– Скажи пап, правду говорят, что ты бессмертен?

На лице Эвана не отразилось и тени того, что он расслышал то, о чём его спросил сын. Они сидели в сгущающихся сумерках под огромным старым раскидистым дубом, чуть поодаль в поле горели костры, возле которых хлопотали женщины и дети, готовя пищу для теперь уже немногочисленного мужского населения. Отец словно вглядывался в лица оставшихся в живых сельчан. Не более полусотни людей уцелело от некогда процветающего посёлка диурдов, насчитывавшего до трехсот семей. Внезапно в его глазах отразилась безмерная усталость, лицо сразу как-то осунулось и постарело. Элекс никогда прежде не видел его таким, и он заёрзал на месте, ощутив бестактность своего вопроса. Когда он уже потерял всякую надежду на то, что отец вообще заговорит с ним, прозвучал запоздалый ответ. Эван говорил тихо, стараясь, чтобы его громкий голос не разносился слишком далеко по округе.

– Нет, я не бессмертен. Молодость, как и старость, дается однажды, а пережить хочется и то и другое. Бессмертным я быть не хочу. Но кто наговорил тебе такое? – неожиданно закончил он.

– Слышал давно, от кого уже не помню, – слукавил Элекс, невольно при этом краснея.

– От старого Варгена, наверное, – без особого труда прочтя его мысли, сказал Эван. – Он не прав. Я не бессмертен. Из ныне живущих мало осталось людей подобного мне происхождения. Просто удачная генная комбинация, когда встречаются два народа, разделённых тысячелетиями. Я был одним из немногих, рождённых от подобного брака. Твоя бабушка – моя мать вполне могла бы дожить до сегодняшнего дня, но она выбрала иной путь.

Оборвав сам себя на полуслове, отец вновь погрузился в раздумья. Но у Элекса осталось ощущение, что не в происхождении дело. Отец, явно не желал говорить о чём-то важном, от чего хотел уберечь сына. Решив, что удачный случай впредь может представиться не скоро, он решил «ковать железо пока оно горячо».

– А, правда ли то, что Варген сказал? Будто бы ты спас планету?

– Так все-таки Варген? – усмехнулся Эван. – Тебе надлежит учиться прилежнее, может он передаст тебе умение мысленно заглядывать в прошлое.

– Так вот откуда он знает! – вырвалось у Элекса.

– Он очень талантлив и умел бы значительно больше, если бы не забывал то, чему учил его я – не злоупотреблять вином! Но, коли уж зашёл этот разговор, то так и быть, скажу. Твой учитель неверно истолковал свои мысленные исследования. Я всего лишь помог твоему прадеду и праматушке уцелеть в противостоянии с «чёрными», а спасение планеты – только их заслуга. Насколько мне известно, это единственная поправка прошлого диурдами. Мне тогда здорово досталось от отца, но не мог же я допустить, чтобы «чёрные» отбросили нас на тысячелетия назад!

Элекс, затаив дыхание, с особым интересом приготовился внимательно слушать: не часто отец удостаивал его подобных откровений, и что-то подсказывало юноше, что он услышит сейчас нечто неведомое никому другому.

– Я никогда не рассказывал всего этого потому, что не хотел лишать надежды ни тебя, ни кого бы то ни было из них, – Эван кивнул в сторону односельчан. – Коли вчера ты заявил, что уже взрослый и тебе целых шестнадцать… то знай! Возможности твои, да и ничьи из ныне живущих, не приблизятся к возможностям наших предков, называвших свой дом – Ладой, то есть – прекрасным. Твоя мама, сынок, иного происхождения, нежели моё, ей не присущи какие-либо особые возможности. Ты, как и большинство диурдов – наших современников, потерял часть сил, которыми наши предки владели в совершенстве. Следующие поколения ослабнут ещё больше, как это ни прискорбно. Я не самый-самый среди них, я просто стар, – остаток былой эпохи.

Элекс едва верил своим ушам. Вот уж действительно, лучше чего-то не знать и жить в неведении, чем нести груз подобной правды на своих плечах.

– Если я правильно понял, отец, диурды проигрывают в борьбе с «чёрными»?

– Это, не совсем правильно, сынок. Пока кровь ладийцев струится в жилах хотя бы одного человека, мы не проиграли. Цель наша достижима, но сильно растянута во времени: учить всех людей добру и любви, просвещать их и подтягивать до своего уровня. Только тогда откроется возможность людям достичь былого могущества. Только тогда вновь возродится Лада и, засияв как прежде, согреет Вселенную своим неиссякаемым теплом. Существует древний сказ, о рождение мира в глубинах времен, в дали безвозвратно ушедшей.

