Он начал скользить вниз, словно по смазанному жиром шесту, отшелушивая ее идеальную кожу и показывая ее истинный возраст. Ее ужас пел ему, и она обняла его в ответ; её обнаженная фигура сияла ненавистью, болезнью, безумием. В отчаянии и в гное.

В жестокости и горе.

В Истине.

Смит преклонил колени в поклонении, и поцеловал маленькие ножки, которые теперь были запекшимися от крови, потрохов и экскрементов вечности.

Когда санитары привезли парня, было похоже, что он сидел в ванной, полной крови.

— Чёрт побери! — закричал Паркер, думая о том, что через пять минут он должен был освободиться. Мой рабочий день, почти закончился!

Доктор Паркер был совершенно лыс; в его обязанности также входило отвечать за отделение неотложной помощи «Бухта-4» в течение последних двенадцати часов или, по крайней мере, одиннадцати часов и пятидесяти пяти минут. Он работал с полудня до полудня следующего дня, восемь дней подряд, и через пять минут у него должен был начаться выходной. Конечно, было бы неплохо просто пойти домой и немного поспать, но это кровотечение выглядело, по крайней мере, как двух или трехчасовая швейная работа.

— Не забудь свою клятву Гиппократа, — с язвительной усмешкой заметил Молер, его стажёр. У Молера была короткая борода и чересчур умная задница. — Похоже, ты задержишься, папочка, и будешь скучать по «Лено».[32]

— Просто положи это мясо на стол, — приказал Паркер. Он ухмыльнулся, когда Молер и санитар подняли неподвижного пациента на операционный стол. — Какие у него показатели, Бен Кейси[33]? — обратился он к фельдшеру скорой помощи.

Санитар показал ему средний палец.

— Похоже, одно «сквозное» с повреждениями внутри правого бедра. Мы наложили жгут и привезли его.

— Разве медики больше не ходят в медшколу? — спросил Паркер. — Почему вы не перевязали его в машине скорой помощи?

— Потому, что мы подобрали его на Джексон-стрит, в двух минутах езды отсюда, доктор-придурок, — ответил медик.

Гребаные мясники, — подумал Паркер. — Никогда не уважают настоящих врачей.

— Слишком много крови, — заметил Молер. — Пуля могла попасть в бедренную артерию.

— Да уж, — сказал Паркер. — По крайней мере, эти две ходячие марионетки знают, как накладывать жгут.

— У чувака группа крови «А+», о, повелитель кукол, — добавил санитар. — Веселитесь, парни. А я сваливаю отсюда.

— Спасибо, что остался помочь, — съязвил Паркер.

— Эй, это дерьмо — твоя работа, а моя работа — обеспечивать тебя этим дерьмом. Это ты получаешь сто пятьдесят кусков в год. Так что веселись.

Санитар ушёл.

Ешь дерьмо и умри, — подумал Паркер.

— Нам нужно три пинты «А+» в С4, немедленно, — сказал Молер и повесил трубку. Затем он наклонился над жертвой, и прищурившись посмотрел на залитый кровью пах. — Выглядит маленьким, как будто кто-то стрелял в него из.25 или.32-го. Целился в его член, но промахнулся на дюйм.

Пулевое отверстие в диаметре чуть больше сигареты. Паркер натянул стерильные перчатки «Tru-Touch».

— Они подобрали его на Джексон, в такой час? Он, вероятно, любитель подцепить проститутку, стал грубить, и она его подстрелила. — Паркер всё время получал таких. — Не могу сказать, что виню её.

— Скорей всего, ты прав…

Дверь палаты распахнулась, это снова был санитар.

— Ах да, я забыл тебе сказать. Мы проверили бумажник парня, когда забирали его — он капитан Отдела Убийств городской полиции.

— Шевелись! — завопил Паркер. — Блядь!!!

— Чёрт! — Молер покачал головой. — Брось, парень умирает.

— Я не хочу, чтобы чёртов коп умер у меня на столе! Бери отсос и ножницы! Мы оперируем его прямо сейчас!

Звякнули блестящие инструменты; Молер подхватил поднос и поднял пару немецких ножниц марки «Sistrunk».

