Их романтические отношения начались около пяти лет назад, когда мальчик, уверенно сидевший на коне, под стать отцу, с прямой осанкой и расправленными плечами, прискакал на вокзал, не предупредив родителей, чтобы встретить Владислава лично, увидеть его первым. Тогда он обнимал не как прежде, прижимая к себе иначе, заставляя старшего ощущать себя куда моложе, слабее, находясь в чужой власти. С тех пор Омега не мог не приезжать к друзьям хотя бы раз в полгода, ведомый внутренним чувством, что разрасталось по мере взросления Андре. Они говорили обо всем, не стесняясь пикантных тем, изучали языки и прочли “Мадам Бовари”, казалось, сотню раз, но каждый для них был особенным — при свете свечей в маленькой, уютной комнате, где на постели места почти не хватало, они читали поочередно через абзац, а после засыпали в объятиях друг друга.

Мальчик воротил нос, когда Владислав, покинувший комнату в середине ночи, возвращался с чужим запахом и следами на теле, не разговаривал с ним до самого вечера, проявляя подобным образом ревность. Он не знал, что Омега пытался забыть его, отбиться от чистой любви, которой считал себя недостойным, но с каждым разом ему становилось все тошнее от той пошлости, в которую превратилась его жизнь, и тогда он сдался, отвечая на нерешительные поцелуи и откровенные чувства.

— Я загублю ее здесь, без тебя, — Андре был неуклонен в своем решении, вынашивая его уже год, готовясь поступить в Оксфордский университет на отделение классических языков и литературы. — К тому же я в любом случае отправляюсь в Англию, отец устроил все к началу учебного года.

— Андре… — Владислав лег головой на плечо Альфы, глубоко вдыхая через рот. — Не нужно… я не смогу простить себя.

— Нечего прощать.

Пальцы их рук были переплетены, и теперь Омега кутался в объятия Андре, ощущая себя нужным, счастливым, с ясным будущим, которое приносило сладкую боль ожидания.

***

Кульминацией вечера, как не было бы удивительно, стал десерт из мороженого, поданного с крыжовенным вареньем, что прежде пробовали не все. Расслабленные шампанским, салонными разговорами, стихами, что звучали тут и там, гости наслаждались приятным холодом во рту, угощая друг друга из своих ложечек, восхищаясь необычностью сочетания вкусов: кислого и сладкого. Границы давно стерлись, и теперь молодые поэты легко говорили с самыми известными, не останавливая себя в красноречии и набирающих обороты спорах, строились планы на ближайшее будущее в творческом направлении, где-то решалась судьба молодых близняшек, краснеющих от робких прикосновений к кистям, спрятанным в кружевные перчатки. Самым активным был угол Омег суфражисток, которые чувствовали себя весьма свободно и радостно, туда устремился и Луи, дабы быть в курсе всех новостей, что заполонили Париж тысяча восемьсот восемьдесят шестого года.

А новости были и очень приятные: члены лиги добились создания внепарламентской комиссии по пересмотру ряда статей Гражданского кодекса в интересах Омег — это событие дало надежду на новый виток в истории, когда каждый сможет заниматься своим любимым делом вне зависимости от половой принадлежности.

— Милый, — позвала Авелин, немного отодвигаясь, чтобы возле нее поместился еще один стул, — как ты себя чувствуешь, не поздно для сна?

— Ох, нет, — Луи улыбнулся всем друзьям и знакомым и сел, поглаживая небольшой, аккуратный животик, другой рукой опуская на стол поднос со спелой черешней. — Я достаточно отдохнул, пока Гарри был в Париже, кстати, он участвовал в утверждении этого закона, ох, каждый раз забываю… Эти дети забрали мою память! Благо творчество оставили.

— Не важно название, когда решилось столь важное для нас, — Шарлотта слабо улыбалась и прятала глаза, тихо лелея свое собственное счастье от случившегося, к чему она так долго шла и чего, в конце концов, добилась. — Наша лига за права Омег вышла на новый уровень и теперь известна во всем мире, понимаете, что это значит?

— Разумеется, — подхватили другие, подключаясь к разговору, делясь новостями, которые привезли с собой из разных уголков Европы, из множества салонов и кружков.

