Несмотря на голодную ночь, которую пэровским собакам пришлось провести у бульдозера, они так и не притронулись к утреннему корму. Сгрудившись, они одной кучей лежали вокруг своего вожака Вольфа. Сам лидер стаи, густо припорошенный снегом, вообще не подавал признаков жизни. Гарри даже сперва испугался, что тот в тоске по хозяину издох. Но стоило мужчине подойти к брезентовой изгороди поближе, огромный пес сразу навострил уши и громко рыкнул.
– Ну, ну … – попытался успокоить собак Агатин. – Тихо, ребятки. Скоро для вас эта кутерьма закончится: прилетит самолет и заберет в родную Данию…
Машинально Генрих нащупал в кармане остатки шоколада и решил угостить осиротевших гренландсхундов. Но как только он попытался вынуть лакомство, Вольф рванул в его сторону. Если бы не стальная цепь, крепко пригвожденная костылем ко льду, незваный собачий «психолог» остался без лица: мощные, клыкастые челюсти с лязгом сомкнулись в считанных сантиметрах от головы Гарри.
В жилой лагерь Агатин домчал в три прыжка. Не помня себя от страха, он набегу влетел в первую попавшуюся палатку.
– Ты чего, сыщик? Аккуратнее!!! Я ж тут не вареники стряпаю: у меня покойник на столе, – экспедиционный врач Александр Деев только что закончил вскрытие тела Петерсона и сейчас сидел в уголке медпункта, аккуратно внося медицинские формулировки в патологоанатомический эпикриз.
– Извини, док… Хотел, понимаешь, дело доброе сделать – собак Петерсона шоколадом подбодрить. Так Вольф меня чуть не скальпировал…
– От этой стаи, Гарик, надо держаться подальше. У них ведь жесточайший стресс. Слышишь, как они завывают? Будто давит их что-то сверху… То-то. Даже мы сейчас понять не можем, почему Пэр вдруг взял и умер. А они с этой загадкой будут жить до самого последнего дня, – заключил медик и замурлыкал сквозь зажатый в зубах мундштук какую-то мелодию: была у него такая привычка, напевать старые шлягеры в самые неподходящие моменты.
Агатин внимательно вгляделся в Деева – железной воли человек. Столько событий вокруг, а он спокоен как ледяной торос. Покуривает, попевает песенки, роется во внутренностях товарища, с которым еще несколько часов назад вместе выпивал и закусывал.
Гарри перевел взгляд на хирургические инструменты и вдруг представил, как фельдшер вскрывал желудок Петерсона и манипулировал с остатками недоперевареной еды. Бр-р-ры…
Из тошнотворного транса Генриха вывел голос Деева:
– …Слышишь, что говорю? Надо будет Александру Кузьмичу сказать, чтобы предупредил всех членов экспедиции. А то, не ровен час, еще какой сердобольный решит собачек подбодрить…
– Согласен, общее оповещение будет не лишним… – Гарри отвел взгляд от хирургического арсенала и окончательно вернулся к действительности.
– Ладно, Шура, что по твоей «кафедре»?
– Ну, без полноценного патологоанатомического исследования, к моим первым выводам добавить особо нечего. Причина смерти – гипотермия. Я бы даже сказал, подострая гипотермия. Время смерти, судя по окоченелости трупа и степени переваренности пищи, – в промежутке от 23.00 до часа–двух ночи… Скорее всего, быстрому замерзанию способствовал алкоголь. Пэр же еще с самого утра пить начал. Потом в столовой со всеми несколько рюмок добавил и, наверняка, «закурганную» с Буткусом пили, после того, как он им запасной потяг привез, – размышлял, констатируя факты, Деев, а Агатин делал пометки в блокноте.
– Раны, синяки, ушибы есть?
– Нет – покровы тела чистые, без гематом.
– А следы борьбы?
– Да нет. Лицо, конечно, сильно обморожено. Но, губы и нос целы, да и на шее никаких следов, если ты намекаешь на то, что кто-то мог подкараулить Петерсона и попробовать его придушить…
– Что-то странное заметил?
