Глаза старого скульптора не отрывались от него.
— Это прекрасно, — сказал гость. — Годы не омрачили ваших рук, старый друг. Ваши пальцы становятся еще более умелыми, если это возможно. Он вытащил из кармана плаща кошелек и бросил его на прилавок. — Остаток.
Прафикл не сделал ни малейшего движения к маленькой кожаной сумке. Он сказал: — Поручение было интересным, особенно в том, что не было поручено.
— В ваших словах нет смысла.
— Земля, которую будет держать Атлант... где она? Кто ее будет поставлять?
— Я позабочусь об этом.
— А какой формы она будет? Он позиционирован так, чтобы держать диск, или цилиндр, или квадрат. Или, возможно, даже сферу.
Эратосфен улыбнулся. — Как вы полагаете, добрый Прафикл?
— Два к одному, что вы доложите Его Величеству, что Земля имеет форму диска. Даже есть шанс на цилиндр. Три к одному против квадрата. Десять к одному против сферы. Он подтолкнул мешочек с оплатой обратно к Эратосфену. — Просто дайте мне подсказку, — прошептал он. — И оставьте себе ваш кошелек.
Геометр усмехнулся, отодвинул деньги и поднял маленькую статуэтку. — Я буду молиться богам, чтобы они сохранили ваше дело, старый друг.
Он вышел и продолжил путь на запад, приближаясь к гавани Эвностия.
* * *
5. Гороскоп
Он вспомнил одну из великих речей Перикла, когда подумал, что ее вспомнил (и, вероятно, немного отшлифовал) Фукидид.
«Каждый из наших граждан во всех многообразных аспектах жизни способен проявить себя полноправным господином и хозяином своей собственной личности, причем сделать это с исключительным изяществом и исключительной разносторонностью».
Что ж, Перикл, возможно, так было и с тобой, и с твоими афинянами, но со мной все по-другому. Когда моя ничтожная карьера, сама моя кожа! — это риск, я не чувствую ни изящества, ни гибкости. Мне страшно. Ибо у меня уже есть ясное представление о том, как будут выглядеть мои расчеты. Когда я сделаю свой доклад, очень многие люди будут очень, очень расстроены. Гор-энт-йотф предупредил меня, чтобы я не делал никаких измерений, связанных с Солнцем. — Это ересь, — сказал священник. — Даже грек, находящийся под покровительством монарха, не может безнаказанно нарушать наши религиозные законы.
Так почему же я здесь, на этой улице, в такой час? Я прекрасно знаю, почему.
Но я не должен показывать своего беспокойства. Что подумает Маркар? Мы с ним вместе учились у стоика Аристона в Афинах. После этого наши пути разошлись. Но теперь мы снова в Александрии.
Ах, Маркар, ты человек из Месопотамии, наполовину мистик, наполовину фигляр. Какая часть доминирует? Неважно. Мы всегда могли поговорить друг с другом.
И теперь пришло время быть осторожным. Не против грабителей или карманников. Проблема была совсем не в этом. Проблема была просто в том, что сейчас он находился на улице математика Халдея, и его бы так быстро не узнали. Что бы сказал добрый раввин, если бы увидел, как высоко рациональный геометр входит в лавку астролога? Святой человек, несомненно, разразился бы своим заветным смехом!
Эратосфен натянул плащ на лицо и пошел неузнаваемой шаркающей походкой. Он был уже на полпути по улице, когда маленькие грязные мальчишки начали дергать его за тунику. — Милорд! Прекрасные картинки! Обнаженные дамы! Все в разных позах! Самые лучшие! Картинки написаны прямо из гарема Птолемея. Нет! Прямо из секретных свитков Эратосфена в библиотеке! Никаких картинок! Настоящие живые женщины! Не надо ждать! Дешево! Моя непорочная мать! Всего двадцать драхм!
Клянусь Зевсом и Герой! Он бросился на них, но они проворно разбежались, как стая водоплавающих птиц.
Сильная рука схватила его за рукав. — Сюда, старый распутник!
— Маркар! Он вошел в переднюю, и хозяин захлопнул за ними огромную дверь.
— Спасибо, старина. Я все равно собирался к вам зайти.
— Я знаю. Он указал на стол и стулья.
— Вы всегда так говорите. Вообще-то, вы и понятия не имели, что я сегодня вас навещу.
— Может быть, и не сегодня. Но уже скоро. Вы говорите, что не верите в звезды, августейший Эратосфен; и все же вы пришли сюда, потому что не совсем уверены. Вы любопытны. Он налил два кубка персидского вина. — Так чего же вы хотите от меня?
