«Все же шить куда лучше, чем совсем ничего не делать», – подумала она, беря в руки непослушную иголку.

Последние дни в ожидании очередного бала тянулись как-то особенно мрачно и медленно.

Здесь следует, наверное, отметить одну странность. Дело в том, что в укрытом терновыми зарослями замке считать время было задачей непростой, поскольку солнце сюда заглядывало крайне редко, а Луна так и вовсе никогда. Поэтому время суток обитатели замка определяли в основном на глазок, приблизительно, или по наитию. Дни тоже были такими однообразными, что сливались в одно серое пятно. Вторник сегодня или пятница? А не все ли равно?

Но несмотря на то что мир изменился до неузнаваемости, календари сошли с ума, а колючие заросли укрыли замок своим непроницаемым покровом, сохранилось кое-что, надежно и точно отсчитывая ход времени.

Это был звон загадочного, неизвестно где находящегося колокола. Он отмечал наступление нового года заточения в замке, и тогда на протяжении, казалось, нескольких дней раздавались медленные удары, медный гул которых долго не затихал потом в коридорах замка, доводя всех его обитателей до дрожи и отчаяния. В эти дни и простолюдины, и придворные, и сама Аврора пытались спастись от жуткого колокольного звона – кто затыкал себе уши клочками овечьей шерсти, кто прятал голову под подушку. Даже Малефисента, казалось, скрежетала зубами от раздражения.

Еще одним свидетельством хода времени – весьма приблизительным, конечно, но достаточно надежным – были странные, можно сказать, загадочные даже, превращения, происходившие с Малефисентой. С каждой новой, прошедшей после очередного бала неделей, королева начинала выглядеть все более изможденной, дряхлеющей и даже стареющей буквально на глазах. Но едва заканчивался новый бал, королева вновь выглядела полной сил, энергичной, помолодевшей. Оживали, крепли, расцветали пышным цветом и магические способности Малефисенты, поэтому в первые две недели после бала и волшебная еда была вкуснее и разнообразнее обычной, и новые развлечения в эти дни изобретались, появлялась новая одежда, наполнялись различными припасами кладовые. В эти дни жизнь в Терновом замке становилась вполне сносной, почти нормальной, пожалуй.

Но вот месячный лунный цикл переваливал за середину, и с каждым днем королеву все сильнее начинала охватывать усталость, все темнее становились круги у нее под глазами, во всех движениях начинала сквозить вялость, переходившая к очередному балу в апатию.

Нет, волшебная еда по-прежнему продолжала появляться на столах обитателей замка, но блюда становились безвкусными, похожими одно на другое. Бледнее становился и волшебный свет в каминах, фонарях и канделябрах. Теперь обитатели замка старались держаться поближе к свету, пораньше ложились спать, и всех охватывал страх при неожиданной мысли о том, что можно в любой момент быть выброшенным за пределы замка. Люди начинали терять всякую надежду, погружались в тоску, бесцельно слонялись молчаливыми мрачными тенями по сумрачным коридорам замка.

Как правило, именно в такие дни вдруг пропадал кто-нибудь из обитателей замка, и спустя какое-то время находили его труп.

Последние несколько дней перед балом весь замок погружался в сонное оцепенение. Крестьяне переставали ухаживать за своими садиками и овцами, слуги переставали смахивать пыль, а у придворных вельмож не хватало сил, чтобы выговаривать им за это. И вот именно в один из таких ужасных дней Малефисента всегда просила Аврору спеть.

Для всех.

Все обитатели замка собирались в большом зале. В первых рядах, на стульях и мягких подушках – знать, за ними дворяне рангом пониже, еще чуть дальше ремесленники и торговцы, у самых стен толпились крестьяне.

Аврора выходила вперед, вставала лицом к залу, и вместе с первой прозвучавшей нотой все слушатели сразу же забывали о своем страхе, заточении, о нависшем над ними безумии.

Принцесса пела часами, хотя ей совершенно не хотелось кого-нибудь видеть, а уж петь и подавно.

Приближался очередной бал, и Авроре вновь предстояло сегодня петь перед публикой.

– Я не могу. На этот раз я правда не смогу, Лиана, – сказала Аврора. Она сидела, чуть сгорбившись, в своем любимом кресле с розовыми подушками, плохо причесанная и бледная.

