Мысль приходит ему в голову, пока он возвращается в относительную безопасность: Вспомню ли я хоть что-нибудь, когда проснусь?
И ещё одна: Когда я проспал тридцать шесть часов, снилось ли мне что-нибудь, а я просто забыл об этом?
И ещё одна: Буду ли я думать, что могу спокойно спать, потому что, проснувшись, не вспомню, каково мне было во сне?
Что-то однозначно не так, но в его чутьё молчит, и, значит, это не может быть реальностью. Мысль даёт ему прилив уверенности, так что он продолжает двигаться вперёд, ведомый чем-то внутри, подсказывающим, что нужно идти дальше, хотя, по сути, ему этого не нужно.
Питер подходит к паукам. Он бесстрастно смотрит на чёрную шевелящуюся массу бесконечных лапок. Мерзко, да, но…
Взгляд цепляется за что-то белое. Он наклоняется, чтобы рассмотреть поближе, и пауки расходятся в стороны.
Череп. О, ну ладно. Он уже проходил через это. Он фыркает, выпрямляясь. Если это худшее, что может выкинуть его разум…
Но вот одежда на скелете кажется Питеру странной. Знакомой, осознаёт он мгновением позже. Особенно две дыры на месте сердца и кровавые пятна вокруг. Он наклоняется, приподнимает ворот куртки, и всё оказывается ещё хуже, когда он видит очень, очень определённую рубашку, которую, он точно знает, что где-то видел.
Череп начинает обрастать плотью, медленно и неровно, и Питер вскрикивает, узнавая своего дядю. Только теперь он стоит над ним не с ужасом, беспокойством и ненавистью к себе, бессвязно бормоча слова утешения, пока дядя буквально умирает у него на руках, но с нездоровым любопытством вроде, ох, ну надо же, разве не захватывающее зрелище.
Он отползает назад, прочь от разлагающегося тела. Оборачивается и видит, что туман застлал всё вокруг, полностью скрывая за собой окружающее пространство. Теперь, когда онлайн находятся только пять из его чувств, он не решается погрузиться в него.
– Это не реально, – шепчет Питер, выравнивая дыхание. Он во сне, не то чтобы ему нужно было дышать, правда? Но всё равно он успокаивает себя, зажмуривается и трясёт головой, отгоняя наваждение. Когда он открывает глаза, тело всё ещё перед ним. – Это не реально.
– Может и нет, – отвечает ему голос Бэка, – но твои чувства реальны, ведь так?
Питер вскакивает на ноги, оглядываясь по сторонам в поисках источника. Он сам и его мёртвый дядя теперь окружены зелёным туманом и клубами дыма, любые другие пути полностью скрыты от него. Питер напряжённо бросает взгляд на мертвеца, и, игнорируя голос, который, кажется, исходит от самого Господа – вездесущий, звучащий отовсюду – вновь напоминает себе:
– Это не реально.
Но теперь он чувствует, как колотится его сердце, и, он готов поклясться, слышит такой же стук из разлагающейся груди дяди Бэна.
– О, всё в порядке, – небрежно отмахивается Бэк. – Он уже мёртв. Тут ничего не изменить, я прав? Не то что с живыми. Их будущее может толковаться по-разному.
У Питера перехватывает дыхание, когда он снова поворачивается в сторону мертвеца и видит, что он изменился. Одежда другая, воздушная и летняя, никакой крови, но она вся измазана в грязи. Одна из его масок удобно натянута на голову, на шее висит петля, сделанная из его паутины, голова неестественно повёрнута. Из-под маски торчат концы длинных тёмных волос.
– Что это за хрень? – спрашивает он, поворачиваясь туда, откуда, как ему кажется, доносится голос Бэка. – У тебя никогда не было проблем с моей тётей. Зачем впутывать её в это?
Не разговаривай с ним, как будто он действительно здесь, мысленно пинает себя Питер. Его нет. Ты знаешь, что его здесь нет. Только ты, и ты психуешь, что подверг опасности семью и друзей, и ты поделишься этим с психологом. Прекрати разговаривать и проснись наконец.
Ответа не следует, и он не знает, успокаивает его это или же наоборот. Туман и дым начинают рассеиваться. Позади него нет тела. Нет пауков. Нет разбитого стекла или грязной дороги. Он там, откуда начал идти, у порога дома Роуди на пустынной, тихой, безопасной улице, зелёной, влажной и освещённой уличными фонарями.
