— Да, и я отвечаю мыслями. Ты предполагаешь сделать нечто оскорбительное для Птолемея и ужасающее для Гор-энт-йотфа, и из-за этого жрец может убить тебя. Или, возможно, заставить женщину убить тебя. Такова ли ситуация?

— Это так.

—Я нахожу это весьма тревожным. Очевидно, я не понимаю ваших обычаев. Пожалуйста, объясни.

— Это очень сложное дело, о, гость издалека. Может, продолжим за пирожными и вином?

— Четырнадцать процентов CH₃CH₂OH?

— Прошу прощения, не понял?

— Просто размышляю вслух. — Очень приятно, Эратосфен. Просто дай мне закрыть корабль.

*      *      *

10. Ремонт

— «У каждого свой обычай», — подумал Эратосфен. — «Мы, греки, едим, откинувшись на кушетке. Египтяне сидят в креслах. Но ты стоишь».

— «Так всегда», — ответили мысли его гостя. — «Мы стоим, чтобы есть, пить, учиться, работать, даже спать. Наша скелетная структура требует этого». Его рука в перчатке сжала кубок с вином и поднесла его к губам через щель в вуали.

Грек услышал «клац», когда металлический кубок ударился обо что-то твердое. — Что ж, тогда, давай, посмотрим на твои потребности. Во-первых, полоски клейкой ткани. Ленты, как вы их называете. Этого у нас в избытке. Это обычай страны, чтобы использовать их в качестве повязки, чтобы оборачивать тела мертвых, при подготовке к погребению. Он держал кусок белой ткани. — Это довольно тонкое полотно, сотканное изо льна. Каждая египетская семья бережет лоскутки ткани для неизбежных похорон. Куски разрывают на полосы: узкие полосы для пальцев, более широкие — для конечностей и туловища. Он оторвал полоску и протянул ее Хору, который внимательно осмотрел ее.

— А почему она прилипает? — спросил его гость.

— Их макают в жидкий бальзам. Через пару часов все становится жестким.

— Это должно сработать, — сказал Хор. — Теперь о масле.

— У нас есть несколько видов: оливковое масло из плодов оливкового дерева. Оно используется в кулинарии и в наших светильниках. Касторовое масло... несколько сортов. Это из касторовых бобов. Оно имеет целебные свойства, а также является прекрасной смазкой. Армия использует его для своих колесниц. И льняное масло, которое мы кипятим, а затем используем в красках и лаках.

— Давай назад. Это касторовое масло... есть ли рафинированный сорт?

— Действительно, есть. Его оседают древесным углем и фильтруют через тонкое полотно.

— Я бы хотел попробовать. А теперь еще кое-что. Немного щелочи.

— Щелочи...? Геометр нахмурился.

— Карбонат натрия вполне подойдет. Хм. С этим немного хуже, не так ли? Как это описать... дай подумать. Эта вещь горькая по вкусу, очень растворима в воде, придает красному вину синий цвет. Шипит в уксусе. Можно варить с жирами и маслами, чтобы сделать мыло…

— О! Конечно! Натрон! Мы используем его при бальзамировании. Он помогает высушить труп. Но как бы ты использовал натрон в своем корабле?

— Просто. Во время бодрствования на моем корабле мои легкие выделяют отработанный газ, который мы называем углекислым газом. Он может стать токсичным, если позволить достичь высоких концентраций. Щелочь поглощает его.

— Ну, тогда я думаю, что следующим шагом будет собрать эти вещи и отнести их на твой корабль. Я позову слуг. Нет, я не могу, они все в городе, празднуют Новый год. Ты, я и Не-тий сделают это.

— Это даже к лучшему. Меньше риска для корабля.

В той мере, в какой апломб геометра покинул его, на данный момент почти весь он уже вернулся. — Как ты, возможно, прочитал у меня в голове, один из наших библиотечных служащих имеет обыкновение проверять каждый прибывающий корабль в поисках новых книг для копирования. Интересно…

— А, мой друг. У меня есть десятки книг, но, ни одной на земном языке. Обслуживание ионных двигателей... Сборник безвоздушных миров... Эксплуатация контейнера сна. Некоторые с голограммами, для которых тебе понадобится лазерный считыватель. Но вот что я тебе скажу. Тебе нравятся карты. Прежде чем я окончательно покину тебя, я дам тебе что-то вроде карты.

