Раздался выстрел.

Пуля разворотила белому затылок, он ещё пару секунд простоял на ногах, а потом как подкошенный рухнул на пол.

— А надо было убить, лошара, — сказал реднек трупу, — Вот ты посмотри на себя теперь.

Реднек продолжал что-то бубнить. Хогарт мог слышать, как у блондинки колотилось сердце сейчас она выглядела так, словно ее в любую секунду могло начать рвать. И Хогарт тоже чувствовал поступающую к горло тошноту.

— Какой интересный у нас выдался вечер, — заметил он, — Вы не находите?

— Чертовски интересный, — согласился реднек и вытер со лба пот.

Воздух вонял пороховой гарью.

— Ну ты доволен тем как проходит твоё заявление? — спросил Хогарт.

— Пока что вполне, но я никакая не часть этого… Что ты там только что прогнал?

Реднек осмотрел последний кошелек, лежащий на столе.

— Мария, — он повернулся к ошеломлённый блондинки, — Хорошее имя.

Плечи Марии поникли.

— Могу поспорить ты уже сто раз пожалела, что решила сегодня зайти в этот бар. Рождественские скидки, две рюмочки по цене одной.

Реднек захихикал, запихивая в карман наличные.

— О, бля! А я ведь кого-то чуть не забыл, — он ткнул стволом Хогарту в лоб. — Кошелек!

Хогарт отдал ему свой портмоне.

— Так, так, так, так, ну-ка посмотрим, кто у нас тут? Ух ты, сколько капусты, — прокомментировал реднек и вытащил толстую пачку банкнот, — Ричард Эдвин Хогарт, — он искоса посмотрел на Хогарта. — А тебе что нездоровится, Ричард?

Хогарт улыбнулся.

— Обычно я чувствую себя лучше, когда меня не берут в заложники, но есть и другая причина, кое-какие обстоятельства о которых ты даже и не знаешь, но это не твоя вина, откуда тебе о них знать.

— Чё?

Хогарт устало вздохнул.

— Она ведь правда часть нашей природы, ненависть, твоя и моя, но боюсь твоё шоу подходит концу.

— Ты что буровишь, корешок?

— В портмоне, который ты сейчас держишь, лежит пропуск. Ты ещё не читал, что на нём написано?

Челюсть у реднека начала медленно отвисать, пока он вглядывался в написанное на пластиковой карточке.

— И вспомни, — добавил Хогарт, — Что мы недавно слышали по телевизору, что-то очень важное. Вспоминаешь?

Реднек прищурившись попытался осмыслить прочитанное.

— Погоди, так ты же…

Хогарт поймал момент, когда он на секунду отвлекся, откинул подол куртки и выхватил из-под неё пистолет-пулемёт «Calico M960», компактный, даже несмотря на увеличенный магазин, емкостью на сто патронов. Хогарт нажал на курок и всадил в живот реднеку длинную очередь. Звук был такой словно рядом заработала ручная газонокосилка. Мария подпрыгнула и завизжала, прижимая к сердцу ладонь. Ручеек медных гильз, звеня, полился на пол. Реднек переломился пополам и замертво повалился на трупы Джорджа и Сея. Мария застыла почти парализованная от шока. Нижняя губа её мелко тряслась.

— Бога ради, скажите мне, что происходит? У вас всё это время было под рукой оружие, а вы воспользовались им только сейчас. Вы ведь могли спасти всех этих людей.

Ещё один усталый вздох:

— Ты не понимаешь Мария, но возможно скоро поймёшь, по крайней мере, я на это надеюсь.

Хогарт покрутил в руках диковинное угловатое оружие.

— Всё дело в ненависти, его — была практически сестра-близнец моей, просто куда как эффективнее позволить чужой ненависти работать на меня, но по крайней мере до тех пор, пока это представляется возможным. Я правда, искренне, верю в то, что это ненависть вращает нашу Землю. Сегодня ночью ехал в Вашингтон, но на пятидесятом шоссе столкнулись несколько машин. Вот почему я оказался здесь и сейчас я знаю, что никогда бы не добрался до Вашингтона. Думал, что смогу, но я ошибся, пилюли с йодистым калием похоже уже не помогают. Я умираю…

Мария уставилась на него, но теперь в её голубых глазах была пустота. Несколько прядей волос упали с головы Хогарта.