– Даже не знаю… Кроме лица сильно обморожен затылок. Чаще бывает наоборот – первыми остывают конечности, открытые кожные покровы. Но в нашем случае все иначе. Возможно потому, что погибший долгое время находился без шапки. Может жарко ему стало? Снял свой песцовый треух, да и потерял его по дороге. Капюшон при таком морозе и ветре – хреновый помощник…
«Обязательно пройти сегодня по всему ночному маршруту Петерсона», – жирно вывел в блокноте новую задачу сыщик.
– … Вот, пожалуй, и все, Гарик. Больше можно будет сказать после проведения дополнительных, более глубоких исследований и экспертиз. Но этим займутся уже датские эскулапы. В любом случае, дальше «работать» с телом Пэра без присутствия датского консула не имею права. Нам и без этого на орехи достанется.
– Это все?
– По моей части все.
– А не по твоей?
– Есть еще две вещи, о которых ты, Гарик должен знать. Во внутреннем кармане куртки Пэра я нашел его личный «Иридиум». Точно сказать не могу, но судя по всему в последний момент он пришел в себя, перевел телефон в «чрезвычайный режим» и пытался подать сигнал бедствия, – поделился первой немедицинской новостью Деев.
– Ну, это мы сможем быстро установить. Я сейчас же попрошу Александра Кузьмича организовать запрос в адрес Экстренной службы. Если Пэр успел это сделать, мы будем более ясно понимать фактическое время его смерти, – ободрился Гарри. – Что еще, Саша?
– … Кто-то снял с руки датчанина его «магический» перстень…
– Не понял… Как снял? Когда? С трупа?!
– Да.
– Слушай, док, я еще у трактора заметил, что Пэр без кольца. Но как-то не придал сразу этому значения. Да может быть он просто по дороге его потерял? Соскочил перстень с окоченевшей руки и все?
– Это – вряд ли. Смотри, как фаланги вывихнуты… Кольцо крепко сидело на среднем пальце. И чтобы его снять – а сделать это судя по всему надо было быстро – наш мародер не церемонился, рвал со всей силой. Аж хрустело все…
***
Из утреннего радиоэфира глобальной спутниковой сети связи (режим широковещания, кодировано):
«Географу.
Лектор замолчал.
Борей».
Самоотвод
Из палатки экспедиционного врача озадаченный Генрих направился в штаб Ледовой базы. Стараясь не привлекать общего внимания, он попросил «разжалованного» Федорчука о личном разговоре. Мужчины вышли на улицу и направились в сторону запорошенной взлетно-посадочной полосы.
Отойдя от лагеря, Гарри, наконец, обратился к старшему товарищу:
– Александр Кузьмич, я бы хотел с вами поговорить откровенно.
– Валяй …
– Мы с вами прекрасно понимаем, что роль начальника такого большого и сложного хозяйства не по мне. То, что кто-то в Москве решил замкнуть на меня жизнедеятельность всей экспедиции, не больше, чем «дежурное» решение. Вы же знаете, как это бывает: надо доложить о предпринятый действиях, и ушлый чиновник первым делом отстраняет от обязанностей «провинившихся» и назначает новых командиров…
– Тут ты прав, Гарри. «Стрелочников» у нас быстро находят…
– В этой связи у меня к вам первая просьба: пусть все остается так, как было. Хорошо? Вы же понимаете, что я не справлюсь со всем этим. У нас и без того с дисциплиной проблемы, а под моим «чутким руководством», боюсь, в лагере полная анархия воцарится. Нам же сейчас надо, наоборот, все процессы отстроить как часы.
– Это – точно. Если где еще какой прокол случится, спишут нас на берег до конца жизни, – снова согласился Федорчук.
– Вот и хорошо. Пусть лагерь по-прежнему остается на вас, а я все силы сосредоточу на своей основной задаче. Кроме этого, Александр Кузьмич, я прошу вас стать моим помощников в расследовании гибели Пэра Петерсона.
– Ну, тут я вряд ли помогу. Какой из меня доктор Ватсон?
– Александр Кузьмич, я вполне серьезно говорю…. Открылись новые обстоятельства и без вашей помощи мне просто не обойтись…
– Накопал уже чего? – тут же встревожился Федорчук.
– Не я – Деев.
– Этот разгильдяй?!
– Кто-то снял с трупа Пэра перстень с «зеленой нетленницей» …
– Точно?!!
– Абсолютно.
– Ну, все! Теперь нас точно свернут! Угробили иностранца, да еще и ограбили! – Федорчук хлопнул себя по бедру и крепко выругался.