— Луи’, — Принц развернулся к нему всем корпусом и взял кисти в свои ладони, отчего Омега улыбнулся и поднял глаза, встречаясь с уверенным взглядом мужчины. — Я… хм. Я не хочу Вас смутить и ни в коем случае принудить к чему-то, однако желаю, чтобы Вы знали о моих чувствах к Вам…

— Николас, — Луи судорожно выдохнул и покачал головой.

— Я полюбил Вас с первых строк Вашего произведения, с первого взгляда на Вас, с первого звука Вашего голоса и первой улыбки, которой Вы одарили меня, — он сжал руки сильнее и сделал небольшой шаг навстречу, находясь теперь на расстоянии двадцати сантиметров от Омеги, который прикусил нижнюю губу и смотрел прямо в глаза мужчине, вкушая каждое слово. — Я мечтал о нашей встрече, как только прочел первый Ваш стих, который опубликовали в газете, а позже, когда нас свела судьба, к великому моему счастью, я жаждал узнать Вас, понять, что у Вас на душе, что мешает дышать полной грудью… Луи’, я не смог. Вы далеки так же, как и в тот первый день, как и тогда, когда находились во Франции, но я обещаю, что не оставлю попыток стать ближе и… Я люблю Вас, — на выдохе произнес Принц, пронзая Омегу горящим взглядом. — Вы прекрасны в каждом Вашем движении, в каждом поступке, а Ваше отношение к детям и лишенным прав людям меня восхищает так же, как и искорки в Ваших глазах, что стали ярче с недавних пор.

— Николас, пожалуйста, остановитесь, — Луи прижался к мужчине и положил голову ему на грудь, чувствуя быстрый ритм биения сердца и теплые руки у себя на талии под накидкой. — Я не смогу…

— Луи’, прошу, не думайте, что я сказал все это для того, чтобы Вы ощущали неловкость. Я делюсь с Вами тем, что живет во мне вот уже как год, больше я не могу молчать.

Мужчина смотрел вдаль, испытывая некую легкость, избавившись от того, что разъедало его последние несколько месяцев, порываясь быть высказанным. Он слабо улыбнулся, наконец почувствовав свободу от самого себя, отдавшись на волю судьбы, решив действовать, а не созерцать все со стороны, живя в ожидании, когда Омега сделал бы к нему шаг навстречу, что могло бы случиться еще через несколько лет, пока бы он оправился от потери мужа и того, что он пережил во Франции.

— Николас, — прошептал Луи, запрокинув голову назад и вглядываясь в лицо Принца, что чуть освещалось полной луной. — Поцелуйте меня…

— Луи’, — Альфа переместил ладонь на нежную кожу щеки Омеги и провел пальцем, рассматривая его трепещущие ресницы и чувственные губы, что так привлекали его своей недоступностью. Он подался вперед и медленно коснулся Луи, ощущая, как тот вздрогнул и еле слышно простонал, двигаясь вперед и обнимая мужчину за шею.

Их первый поцелуй был медленным и тягучим, из-за которого по телу обоих будто прошелся ток, в губах же покалывало, заставляя Омегу сильнее цепляться за воротник рубашки Николаса, ища связь с реальностью, дабы окончательно не улететь в неизведанный мир.

***

Гостиная в новом доме Луи была гораздо вместительнее, чем в старой квартире. Николас заказал поставку цветов каждый день, и потому все вокруг благоухало приятным легким ароматом, а нежные пестрые бутоны левкой, грациозное изящество лилий и страстная красота роз радовали глаз любого, кто приходил в дом, но больше всего — Луи, который обожал цветы.

И теперь, в этой большой гостиной, он мог чаще устраивать встречи со своими знакомыми, с которыми они по большей части обсуждали поэзию, литературу, философию. Да и сам Принц был частым участником этих приемов. Устав от политической шумихи, он с большим удовольствием приобщался к разговору о темах, в которых находил утешение. К тому же Луи, садивший его рядом, действовал подобно бальзаму — его приятный голос, его легкие одежды, которые шелестели, когда он менял позу, чувство того, что Омега рядом, грело его, словно они были супружеской парой, которая принимала гостей. Должно быть, многие так и думали, наблюдая за тем, как Луи и Николас улыбались друг другу, как в их жестах порой появлялась робость, когда один случаем задевал второго.