— Умираю от лучевой болезни… Взгляни, — он указал пальцем на пластиковую карточку, которую реднек выронил из рук.

Вдруг взгляд, широко открытых глазах женщины, медленно переместился с лица Хогарта на пластиковую карточку, на которой большими печатными буквами было оттиснуто:

Ричард Эдвин Хогарт.

Инженер-технолог по водоочистке.

4 уровень допуска.

Атомная электростанция Калверт Клифс.

Мария вспомнила недавние новости и ее лицо побледнело ещё сильнее.

— Атомная электростанция? — прошептала она, — они сказали, что кто-то украл…

— Я украл пять литров отработанной воды, с высоким содержанием цезия-137, прошедшую полный цикл в системе охлаждения топливных стержней. Замесил на ее основе сто тридцать килограммов цикла тримитрилентримитронина или проще говоря гексогена и дал всему этому высохнуть. Прямо сейчас эта штука лежит в багажнике моего автомобиля, оснащенная капсульными детонаторами. Они называют это радиоактивным дисперсионным зарядом или «грязной» атомной бомбой. А такой ночью как эта, с улицами битком набитыми рождественскими покупателями, она убьет сотни людей сразу и поднимет показатели рака во всей округе в четыре раза и центр города Аннаполис станет непригодным для жизни на ближайшие пятьдесят лет.

— Но зачем? — Мария всхлипнула.

— За тем, что это часть естественного порядка вещей, Мария.

Хогарт сомневался, что она успела почувствовать боль, когда он выпустил короткую очередь ей в голову. Гильзы снова посыпались по полу. Он поднялся из-за стола с улыбкой, несмотря на тупую боль. Ещё несколько прядей волос упало с его головы, пока он плелся к чёрному входу. Но Хогарт был уверен, что успеет добраться до своего «Линкольна» раньше, чем умрет.

— Что реально? — вопрошал он.

И тогда Смит услышал слова: Почитай меня. Сделай меня реальной. Не его слова, а приглушенное шипение, как будто кто-то шепчет по другую сторону стены…

Стены из кошмаров: дрожащей плоти, потеющей в панике кожи, боли, отчаяния. Что ж, я сплю стоя, подумал Смит. Ясновидящий при свете дня.

С тротуара поблескивали пятна слюды. Солнце уже взошло. Старик, подумал он. Городские копы проезжали мимо, пялясь на него; пустые, темные лица за тонированным стеклом.

— «Жаба», «Лед», «Коксовый дым»?[25] — спросил у него чернокожий мужчина, пряча руки в карманах.

Возле газетного киоска, где гремели заголовки: МУЖЧИНА СЖЕГ ЖЕНУ И ДЕТЕЙ ЖИВЬЕМ, потасканные проститутки вздрагивали, расцарапывая следы уколов на внутренней стороне бедра. В тупике кирпичного, пропитанного мочой переулка, женщину в лохмотьях рвало кровью, в то время, как крысы размером с маленьких щенков, смело подходили к рвоте, чтобы поесть.

Смит ненавидел солнце. Оно казалось слишком ярким с той жизнью, которая заставляла его чувствовать себя еще старше, более истощенным. Куда это я направляюсь? Вопрос не имел в виду сейчас, сегодня, сию минуту. Куда это я бесконечно направляюсь? задумался он. Где я был?

Позади него отпечатывались следы, они преследовали его неделями. Смит уже давно перестал оглядываться назад. Это слышалось, как будто кто-то ходил босиком — женщина, предположил он, крепкая, красивая женщина. Он также обнаружил прекрасный аромат — духов — и необъяснимую жару в паху и в сердце. Всякий раз, когда он поворачивался при звуке и сильном аромате, ничего не было. Иногда просто тень, иногда просто пятно, как слюда в цементе.

Возможно, это был призрак, какими бы ни были призраки. Призрак или просто галлюцинация. Его физическое тело ощущалось вермикулитовым[26] мясом. Слишком много заменителей сахара, сигарет, алкоголя, насыщенных жиров. Столько, сколько тело может выдержать такого вандализма. Но Смиту было все равно. Зачем он сейчас? Или всегда, если на то пошло?