Эта неудача не помешала мне опять испытать мерзкое чувство стыда и вины. Я почувствовал себя грязным извращенцем. Так я и заявился домой.

– Котик пришел! – Маринка передразнила мамин голос. – Ну? Где был? Что делал? Что это от тебя так воняет, ты же вроде не куришь!

– Я был в кафе.

– С кем?

– С друзьями. – Я пошел в ванную умываться, сестра за мной. Мне было совестно на нее смотреть.

– А, конечно! Это они все курят, а ты просто рядом стоял. Тебе, вообще-то, Иришка звонила. Сказала, ты не отвечаешь.

– Да? Наверно, не слышал. Все, Марин, выйди. Я хочу помыться.

– Помыться? Вот это новость! – ответила она. Через пару секунд из комнаты уже доносилось ее пение.

Я вытащил из кармана телефон. Экран высвечивал два пропущенных вызова от Иришки. Как странно, раньше я всегда слышал ее звонок…

***

Все вокруг завалило снегом. Мы вышли на узкий белый тротуар и вяло поползли вперед. То есть мы с девушкой – вяло, а Воронцов – с нездоровым воодушевлением.

– Меня зовут Ярославна.

– Ярославна? Это отчество?

– Остроумно. – Она сверкнула глазами. – Всю жизнь мне приходится что-то на это отвечать.

– Прости. – он пошел на попятную. – Дурацкая шутка, верно. Ярославна… Это прямо как в «Слове о полку Игореве». Кстати, это Игорь. – Он указал на меня рукой. Судя по лицу, такое совпадение наших имен привело его в восторг.

– Ну, а тебя как зовут?

– Петя.

– Петя и Игорь.... Откуда вы знаете о Вигеланде? Я-то думала, он мало кому знаком. Я как-то видела его скульптуры, но не запомнила имени. А сегодня в универе вот в журнале наткнулась…

– Он очень даже известен. Мы недавно как раз беседовали о скульптуре и вспоминали про него.

– Вот как?

– Мы учимся на искусствоведов, – вставил я, чтобы не ломать дальше комедию. Когда это мы недавно беседовали о скульптуре? Когда трахали Дроздову?

– Правда? Это же здорово! – Она прямо просияла. Если бы я знал, что это может производить такое впечатление на девушек, я бы почаще рассказывал о том, на кого учусь. – А на каком вы курсе?

– На четвертом. А ты?

– Я на втором. Журналистика.

– О! Тебе уже выдали бронежилет? – Воронцов расхохотался, довольный своим жалким черным юморком.

Мы дошли до сквера, хотя «сквер» – это слишком громкое слово для подобного места: так, небольшой пятачок между двумя дорогами и несколько лавочек под сугробами.

– Тебя все, наверно, спрашивают что-нибудь про глаза?

– Да, конечно, – ответила ему Ярославна. – Но уж лучше бы оба они были синими. Надоело, что все, кто замечает этот дефект, меня разглядывают.

– Разве это дефект? По-моему, очень красиво.

– Ты бы сказал то же самое, если бы так не считал?

– И все-таки ты смотрела на нас в метро, –  снова заладил Петя, уходя от обвинения.

– Да. На Игоря. Это было слишком забавно: все сидят серьезные, кто читает, кто спит, а он почему-то улыбается.

Мне вдруг стало тепло.

– А потом он так смешно вскочил и помчался к дверям!

– Да, я его еле поймал.

Мы переглянулись. Носы у нас были красные, губы потрескавшиеся. Мы одновременно усмехнулись.

– Дикий мороз сегодня, – сказал я после паузы, и Ярославна потерла руки в перчатках.

– Да. Но я могу еще немножко погулять. Пока пальцы совсем не отвалятся.

– Твоим пальцам ни в коем случае нельзя отваливаться! Но мы даже не можем пригласить тебя где-нибудь посидеть, потому что уже в обед проели все деньги, правда? – Петя по привычке толкнул меня локтем. – Мы же не ожидали, что сегодня повстречаем фанатку Вигеланда.

– Ничего страшного, мне все равно скоро домой.

– Нет, погоди. Мы должны что-нибудь придумать. Что, если я приглашу вас ко мне? Правда, кроме чая у меня ничего нет. Здесь недалеко.

– Ты живешь поблизости?

– На «Измайловской». Три минуты от метро.

