И вот парень, услышав о предательстве родных людей его любимой девушки, поклялся ей, что всегда будет рядом, любить и защищать, беречь её.

– Не предам и не оставлю, – шептал он на ушко плачущей девушке. – Верь мне и помни это.

Девушка запомнила и доверилась. Так она думала до того злополучного момента, как нашла ключ, и, улыбнувшись, отворила дверь. Вошла, разулась. Сняла пиджачок и повесила на вешалку, рядом с таким же пиджаком любимого.

В квартире пахло розами, и ещё чем-то сладким и душным. Парфюм! Женский? Да ну, нет, такого запаха в квартире без пяти минут её мужа, быть не может. Раздавались странные, непонятные звуки, похожие на визг, издаваемый свинками во время брачных игр.

«Видимо фильм смотрит, а то и вовсе уснул перед телевизором, – подумала девушка. – Ведь он так много работает. Надо папе намекнуть, чтобы меньше загружал его работой».

Бесшумно ступая по гладкому паркету, чтобы не разбудить жениха, пошла вглубь квартиры. Обстановка у Вадима была роскошной. Видно было, что хозяин любит шик и лоск. Подойдя к двери спальни, у Арины сильно забилось сердце, и отчего-то вспотели ладони, а с глаз сошла любовная пелена, и наступило прозрение. И уже не оставалось ни капли сомнения в происходящих действиях за дверью. Осторожно распахнув створку, она ахнула. Везде была разбросана одежда, а женские трусики валялись прямо около двери. Видно было, что даме в первую очередь мешала именно эта деталь туалета. На прикроватной тумбочке стояли два бокала и фрукты. Спелые ягоды были разбросаны по огромной кровати, а посреди лакомства, резвился ни кто иной, как возлюбленный с девицей, чьи волосы сияли огненно-рыжим пламенем, как костёр. Рыжая красавица с упоением повизгивала и похрюкивала, что создавало смехотворную картину, вот только если б не было так больно.

Отступая назад, Арина споткнулась, и больно ударившись локтём, выругалась, что сразу привело в чувство героя – любовника. Девица же продолжала глупо хихикать, на что недавний секс партнёр грозно отреагировал и стащил её с постели за ногу.

Арина выбежала в коридор, не глядя, схватила пиджак, сумочку, и, обуваясь на ходу, упала, разбив колено, вскочила и побежала вниз по лестнице. У подъезда сидели Полина Григорьевна с подружкой, а весёлый Бублик гонял воробьёв по двору. Выбежав на улицу, девушка не сразу сообразила, что же делать дальше, и, прижав руки к пылающим щекам, ошарашено смотрела по сторонам.

– Ну что, милая, дома твой друг? – спросила старушка, озадаченно глядя на растрёпанную девушку.

– А?

– Дома, говорю, Вадим-то?

– А, да, дома.

– А чего же ты так рано ушла от него? Поссорились, да?

– Занят он очень, трудится…

– Работа, дело полезное.

– Несомненно. Ну, я пойду.

– Иди, милая, иди. У молодых всегда дел много. Это нам старикам спешить некуда. Вот до чего же хорошая и милая девушка, прямо особенная, – пояснила Полина Григорьевна собеседнице. – И поздоровается и про здоровье спросит. Вот вроде счастливая она, а глаза всё время грустные, пустые.

– У богатых свои заботы, – покачала головой вторая старушка.

– Да, ты права. Жаль мне её. Ведь Вадим, раньше, каким лентяем и бабником был. А хулиганы, они не меняются со временем, это у них в крови. Только боюсь, обидит он этот нежный цветок, растопчет. Другой ей нужен парень. А вот как намекнуть, не знаю, вдруг обидится.

– Да ладно тебе, Поль, не лезь. Это их дело, молодое. Господь им в помощь. Он и поможет где надо, и осудит кого надо.

– А то и вправду говоришь, Егоровна, сами разберутся.

Арина тем временем, растоптанная и униженная, подбежала к машине, щёлкнув сигнализацией, села, повернула ключ зажигания и быстро рванулась с места.

Рыжая девица с букетом, вальяжно вышла из подъезда, поправила подол платья и уверенно продефилировала мимо бабушек. Следом выскочил Вадим, покрутился вокруг, и ушёл обратно в дом.

– Что это с ними со всеми происходит? Видимо переругались. Вон, на Арине то, лица совсем не было, бледная, всклокоченная, растерялась прямо вся, – проговорила Егоровна.

