Он работал весь остаток дня и ночь. Мышцы болели, как после самой жестокой тренировки. Ладони покрылись кровоточащими волдырями от лопаты, но могилы были вырыты. Проще было стащить трупы в одно место и сжечь. Но Шэйраду требовалось именно похоронить своих родичей, как кровных, так и названых, по людскому обычаю. Чтоб они хоть в смерти стали подобны людям, сделали то, что не могли при жизни.

Шэйрад пересчитал курганы, в изголовье которых воткнул мечи, служившие покоящимся под толщей земли. Преклонил колени в молчаливом прощании, потом вскочил на коня и дал шпоры. Больше он не возвращался.

В обширном зале на самой верхушке торчащей как шпиль башне, давшей название Замку Теней один закутанный в черный балахон и мантию преклонил колени перед вторым. Второй рассмеялся. И от звуков этого смеха стало бы жутко любому записному смельчаку.

–Видишь, Элозар, мои методы действеннее твоих. Тьма достучалась до мальчишки. Правда пришлось пожертвовать другими, теми мальчишками, стариком и воином. Но, говорят, дело того стоит.

–Кто говорит? – спросил тот, что преклонил колени. Спросил он просто так, чтобы сотрясти воздух. В действительности же пустые холодные глаза неотрывно следили за первым, лордом Ириодалом, перемещавшимся по залу, – Он стоит спиной ко мне, – думал Владыка Льда, – Ах, как приятно было бы вонзить меч в его тело, перерезать горло…но нельзя. При нем Меч Тьмы. Да и Губитель в моих апартаментах, а кроме этого его ничем не проймешь.

–Говорит мой брат. Инквизиторы навещали его. Просили приструнить меня. Они-то приняли Договор, но не я. Так вот, учись, Элозар, учись. Ха-ха-ха. А это для лучшего запоминания материала.

Черные хлысты обвили лорда Элозара, лицо его под капюшоном исказилось от адской боли, но с губ не сорвалось ни звука. Придет время, он и это припомнит. Ох, как припомнит!

Два путника подошли к пепелищу хутора на закате.

–Опоздали, – проговорил полуэльф, скидывая с иссиня-черных волос серый капюшон, припорошенный снегом.

–Гоблюки, хозяина. Моя чуять смрад гоблюков.И смерть, хозяина.

–Да, здесь был бой. И многие погибли.

Они подошли к ряду курганов, насыпанных кое-как. В изголовье каждого был воткнут меч, к нему приторочена береста с именем. Лаэрдинн нашел имя Ардалисса, присел перед могилой.

–Шакур расстроится. Хоть он и возненавидел своего ученика, но все же расстроится. Покойся с миром, Ардалисс, ворлок, ученик мага, спаситель мира. Покойся с миром.

По найденным орком следам они спустились ко входу в подземный коридор. Мановением руки Лаэрдинн раскидал преграждавший путь завал, стрельнул взглядом в тьму коридоров, и в подземелье стало светло, как наверху.

–Хоть какая-то польза от силы Инквизитора, – хмыкнул полуэльф, – Входим.

Уже через три шага сапоги полуэльфа были безнадежно испачканы кровью. Казалось, пол здесь состоит не из камня, а из алой влаги. Лаэрдинн не задерживался, шел, чуть склонив голову набок и сложив руки на груди. Он и так знал, чья это работа и знал, что все гоблины, включая женщин и детей (есть и такие в гоблинском племени) убиты. А Удрук частенько останавливался, осматривал какой-нибудь труп, в полголоса комментируя особо впечатляющий удар, лишивший данного гоблина его жалкой жизни.

–Гоблин – существо не Темное, – произнес наконец Лаэрдинн, – Они – падальщики, маленькие, мерзкие, вредоносные пакостники. Не спорю, многие люди, гномы и эльфы не отказались бы вырезать под корень вообще всю гоблинскую расу. Но, повторюсь, они не творения Тьмы. То, что сотворил здесь ворлок – вот творение Тьмы. Боюсь, что от горечи от утраты родных он потерял голову. Поддался искушению излить свою скорбь в действие, отплатить обидчикам и затушить свои эмоции их кровью. Я его понимаю. Но…но это открыло его Тьме. Боюсь, Удрук, мы зря мерзли в Ледяной пустоши, зря отмахали много ферлонгов, следуя за ворлоком. Он поддался. И стал Темным. Я ошибся, Исмен оказался прав. Человек не творит свою судьбу. Он может лишь чуть оттянуть неизбежное. Предназначение правит всеми. Нам пора возвращаться. Тебе к твоим оркам, а мне – каяться перед Братством. Свет и Тьма, ну почему я ошибся?!