Меня пробрала дрожь. Я уже забыл, чего можно было ждать от Пети. Ярославна согласилась на его предложение, и внутри меня что-то опять начало метаться и бунтовать. Все шло не так, как нужно. Она не должна была соглашаться. Она не должна была ехать с нами. Беги, дуреха!

«Ладно, – сказал я сам себе, – если Петя станет распускать руки, я его остановлю».

От этого обмана мне сразу стало легче.

Я познакомился с Петей в институте. Мы попали в одну группу и сразу нашли общий язык. О, да! Малодушные слизняки обрели друг друга. «Ботать» мне предназначалось с самого рождения, семья-то, как-никак, интеллигентная. А в Петиной судьбе просто случился незапланированный сбой. Воронцов познакомил меня со своими друзьями. Григорий, Иришка, Вадик – это все они. Из моих личных знакомых там только Серега Морозов, и все. Друзья его, тоже, кстати, были «на удивление». Если б я ничего о нем не знал, то подумал бы, что такой тип скорее ошивается по подворотням и смело катится вниз по наклонной, а не просиживает штаны в Третьяковке.

Петя, в отличие от меня, учился на бюджете и постоянно где-то подрабатывал, потому что очень нуждался в деньгах. Самой большой его слабостью были дорогие коллекционные книги об искусстве, на которые он за раз мог потратить всю зарплату. Я видел, как он сидит над ними. Водит длинными пальцами по глянцевым страницам, но чувствует шероховатость фресок или наслоение густых мазков на холсте, глядит и не может наглядеться. Что еще сказать? Мы учились прилично, в меру прогуливали, в меру запаздывали со сдачей курсовых, но исправно посещали все выставки, ходили на встречи с художниками и даже с писателями, поэтому считались студентами, подающими надежды. У Пети были большие глаза, он верил снам и каждый раз рассказывал их мне. Неправдоподобную ахинею с кучей деталей и слишком уж логичным поведением всех и каждого в его сне. А еще он заливал все вокруг кровью, которая постоянно шла у него носом.

…Мы очень скоро добрались до Петиного дома, и теплый подъезд показался райским курортом. Мне нравилось, как пахло в этом подъезде, – свежей побелкой и плесенью. Здесь как будто витал дух старинных подземелий, маленьких европейских музейчиков, уводящих в подвалы с земляным полом. Я только собирался блеснуть воспоминаем о музее Унтерлинден в Кольмаре (ведь девчонка так живо реагировала!), но пока собирался с духом, Петя меня опередил.

– Вообще-то тут живет моя бабушка, – сказал он, доставая ключи от квартиры. – Но сейчас ее нет дома.

– Это похоже на квартиру пожилой аристократки. – Ярославна разулась и поглядела по сторонам. Уже в прихожей к ней подкралась расшатанная антикварная мебель, а со стен уставились с пяток выцветших миниатюр. Про музей было еще не поздно ввернуть, но пока я соображал, на что заменить Унтерлинден, Воронцов снова встрял в наш с Ярославной так и не завязавшийся диалог.

– Она такая и есть, моя бабуля! Пожилая аристократка. Ванная там. Мойте руки и на кухню.

Он побежал ставить чайник, а мы остались вдвоем греть пальцы под струей горячей воды в ванной. Я заметил, что Ярославна смотрит на мое отражение в зеркале с улыбкой.

– Почему ты все время молчишь? – дружелюбно спросила она, не ведая аж о двух моих попытках произвести впечатление.

«Потому что ты сделала глупость, согласившись идти с нами»

– Стесняюсь, – буркнул я и начал чересчур усердно вытирать руки.

Наконец мы добрались до кухни.

– Садись, – сказал ей Петя. – Ты пьешь зеленый? Черный тоже есть.

Она опустилась на табуретку и сложила на коленях свои маленькие ладошки.

– С сахаром? Лимон надо?

– Нет, лимон не надо.

Я тоже сел и стал смотреть за ней, за тем, как она насыпает песок себе в чашку. Без пальто она была еще крошечнее, вся такая хрупкая, как китайская вазочка. Она сильно отличалась от моей Иришки, похожей на розовый шарик пастилы. Все в ней было по-другому. Я попытался угадать очертания ее фигуры под толстым вязаным платьем, и мне показалось, что тела там вообще нет.

– Где сейчас твоя бабушка?

– В гости уехала, – сказал Петя, открыв холодильник. – Любишь такие пирожные? Есть еще вот эти. У бабушки много родственников. Некоторые из них живут в других городах. Она постоянно всех навещает. Это у меня в нее страсть к путешествиям.