Когда ещё не было ни тверди широкогрудой, ни свода небесного, ни океана седого, ни бессмертных богов, ни рода людского, тогда только Серое Нечто царило в пространстве беспредельном этом, словно в кипящем котле, смешивая стихии могучие. И не было в пространстве беспредельном силы, способной управиться с этими стихиями, беснующимися от отчаяния и бессилия сотворить хоть что-нибудь разумное.

Настал миг, и в Хаосе этом возникла могучая сила притяжения – Любовь. Она соединила стихии в пары Гармоничные, неразлучные: Огонь и Воду, Воздух и Пространство-Межзвёздное, Свет-Лучезарный и Ночь-Мрачную. Лада-Земля рождена была стихиями этими, она же, в свою очередь явилась матерью людям и всему живому.

Долго ли, коротко ли царила идиллия Гармоничных стихий – не ведомо, поскольку времени не существовало для стихий вечных. Только те, что без пар остались, из-за характера строптивого, Любовью обойдёны оказались.

Завистью, Злобой и Ненавистью возглавленные, призвали они в своё воинство Ужас, Страх и Кошмар. За то, что совместно разумное творить-сотворять не могли научиться, в отместку, объявили всем Любовью стихиям соединённым – Войну – создание своё уродливое, целью задавшись – всё обратить к Хаосу изначальному, за что и прозваны были Хаотическими.

Вовремя не спохватились стихии Гармонические, казалось им, что ничто не может угрожать их идиллии. Собравшись воедино, успели они от высших миров, ими уже созданных, отсечь воинство Завистливое, барьер воздвигнув испепеляющий.

Но, Лада-Земля уже границей двух противоборствующих сил стала. Не могли Хаотические проникать в миры высшие, а Гармоничные не желали спускаться в миры Хаоса.

Яблоком раздора стихий люди Лады-Земли вовлечены в общую борьбу оказались, – слишком доверчивы они были. Кто одним, искушающим их, стихиям поверил, – Хаос богом своим называть стали. Кто Любовью отмечен был – предпочёл стихиям Гармоничным в единении общем сотворчествовать.

Опечалилась Мать Лада-Земля, не стало ей покоя от кровопролитных войн детей своих, вот-вот уничтожат до последнего себя сами. Тогда и было создано для людей время, чтобы не бесконечно пребывали они в раздорах, туманом Хаоса наведённом; чтобы те из людей, кто Любовью отмечен, подняться смогли бы в миры высшие, а кто с туманом в голове время своё провёл, под мороком находясь,– переосмыслить жизнь короткую и усилия направить к сотворению Всеобщей Гармонии и Счастья.

Только в подъёме по спирали к Создателям Гармоничным – жизнь вечна у Человека. Спуск же в глубины Хаоса – Смерть вечная. Разумением не утруждающимся – шанс следующий.

– Пойдем, я познакомлю тебя кое с кем, – неожиданно закончил своё откровение Эван.

* * *

Когда рухнула часть бревенчатого частокола, разбитого каменным снарядом нападавших, Касс оказалась погребённой под его обломками. Решив в последний миг дождаться брата и удостовериться, что с ним всё в порядке, она выдернула свою руку из руки державшей её женщины, и контакт разомкнулся. Женщина вместе со своей дочерью переместилась в безопасное место, оставив Касс на прежнем месте. Ей повезло: бревно, повалившееся на неё, вскользь задело голову и упало попёрек другого, не придавив Касс, а только лишив сознания. Два воина заметили и извлекли её из-под завала.

– Дышит? – поинтересовался подоспевший сотник. Один из воинов опустился на колени и приложил ухо к губам девочки.

– Вроде, да, – подтвердил он.

– Присоединить к остальным? – поинтересовался второй, с готовностью извлекая из ножен на поясе короткий клинок. Но в сотнике в это время боролись два чувства: ставшая привычной беспощадная жестокость к побеждённым и жажда наживы. Главный военачальник или как было принято называть его – каган, обещал за каждого живого диурда десять монет серебра. На такие деньги сотник мог позволить себе по окончании похода месяц кутежа с вином и женщинами лёгкого поведения в любом портовом городке. Раздумья были не долгими, жажда наживы победила.