— Вполне справедливо.

Часом позже Хор, Эратосфен и Не-тий намотали последние льняные ленты на гидравлические трубки, наполнили опустошенный масляный бак и закрепили амфору с натроном в камере корабля.

— Бальзамической смоле потребуется пара часов, чтобы вулканизироваться и затвердеть, — сказал Эратосфен. — И очень скоро я должен быть во дворце Птолемея. Могу я предложить тебе присоединиться ко мне?

— Разве я не буду каким-то образом влиять на тебя?

— Хм. Ты немного выше среднего роста. Тем не менее, просто держи накидку на своем теле. Я скажу Птолемею, что ты иностранный гость и ваша религия требует прикрытия.

— Не обидно ли тебе, хозяин, что я скрываю от тебя свое тело таким образом?

улыбнулся. — Поскольку ты мой гость, мне приятно, что ты поступаешь так, как считаешь нужным. Он поклонился. — Сюда, к колеснице.

*      *      *

11. Птолемей на своем балконе

Эта ночь летнего солнцестояния была началом трех недель безумного празднования подъема реки. Птолемей Второй, которого звали Филадельф, стоял на балконе и смотрел на королевскую гавань. Прикрыв глаза ладонями, он едва мог различить крошечный огонек, медленно раскачивающийся в темноте. По его просьбе капитан закрепил фонарь на верхушке мачты королевского баркаса. Зачем? Без объяснения причин. Он просто сказал сделать это, и это было сделано. На самом деле это был знак обещания самому себе — завтра он будет на этом судне, направляющемся на юг по Нилу, и все государственные заботы отступят за корму.

В течение пяти тысяч лет правители Египта совершали это путешествие. Традиция гласила, что когда солнце прекратит свое путешествие на север, фараон отправится в путь, проплыв весь путь до Фив, чтобы обеспечить надлежащее наводнение. Если бы фараон не отправился, таким образом, по лону Хапи, река не поднялась бы. Если бы река не поднялась, не было бы ни посева, ни урожая. Голод охватит всю землю. Сборщики налогов собрали бы мало или вообще ничего. Армия не могла быть оплачена. Династия могла бы пасть.

Суеверный вздор?

Кто он такой, чтобы так говорить?

Лучше всего было согласиться с этим. Во всяком случае, он всегда с нетерпением ждал длительного путешествия по реке. Ему просто хотелось, чтобы Арсиноя была жива.

Шум на улицах внизу привлек его внимание к параду танцующих факелов. Ежегодная зараза распространилась даже сюда, в охраняемое спокойствие королевского квартала. В каком-то смысле это было тревожно, но в целом успокаивало, что люди были довольны тем, что остались в своей многотысячелетней колее. Ни бунтов, ни революций, ни маршей против амбаров для хранения зерна. Во всяком случае, не на этой неделе. Пусть течет пиво!

Он оглянулся, когда женщина в элегантном льняном платье и накидке раздвинула занавеси и вышла, чтобы присоединиться к нему. Густой черный парик, искусно присыпанный золотой пудрой, ниспадал на ее плечи. Она была его наложницей месяца. Ее звали Пауни, она была дочерью знатного дома. Он называл их в честь текущего египетского месяца. Только так он мог связать имена с их прекрасными лицами. Так было и после смерти Арсинои, его настоящей сестры-жены, двадцать лет назад. По греческим представлениям, этот брак был инцестом, но это было вполне в традициях фараонов. Ирония судьбы — на языке реки слово «наложница» означало «сне-т», что означало «сестра».

— «Ах, Арсиноя, Арсиноя. Я очень любил тебя. Ты не должна была умирать. Это был единственный недобрый поступок в твоей жизни.

— «Уважайте их традиции. Уважайте их религию. Поклоняйтесь их богам», — сказал ему его великий отец Птолемей, полководец Александра. — «Будьте благочестивы. Вы ничего не потеряете, и вы сохраните династию». Он взял женщину под руку, и они, молча, слушали шумное веселье. — Старик был прав, — пробормотал он.

— Кто, милорд? — вежливо спросила Пауни.