространство во мрак, а вместе с ним и сердце Гарри, что разрывалось от вида Омеги, чьи плечи, с которых вновь спало непослушное платье, вздрагивали, заставляя его внутренности сжиматься от желания подойти и обнять, укрыть от раздирающих его чувств. И только он сделал шаг вперед и открыл было рот, чтобы сказать ненужные сейчас слова, дверь отворилась, являя пустоту.
Гарри видел, как Луи упал на колени, вытягивая руки вперед, будто для объятий, озадачив мужчину своими действиями — он неожиданно для себя подумал, что Омега застыл то ли в раскаянии, то ли упал в обморок, вот только сразу пришел в себя и смог удержаться. Он размышлял, пока не увидел, как из-за софы, что закрывала обзор, вышел маленький мальчик и кинулся к Луи, вытирая своими крошечными ладошками мокрые глаза напротив, целуя щеки, заставляя Омегу улыбаться и твердить, что все хорошо.
— Вы хотите что-то рассказать? — тихо спросил Луи, обращаясь к мальчику, явление которого поразило Гарри до глубины души — он видел в нем себя, отражение, уменьшенное в возрасте, с кудрявыми темными локонами, что лезли ему в глаза, такие же изумрудные, как и у него самого. Альфа слышал свой запах, исходящий от мальчика, понимая, что это его сын. Его сын, который лепетал на смешении европейских языков, толком не умея говорить, периодически произнося “папа”, обращаясь к Луи, трогая его волосы и украшение в них. Мальчик продолжал говорить, после “Я Вас внимательно слушаю”, замирая на несколько секунд, будто проверяя, действительно ли слушают.
В голове мужчины кружил рой вопросов, который спустя минуту он хотел начать высказывать, однако был остановлен грубым: “Только посмейте его перебить”. Луи отдавался сыну, игнорируя Гарри, показав его место одной только репликой, после которой сам мальчик отвлекся на кошку, внезапно вылезшую из-под стола, потягиваясь после сна.
— Папа! Киса! Мяу-мяу, — он встал на четвереньки и пополз к животному, которое его совершенно не боялось и только ластилось и громко мурлыкало, поддаваясь детской забаве, принимая ее точно ласку.
— Луи’, — прохрипел Гарри, после откашлявшись, возвращая голос, что вмиг перекрылся тем изумлением, которое он испытал от увиденного.
— Что? — холодно ответил Омега, вставая с колен, оправляя платье, не отрывая взгляда от мальчика.
— Он… он мой сын?
— Вы достаточно умны, чтобы понять это самому.
— Но почему Вы мне не сказали? Тогда у Авелин и в любое другое время, все… все могло бы быть иначе, ничего бы не произошло… — Альфа поправлял волосы, без конца оттягивая их, понимая, сколько он потерял, сколько пропустил из жизни своего ребенка, который уже самостоятельно ходил, пытался говорить и талантливо изображал кошку, которая, кажется, приняла его за своего, нюхая со всех сторон.
— Как Вы себе это представляете? Думаете, что я бы стал кидаться Вам в ноги, сообщая о ребенке, вновь унижаясь и выказывая свою привязанность? Ох, нет, Месье, Вы меня совершенно не знаете, раз думаете, будто я сказал бы Вам о существовании Андре в ближайшее столетие, не приди Вы сегодня сами.
— Его имя Андре? — Гарри невольно улыбнулся, шмыгнув носом, не сводя взгляда с мальчика, впитывая в себя его, пытаясь запомнить каждую мелочь. — А полностью? Луи’, прошу, скажите полностью!
— Вам не станет легче от этого, — Омега подошел к сыну и поднял его на руки, на что тот недовольно прокряхтел, утаскивая с собой и кошку. — Вам нет места в нашей жизни, — он прошел к двери, замирая у порога и тихо добавляя, пока ребенок любопытно разглядывал мужчину, что-то приговаривая и указывая на него, отчего на глаза Альфы наворачивались слезы от той близости и пропасти, что разделяла их. — Гарри, не приходи больше, так будет лучше для нас всех. Забудь… Я не стану скрывать от Андре, что Николас не его отец, но, пожалуйста, не рушь наше будущее так же, как ты разрушил прошлое.