— Ничего. Всё.
Астролог слабо улыбнулся. — Перевод: предсказывает ли ваш гороскоп что-нибудь ужасное в вашем ближайшем будущем?
Геометр бросил на него тяжелый взгляд. — Ну и что?
— Но ответ был бы для вас бессмысленным, друг, потому что вы не верите, ни в астрологию, ни в гороскопы, ни в звездные судьбы.
Эратосфен вздохнул. — Вы правы, знаете ли. Я не могу принимать его в обоих аспектах. Я не могу осуждать гороскопы на одном дыхании и просить свой на следующем. Но я всегда рад вас видеть, Маркар. Он начал подниматься.
Халдей жестом велел ему сесть. — Не так быстро. Помедлите немного. Кому нужна полная вера, старый друг? Не мне. И вообще, что такое вера? Любопытная смесь традиций, искаженных фактов, суеверий, предрассудков и предубеждений. И, время от времени, возможно, немного правды, добавленной, чтобы полностью запутать картину. Он отхлебнул из кубка. — Давайте проясним ситуацию. Я подозревал, что вы придете. Итак, сегодня утром я составил ваш гороскоп.
Грек удивленно посмотрел через стол, но промолчал.
— Вы могли хотя бы спросить, — сказал Маркар. — Вы мне очень многим обязаны.
Библиотекарь улыбнулся. — Я спрашиваю.
— Ну, тогда. Прежде всего, пожалуйста, поймите, что гороскоп не дает абсолютных предсказаний, по крайней мере, того типа, о котором вы думаете. Ни одна карта никогда не скажет вам, Эратосфен, что вы умрете завтра на рассвете. Самое большее, что скажет ваша карта, Эратосфен, что вам представится возможность умереть в такой-то день и, возможно, в такой-то час.
— Продолжайте, — тихо сказал его гость.
Месопотамец пожал плечами. — Вы доставили богам много хлопот в последние дни, и я думаю, что даже сейчас вопрос не решен полностью. Я вижу Гею, Богиню Земли. Вы бы раздели ее догола. Вы бы сказали, что ее размер и форма такие-то и такие-то. Я вижу Кроноса, бога времени. У вас была бы прекрасная обнаженная Гея, поворачивающаяся, поворачивающаяся под похотливым взглядом Кроноса. Аполлон стоит неподвижно в небесах и ухмыляется.
Эратосфен рассмеялся. — Как чудесно можно сказать, что Земля вращается и движется вокруг Солнца.
— Ах да. Гелиоцентрическая гипотеза. Но это только часть сложности. Научные плюсы и минусы мне совершенно недоступны, мой уважаемый коллега. Все, что я могу сказать, это проблема, которая приносит риск. Могу я быть откровенным?
— Это было бы очень приятно.
— Неправильный ответ на ваши теперешние геодезические изыскания вполне может привести к тому, что вас убьют.
— Птолемей?
— Я не могу толковать фараона... Я вижу женщину... молодую, красивую, преданную своему делу.
— Значит, вы знаете о Не-тий, которую привел в мой дом жрец Гора, Гор-энт-йотф.
— Все знают. Самка кобры в цветочной корзине. Почему бы вам не избавиться от нее?
— Чушь. Он найдет кого-нибудь другого. А пока она там, где я могу присматривать за ней.
Маркар пожал плечами. — Это, конечно, зависит от вас. Но риск для вашей жизни — не только в этом. Есть еще кое-что.
— А?
— У вас будет гость. Самый замечательный гость, издалека. Мне хочется сказать, что он бог, но я знаю, как вы относитесь к богам. Как и вам, Эратосфен, ему грозит большая беда. Но вы можете помочь ему, и он может помочь вам.
Математик усмехнулся. — Вот это, друг с болот, и есть предсказание. Конечно, через много лет. Всегда можно с уверенностью предсказать то, что произойдет через десять лет.
Маркар усмехнулся. — По приметам он прибывает в первый день Нового года.
— Вы снова за свое. Какой Новый Год? Новый год, когда Сириус впервые появляется в рассветном небе, объявляя, что Нил начнет свой подъем? В самом деле, завтра, за час до восхода солнца? Или вы имеете в виду Новый Год по нынешнему египетскому календарю, первый день Тота, до которого на самом деле еще двести дней? Я напоминаю вам, что египетский календарь основан на 365 днях, а не на 365 с четвертью, как показывают звезды, и что он теряет один полный год каждые 1460 лет. В последний раз календарь был правильным 1171 год назад. Он не будет правильным еще 289 лет с настоящего времени. Итак — какой Новый Год, благороднейший шарлатан?