Лиана смотрела на принцессу спокойно, даже бесстрастно, и, пожалуй, была единственной в замке, кто не страдал от уныния и слабости.

– Вы должны, ваше высочество, – ровным тоном ответила Лиана. – Люди устали. Людей необходимо отвлечь.

– Отвлечь? – переспросила Аврора, услышав необычное для ее фрейлины словечко.

– Ну, да, отвлечь, – повторила Лиана, взяла щетку и принялась расчесывать принцессе волосы. – Отвлечь от депрессии, уныния, от всего, что там еще их угнетает. И не думайте, что вы тем самым делаете кому-то одолжение. Ваша королева просит вас спеть, и вы должны с радостью исполнить ее просьбу. С радостью, понимаете?

– Да понимаю, понимаю, – вздохнула Аврора. – Просто, видишь ли, Лиана, я ненавижу… Да, ненавижу стоять на глазах у всех… и петь. Я много пою, это правда. Но для себя. Это совсем другое – петь для себя. А там я выставлена на всеобщее обозрение… Брр!

– А вы с другой стороны на все это взгляните, – предложила Лиана. – Поймите, вы – принцесса, вы – путеводная звезда для своих подданных. Вы обладаете красотой, и талантом к пению, и королевский титул у вас есть, и волосы… Восхитительные волосы. Так что, хотите вы того или нет, но быть на виду у всех – это, можно сказать, ваш долг… Да, и кстати о волосах…

Она взяла в руку длинную золотистую прядь волос Авроры и начала их расчесывать.

– Не просила я ни красоты, ни умения петь, ни волос… – пробормотала Аврора. Она вытащила из сумочки синее перо и принялась бесцельно крутить его в пальцах.

– Так никто и не просит того, что ему дается, – ответила Лиана. – Это уж как повезет. Я вот тоже не просила ни своих черных волос, ни неуклюжих ног, ни того… что у меня еще есть. И оказаться там, где я сейчас, не просила. И стать тем, кто я есть, тоже. Признайтесь честно, а вы хотели бы родиться, например, служанкой, которая моет и трет целыми днями? Или здешним крестьянином, который только делает вид, что все еще выращивает что-то на своем клочке земли? Жалкие глупцы эти крестьяне, вот что я вам скажу, ваше высочество. Строят, как я слышала, наивные планы разводить своих идиотских овец, которые у них сохранились в этом… как его… живом уголке. Сохранить хотят породу, дураки. И лошадей разводить тоже хотят.

– А ты не очень-то любишь животных, да? – понимающе улыбнулась Аврора.

– Нет, возможно, они для чего-то и нужны, наверное, – пожала плечами фрейлина.

– А вот я просто обожаю животных, – призналась Аврора. – И очень хочу, чтобы их в замке стало больше. Хочу… – Она замолчала, вспомнив о том, что говорила ей Малефисента по поводу желаний. Особенно несбыточных. Лиана с интересом наблюдала за принцессой, и Аврора на ходу круто сменила тему: – А у тебя самой… было когда-нибудь свое животное? Ну, там, где ты выросла…

Лиана перестала расчесывать волосы, на лице у нее появилось мечтательное выражение, которого Аврора не видела никогда прежде. Было похоже на то, что Лиана погрузилась в воспоминания.

– Да… – после долгой паузы ответила она. – У меня когда-то была птица… Ворон.

Аврора удивилась, однако прерывать Лиану не стала, ей было безумно интересно узнать о прошлом своей фрейлины. О прошлом, о котором Лиана не рассказывала никогда и никому.

– Он выпал из гнезда, когда был еще совсем птенцом, – продолжила Лиана. – Я подобрала его. Принесла домой. Выкормила.

Руки Лианы совершали непроизвольные движения, словно комментируя ее слова – укладывали невидимую птицу на невидимую ткань, заворачивали, осторожно поднимали, чтобы унести с собой.

– Он выжил. Вырос сильным здоровым вороном с иссиня-черными перьями и ярко-желтым клювом. А какие у него были сияющие глаза! Он, как собачка, ходил за мной повсюду. Сидел у меня на плече, когда я читала. Или на спинке стула, когда я обедала. Он всегда был со мной… всегда…