– Да, ты права, подруженька, что-то пошло не так. Я ж тебе только сейчас говорила, что это подлец, и толку от него не будет. Он как в наш дом вселился, спасу совсем нет. Он же живёт прямо надо мной. Грохот стоит, крики пьяные, девиц разных водил, по несколько за один раз. Вот и эта, рыжая, наверное, от него пошла. Он же именно этот букет днём нёс, я так и подумала, что для Арины. Это просто золотая девочка. Даже не знаю. На работу-то сроду не хаживал, а потом вижу по зиме-то, притих. И на работу видимо устроился хорошую. Вон машину приобрёл, приоделся, смотрю и ремонт в квартире затеял, ох и грохота было. А потом и девчушку эту хорошенькую водить стал. По виду я сразу поняла, что девочка порядочная, степенная. А потом иду по лестнице домой, и голова так закружилась сильно, я прижалась к стеночке, вижу, она спускается и ко мне подошла, здоровьем поинтересовалась, по виду моему сразу поняла, что нездоровится мне. Потом до квартиры проводила, и давление измерила, и аптечку подала. Вот так мы с ней и познакомились. Да, её и Бублик мой, признал сразу, полюбил. Она даже ни в какое сравнение с моей внучкой не идёт, та избалованная, а это видно, что богатая, а какая ласковая. Я бы ей другого парня пожелала. А этот, ух, я б ему, – погрозила кулачком в сторону подъезда Полина Григорьевна и посмотрела на Егоровну.

– Эх, молодёжь – вторила ей Егоровна. – Полин, а может он, Вадим, в криминале каком участвует, а? Я вон нынче передачу по телику глядела, так там такое показывают, прямо жутко на улицу выходить.

Поёжившись, то ли от холода, то ли от страха, бабушки встали со скамеечки и побрели по домам. Начал накрапывать дождь. Пёс Бублик даже обрадовался такому повороту событий, потому что его любопытная хозяюшка уже давно должна была его накормить.

В это время Арина горько плакала в машине, не зная, куда ей поехать. К отцу не хочется, не поймёт и не пожалеет. А любимая нянечка уехала в деревню к сестре, делать заготовки на зиму, и теперь раньше ноября не приедет в город.

– За что? – всё время, сквозь всхлипы, повторяла она.

Девушка очень страдала, потому что сейчас её предал любимый человек.

***

Друзей и подруг у Арины не было, потому что папа не давал ни единой возможности знакомиться и заводить дружбу с кем-либо. Когда отец отдал малышку на воспитание няне, кроме денег и подарков ничего девчушке не давал, ни любви, ни ласки, просто пустое место, а не дочь. Общение с ровесниками категорически запрещалось и пресекалось на корню. Росла она в достатке, но ни один подарок, ни одна куколка, не заменят ребёнку родительского общения. Как только кроха стала понимать из фильмов, что у деток бывают не только папы, но и мамы, она всё время искала встречи с отцом, чтобы спросить у него: «Где же мама?»

Но, хотя отец и дочь жили в одном доме, возможность повидаться друг с другом была равна нулю, потому что папочка всячески избегал встреч с дочерью, вызывая недоумение не только няни, но и домработницы, и даже охраны.

Жили Зиновьевы в большом двухэтажном доме, с красивыми округлыми башенками, так напоминая загадочный, сказочный замок. Что жилище загадочное, так это правда, потому что все обитатели дома понимали, что у их хозяина много тайн, и одна из них, это откуда у него так много денег. В роскошном доме был большущий зимний сад, и девочка любила там располагаться с куклами. Именно там, она однажды и подкараулила своего папочку. Детка, увидев родителя, обхватила его своими крохотными ручонками, расцеловала и прижала головку к могучей груди. Отец не оттолкнул ребёнка, но и не обнял, а безвольно сидел в кресле и выглядел усталым и отрешенным. Девочка видя, что её не прогнали, решилась спросить у отца про маму. Тот побледнел и вскочил с кресла. Малышка упала на пол и разревелась от обиды и испуга, а отец стал громко кричать, чтоб она никогда не задавала глупых вопросов о матери, так как её мать – шлюха, что она растоптала их обоих и бросила, укатив с любовником. Девочка продолжала громко реветь, много не понимая из слов отца, но твёрдо усвоив, что в этом доме нельзя произносить слово «мама». Прибежала няня, извинилась и увела кроху в детскую, после чего долго успокаивала ребёнка, баюкала как младенца, целовала в щёчки и гладила по головке со смешными маленькими и задорными косичками. Отец строго настрого запретил подстригать ребёнка, и поэтому в четыре годика, у крохи уже были длинные волосики жгуче-чёрного цвета, так непохожие на светлые волосы отца. С тех пор, отец больше не избегал ребёнка, но и общением не баловал. Он часто уезжал на неделю, другую, и тогда в доме была тишина и радость, а когда он приезжал обратно, все грустили. И только Ариша, по прежнему, радовалась его приезду, ведь тогда она могла за ним подглядывать и любоваться.