В один из подобных вечеров, когда в гостиной собрались самые уважаемые люди Испании, включая одного писателя, талантом которого восхищался Луи, и у них это было взаимно, Родригес Мартинес, молодой мужчина, который прочитав повесть Луи и сам начал задумываться о том, что для Омег нужно больше возможностей. Это был добродушный человек с большим талантом, что сочетается редко, и они как раз обсуждали проблему важности свободы выбора.

Лотти сидела рядом с Луи и пугливо прижималась к нему, так как столь близкое присутствие множества Альф еще пугало ее. Но брат нежно гладил ее руку и всякий раз, когда она полошилась от слишком резкого движения, спрашивал, все ли в порядке. И покуда рядом был он и Принц, который, она чувствовала, готов был защищать ее, все действительно было в порядке.

— Я полагаю, что первое, чем мы должны бы были заняться, — это свобода выбора для Омег. Но, боюсь, при нас этого не случиться, так как для подобного отношения нужны родители, которые способны дать эту свободу, — сказал Родригес своим мужественным голосом, невольно заставляя всех внимательно его слушать.

— Я согласен, — продолжил Луи. — Не каждый родитель понимает ценность свободы выбора, но если мы будем действовать постепенно, то, возможно, следующее, нет!.. даже наше поколение будет осознавать это гораздо лучше, следственно, еще при нас, если мы собираемся жить достаточно долго, конечно, — улыбнулся он, и все в комнате весело улыбнулись под стать ему, — мир станет хоть немного, но другим.

Лотти слушала внимательно, хотя не всегда все понимала, пусть в последнее время и просила Луи и Николаса разговаривать с ней исключительно по-испански, чтобы она скорее смогла понять среду, в которой теперь находилась. И изучение проходило очень интенсивно, отчасти из-за того, что она сразу же могла получить практику. Разговаривая с Луи, который аккуратно поправлял ошибки сестры и направлял ее в нужное русло, девочка быстро научилась разговаривать на достаточном уровне, чтобы ответить, если ее спросят.

Но не успели они договорить, как в комнату вошел слуга и сказал, что прибыли новые гости, из Франции.

— Очень странно, мы никого не ждем, — сказал Луи, думая, кто бы это мог быть. — Но приглашайте их, нельзя отказывать путнику в ночи.

Всего через минуту дворецкий ввел двоих в гостиную. То была скромно, но со вкусом одетая женщина, в которой все выдавало элегантность обеднелой аристократии, и просто мужчина с бесстыдно любопытствующими глазами. Луи сразу узнал в них своих старых друзей — Авелин и Лиама — и было даже обрадовался, пока не вспомнил обстоятельства своего отъезда.

Омега быстро поднялся со своего кресла и направился к вошедшим с наигранно веселой улыбкой:

— Ах, Авелин, Лиам!, как это мило с вашей стороны, прилететь на наш огонек! — сказал он по-французски, и многие из его гостей едва ли не впервые услышали этот язык в исполнении Луи, с легкими экспрессивными нотками и резким подчеркиванием некоторых слов, что было так свойственно французам.

— Луи’, здравствуй, — ответила Авелин, принимая его руки в свои холодные от долгой дороги в экипаже. — Я безумно счастлива узреть тебя в таком цветущем виде!

— Салютирую, — вульгарно вставил Лиам, оглядывая собравшееся общество и делая жеманный поклон, который больно кольнул Луи в сердце. “Неужели на войне человек теряет понятие об этикете и надлежащем поведении? Если так, — думал Луи, — то война воистину глупа и бездарна”.

— Но вы, должно быть, проголодались после длительного пути! Я прикажу принести вам поесть. Наши повара стараются изо всех сил и каждый раз удивляют своей изысканностью.

— Что ты, Луи’, мы вовсе не голодны, — воспротивилась ему Авелин.

— Голодны, еще и очень голодны. Как настоящие волки. В этих испанских трактирах кормят хуже, чем в казармах, — быстро сказал Лиам, боясь остаться без ужина, от одного упоминания о котором у него несыто засветились глаза.

— Ах, как нетактично с моей стороны! — спохватился Луи. — Дорогие друзья, перед вами мои французские друзья, месье Лиам Пейн и его супруга Авелин. И с этого момента предлагаю перейти на французский.