Перед ними открылось голубое окно портала. Орк исчез в нем, а Инквизитор окинул роковое подземелье последним взглядом, разочаровано хмыкнул и последовал за спутником.

Долина Озер издревле была местом процветающим. Крестьяне возделывали поля, торговали на ярмарках и жили припеваючи без гнета поборов танов, королей или баронов.

Теперь все было иначе. По ночам страшно стало выходить из домов. Да и дома перестали служить надежным укрытием. Не проходило и дня, чтоб в какой-либо деревне не полыхала изба, а то и не одна. В этих местах появилась шайка разбойников, наводящая ужас на всю долину. Поначалу их было не много. Но со временем разбойников становилось все больше и больше. Было известно имя их главаря – Шэйрад, по прозвищу Кровавый убивец. Во всех корчмах висело объявление о поимке «живым альбо мертвым», но ни местная милиция, ни пришлые охотники за наградами успехов не добивались.

Сейчас почти вся банда Кровавого убивца расположилась в корчме в богатой деревне. Корчмарь устал, раболепно согнув спину, таскать за составленный из всех столов корчмы стол яства и эль. Бандиты поглощали то и другое в неимоверных количествах. С кухни доносись характерные стоны – кто-то из разбойников положил глаз на дочку корчмаря.

Отдельно от всех, в окружении особо доверенных и кровожадных приспешников полулежал на стуле, закинув ноги на стол, сам атаман. В одной руке он держал початую бутылку красного вина – лучшего из погреба трактирщика –, к которой часто прикладывался, в другой – баранью ляжку. За плечом покачивалась рукоять серповидного меча. На нее-то чаще всего и косился старик. Он знал, как быстро этот клинок может располосовать человека.

За пять лет, прошедших после резни под хутором лицо Шэйрада изменилось. Детские черты ужесточились, стали резкими, взгляд – циничным, отпущенная для солидности бородка превратилась в полноценную бороду. Простая одежда сменилась дорогим дублетом, под которым виднелась расстегнутая сорочка тончайшего шелка, пальцы унизывали перстни, шею обвивала золотая цепь в большой палец толщиной.

На улице застучали копыта, заржала лошадь. В корчму ввалилось еще четверо разбойников, трое сразу примостились за стол, где вовсю шла пьянка, а четвертый подошел к атаману:

–Там это, разъезд конный на тракте. Рыцари, мать их.

–И что курвам не сидится? Назначь охрану, остальные пусть расслабляются.

Охрана не понадобилась. Рыцарский разъезд, явно охотившийся за знаменитой бандой, нашел корчму не без помощи обеспокоенных селян. На звук рога потягиваясь и не выпуская бутылки вышел лично Шэйрад. Лениво зевнул и почти вежливо осведомился, какого это черта нужно средь ночи странствующим горлопанам.

–Я Тиссай де Фреснер, странствующий рыцарь, – сказал тот, что трубил в рог, – Вызываю тебя, грязного разбойника, на честный бой, чтоб не чинил ты больше беспокойства честным людям.

–Ага, – пустая бутылка разбилась около ног каурого рыцарского жеребца, – Вот только я ж грязный разбойник, а они честно не сражаются.

По сигналу атамана, с крыши корчмы, из окон и с крыш случившихся рядом изб полетели арбалетные бельты. Прочие рыцари заметались, кони затанцевали. Лишенные брони и щитов, за которыми укрылись благородные, оруженосцы, сопровождавшие господ, погибли от сыпавшихся стрел, несколько коней под рыцарями пали, кто-то выругался, вытаскивая засевший в сочленениях доспехов болт. Тиссай де Фреснер, между тем, даже не шевельнулся, лишь набросил на безбородое породистое лицо забрало шлема. Шэйрад спокойно стоял на крыльце. Его мало волновали распетушенные юнцы, возомнившие себя поборниками справедливости и чести. Не шевелясь, он наблюдал, как закованных в доспехи рыцарей расстреливают из арбалетов его бандиты, как приканчивают кинжалами в лицо, сквозь смотровые щели шлемов, как эти же бандиты ловят коней, обшаривают седельные сумки и срывают с мертвых доспехи и одежду. Свар не было, каждый знал, что вся добыча пойдет в общий фонд банды, а потом будет распределена меж всеми головорезами.