Паркер надел монокуляр, что-то вроде пластиковой гарнитуры с единственной линзой, надеваемой на глаз; он понадобиться, чтобы увидеть повреждённые артериальные стенки. Совершенно лысый, вместе с монокуляром, Паркер выглядел как безумный нацистский ученый.

После того, как рана была обнажена, он разрезал ногу вдоль бедренной артерии и с помощью почти микроскопической иглы и нити выполнил предоперационную лигатуру,[34] чтобы замедлить артериальное кровотечение.

— Давай! — крикнул он — Сними с него штаны!

— Понял, — сказал Молер.

Ножницы разрезала брюки вместе с кожаным поясом как папиросную бумагу. Паркер на мгновение обернулся и схватил скальпель «Arista». Его отсвет из нержавеющей стали подмигнул ему в накладных расходниках. Но не успел он повернуться к пациенту, как услышал мрачное бормотание Молера.

— О, чёрт!

— Что? — рявкнул Паркер. — Только не говори мне, что он «двухсотый»![35]

— Нет, но… тебе лучше взглянуть на это. Думаю, это — тот парень, о котором писали в газетах…

Доктор Паркер обернулся. Он закрыл глаз, над которым покоился монокуляр, и посмотрел вниз свободным глазом. Молер действительно умело обрезал ножницами брюки пациента, а заодно и трусы. И когда Паркер увидел то, что там лежало, он сразу понял, что имел в виду его интерн.

«Пациент» держал в трусах отрубленную человеческую кисть.

Думаю, я понял, что Джеймсон был тем самым, в тот момент, когда полицейский психиатр объяснил психологический профиль преступника. Но, когда Джеймсон привёл меня в свою квартиру в Беллтауне и показал мне эти фотографии, на них было что-то написано. Он представил меня своей жене, затем показал мне ряд фотографий в рамках над камином. На одной он был изображён ребёнком, отец обнимал его за плечи.

Но матери на них не было.

Отсутствие содействия в воспитательном прикосновении…

Меня зовут Мэтт Хоуг, я — криминальный репортёр, работающий в «Сиэтл Таймс». Другие газеты называют убийцу «Рукоблудом», и думаю, именно поэтому капитан Джей Джеймсон обратился ко мне. Пару недель назад он пришёл прямо ко мне в офис и сказал:

— Мне нужна твоя помощь.

Это был коп, один из шишек — капитан, назначенный заместителем шефа. Копы обычно ненавидят прессу, но вот этот высокий, внушительных объёмов парень, сверкающий своим жетоном перед моим лицом, просил меня о помощи.

— Это дерьмо с «Рукоблудом» — моё дело, — сказал он.

— И моё тоже, — возразил я.

— Вот почему я здесь.

Он, сел, вытащил сигарету, спросил не возражаю ли я, если он закурит, и закурил прежде, чем я успел ответить. Теперь оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда должен был догадаться. Этот парень был похож на извращенца. У него были морщины на лице, как у Джеймса Стрита из «Speed Freak».[36] Один глаз казался чуть выше другого. И у него были эти странные грязные, светлые волосы с проседью и загар на загрубевшем, обветренном лице, как у старого моряка. Он не был похож на копа. Он был похож на убийцу.

— Я знаю, что это твоё дело, — сказал он. — Tы думаешь, я пришёл по приколу?

— Простите, капитан? — сказал я.

— Все газеты в этом чертовом штате печатают всю эту бульварную чушь об этом деле. Они выставляют меня самым некомпетентным копом в истории департамента. A это прозвище «Рукоблуд», котороe они толкают? Это звучит нелепо, и поэтому я выгляжу так же нелепо. — Джеймсон встал, закрыл дверь моего кабинета и вернулся на свое место. Струйки сигаретного дыма, казалось, следовали за ним, как призраки. — Да что твориться с этой чертовой прессой? — сказал он, а потом этот сукин сын стряхнул пепел на мой ковер. — Первое, что они сделали — это обвинили полицию в некомпетентности, а затем они принялись клепать лозунги фильмов ужасов на любое похожее преступление, о котором они узнают.