– Лаааадно, – тянет Питер, оглядываясь по сторонам.
У него нет ключа или какого-либо другого хитрого способа попасть обратно, но зато он знает, что двери на балконе не были закрыты, так что он карабкается по стене на этаж Роуди и оказывается в квартире. Он стряхивает грязь с ног, прежде чем войти внутрь, затем тихо проходит в ванную, где он хотя бы может их как следует помыть.
При ближайшем рассмотрении на ступне обнаруживаются два небольших пореза, там, где он ранее наступил на разбитую бутылку. Он нажимает на них. Немного пощипывает, и на коже выступает пара капель крови. Питер хмурится, нагибаясь ближе к ступне; он что, и вправду наступил на стекло, пока бродил по улице, или это всё ещё сон?
Просто переживи эту ночь, говорит он самому себе, пока по ногам стекают струи воды. Ты проснёшься утром, будешь чувствовать себя отдохнувшим и не сумасшедшим и сможешь действительно взяться за свои проблемы. Это твой главный приоритет. Продолжай заботиться о себе и ты сможешь справиться с чем угодно.
Он становится ногами на мягкий коврик в ванной, наслаждаясь приятным ощущением крупного ворса на чистых ногах. Ему кажется, что он может отключиться прямо здесь и сейчас, но упрямо доходит до гостевой комнаты, наконец хорошо уставший, и засыпает, стоит только голове коснуться подушки.
Мягкий свет из окна будит его. Питер довольно мычит, переворачивается на живот и зарывается лицом в подушку. Он просто полежит ещё пять минут, ведь сейчас лето, и никто не может сказать ему вставать рано, и ему так уютно, и он помнит свой сон этой ночью и просто хочет полежать в тишине без очередного приступа истерики.
Лежать в кровати без фокусов со стороны его сознания. Звучит неплохо.
Но вставать надо хотя бы потому, что он больше не может лежать в кровати, и его сон закончился, но ещё он помнит, что обещал себе двигаться вперёд. Сейчас уже Второй День, и он не собирается выходить на улицу или смотреть новости, но, может, будет безопасно позвонить тёте Мэй.
Почему он не сделал этого раньше? Не то чтобы они могли отследить его с телефона Роуди, верно?
Питер хмурится. Кто они?
Он выходит из комнаты, и его приветствует середина утра и, как следствие, отсутствие Роуди. Он позволил мне поспать подольше, с улыбкой думает Питер.
Скорее всего он это сделал потому, что когда ты последний раз не спал, ты попытался его убить.
Эй. Хватит. Прекращай.
Питер встряхивает головой, словно это поможет выбить оттуда негативные мысли. Он поработает над этим, он знает. Хэппи говорил ему, что даже у мистера Старка постоянно были сомнения насчёт своих поступков, и это стало для Питера открытием, заставившим его задуматься, был ли он в подобной ситуации. Ему стоит спросить об этом Роуди.
Но сперва он найдёт домашний телефон – задача, которая оказывается на удивление сложной, ведь трубки нет на базе. Её нет на столах или кухонных тумбах, под мебелью или среди диванных подушек или в холодильнике (зачем он вообще проверяет холодильник?). Только забравшись с ногами на столешницу и заглянув в самый высоко расположенный шкафчик, он, наконец, находит её, затолканную в дальний угол.
Странно, думает Питер, но решает не придавать этому значения.
Вместо этого он задаётся другими вопросами: Роуди военный, они будут прослушивать его звонки, ведь так? Он подписывал Соглашение, может, это даёт им право слушать все его разговоры? Может, этот телефон ему только для вида? Есть ли здесь где-нибудь личный телефон? Стоит ли мне подождать?
Но сквозь все его мысли прорывается один вопрос: Кто, чёрт возьми, эти они??
Питер снова трясёт головой, на этот раз более яростно. К чёрту. Он хочет поговорить с тётей и перестать думать о том, как весь мир объявил на него охоту (несмотря на ряд улик, говорящих об обратном). Он позвонит ей.
– Алло? – спрашивает голос тёти Мэй, и Питер едва не теряет равновесие от облегчения.