Луи так забылся, растворился в интересных историях, что не заметил, как взял со стола полный бокал любимого персикового шампанского, с наслаждением вкушая его свежий вкус, охлаждая себя изнутри, изящно махая веером и улыбаясь рассказу Камиллы, которая только-только вернулась из Америки.

— Простите, — Гарри появился рядом неожиданно, учитывая то, что кружок Альф находился в другой комнате, где разгорались нешуточные страсти по поводу политики и дальнейшего развития страны. — Луи’, — он положил ладонь на плечо, что вдруг вздрогнуло от осознания самим Омегой того, что пьет он не годное.

— Да, — он поднял глаза и похлопал ресницами, стараясь незаметно отставить бокал, прикрывая его шелком с вышитым на нем рисунком цветов.

— Прелесть, — мужчина говорил почти неслышно, но настойчиво, отчего Луи чувствовал себя неуютно, предполагая, что в момент, когда гости покинут стены их дома, серьезного разговора не избежать.

— Так вкусно…

— Что ж, — Авелин встала из-за стола, завидев, как из дверей с шумом выходят Альфы, докуривая сигары, договаривая разговоры. — Как я счастлива была Вас видеть! Какие же Вы невероятно красивые!

Они обнимались со всеми, с толикой грусти прощаясь на неопределенное время, обещая встретиться непременно на неделе, зная, что ни один из них не сдержит данного слова. Луи искал глазами Николаса, однако тот не появился и под конец вечера, успокаивало лишь одно — присутствие Гарри рядом, который неизменно придерживал за талию, внушая уверенность и спокойствие.

Пропали из виду и Андре с Владиславом, не вернувшись к гостям, они гуляли вдоль берега, а с наступлением глубокой ночи и вовсе погрузились в воду, стирая между собой оставшиеся рамки, впервые изучая тела друг друга под покровом темноты и ласками тихого потока.

***

Андре не спал, размышляя о будущем, вплетая пальцы в отросшие волосы Омеги, который дремал у него на груди, расслабленный и настолько утонченный, что младший не мог отвести взгляд от умиротворенного лица и подрагивающих век. Никто не спустился к завтраку, кроме девочек, которые вскоре уехали, решив не тревожить сон хозяев дома. И ближе к полудню Андре, мучаясь от внутренних терзаний и нетерпения поговорить с отцом, отправился в комнату родителей, что было неприемлемо — он не собирался заходить, только позвать отца тихим стуком, однако тот вышел сам, столкнувшись в коридоре с сыном.

— Добрый день, — Гарри улыбнулся, сонно промаргиваясь и затягиваясь сигаретой.

— Добрый… — Андре стушевался и поджал губы, собирая всю смелость в кулак. — Отец, мне нужно поговорить с Вами.

— Хм, — мужчина оглянулся на дверь комнаты, где его ждал Луи, голодный и жаждущий внимания. — Пару минут, не больше. Пройдемся со мной, — он спускался вниз по широкой лестнице, ища глазами служанок, которых почему-то не было в пределах видимости. — О! Владислав, Вы еще не уехали?

В гостиной, куда зашел Альфа, а следом за ним и Андре, сидел гость, читая и кушая виноград, но как только он увидел давнего друга, тут же напрягся, понимая, что происходит и почему улыбка не сходит с лица Гарри.

—Нет, я… Добрый день…

—Добрый-добрый, куда все пропали? — Гарри сел на свободное кресло и закинул ногу на ногу, все еще оставаясь в ночной одежде и халате, совершенно не стесняясь компании, закурил новую сигарету и недовольно оглянулся в поисках Доминики.

— Отец…

— Да-да, я слушаю.

— Я уезжаю в Англию не позднее этой недели, прошу Вашего благословения, — Андре говорил четко, почти с вызовом, однако уважение в его голосе преобладало, как и намек на то, что каким бы решение отца ни было, он все равно покинет отчий дом.

— Мы говорили об этом, и, как мне помнится, я дал свое согласие, — Гарри вопросительно поднял брови, — к тому же все устроил для твоего комфортного пребывания в Оксфорде.

— Да, но… обстоятельства изменились. Я хочу, чтобы Вы знали об еще одной причине моего отъезда, — он тяжело сглотнул и прокашлялся, посмотрел на Владислава любящим взглядом, от которого тот лишь рвано выдохнул и покраснел. — Мы… Я буду жить с Владиславом и…