– Вот, братцы, какое дело провернули мои хлопцы! За ночь отмахали по ледяному «эскалатору» больше трех миль! – гордо рапортовал Филиппов, присоединяясь к коллективному завтраку. – Теперь перебросим к ним остатки оборудования и можно считать, что наша научная миссия стартовала.

В эти минуты Николай Иванович Филиппов был по-настоящему счастлив. Счастлив и безмерно благодарен карельскому собакозаводчику Ольгерду Буткусу, который предусмотрительно предложил на двое суток раньше намеченного срока начать форсированную переброску Мобильного научно–исследовательского лагеря к Северному полюсу.

– … Ну, ребята, вы поправляйте свое здоровье, а нам с Кривоносом пора в дорогу – навстречу великим открытиям, – Филиппов отхлебнул из большой чашки горячего кофе, озорно посмотрел на товарищей и кивнул молодому ученому, с которым должен был через полчаса улетать на Полюс.

– Эй, гидробиолог? Просыпаемся. Я, говорю, хватит рассиживаться… А вы, друзья, если что не так, зла не держите. Как соскучитесь – милости просим в гости. Координаты будем стараться выдерживать постоянные: 90° северной широты. Одним словом, если кто не на праздновался, можем повторить штурм Северного полюса в любой момент, – пошутил Филиппов.

Полярники поднялись из-за стола и начали было прощаться с Филипповым и Кривоносом. Внезапно, будто порывом сильного вихря, что-то рвануло с улицы пластиковую дверь камбуза:

– Имагис (братва – греч.)! Беда! Пэр – замерз!!!

Александр Федорчук громко опустил тяжелую ладонь на обеденный стол, куда чуть больше получаса назад под крик тракториста Алексиса Фасулаки пролились остатки утреннего кофе из кружки Филиппова.

– Будто крышка гроба упала, – хмыкнул врач экспедиции Александр Деев.

– Шура, уймись – и без тебя тошно, – резко осадил шутника Филиппов.

– Итак, товарищи «отдыхающие», думаю всем ясно зачем я вас здесь собрал? – Федорчук сурово обвел взглядом камбуз, куда вызвал всех без исключения членов экспедиции. – Сегодня ночью погиб наш друг – Пэр Петерсон. Если опустить детали и перейти к главному, то хочу сказать следующее: это происшествие… виноват, эта трагедия ставит под вопрос будущее всей весенней навигации.

– Шутка ли: погиб директор собачьего питомника!!! – в тон медику съязвил Ходкевич. – Арктика и не таких героев к себе прибирала…

– Да, хватит же!!! – сорвался на крик Федорчук. – Для тех, кто до сих пор пребывает в плену Бахуса, разъясняю: погиб человек, наш коллега, иностранный гражданин. Я уже вижу заголовки западных газет: «Датский кинолог замучен русскими полярниками!». Последствия этой трагедии могут быть самыми серьезными! Повторяю, смерть Петерсона грозит свертыванием экспедиции! Ну, а нам с Николаем Ивановичем – тут Александр Кузьмич сбавил тон, – снятие с должности. А могут и посадить…

– Кузьмич, не сгущай краски! Действительно – мало ли людей в Арктике замерзает? – начал успокаивать начальника Кривонос. – Украл, выпил – в сугроб!!!

– Спасибо, дорогой мой ученый товарищ, за рабочую версию для следователя. Но даже если все так и случилось, степень нашей коллективной вины от этого не снижается, – руководитель умышленно сделал акцент на слове «коллективной». – Ведь если бы хоть кто-то из нас вовремя кинулся искать датчанина, если б не эта повальная пьянка, жив бы человек остался… – Федорчук с досадой потер короткостриженую макушку головы широкой ладонью.

– Может закопать этого скандинавского друга поглубже в сугроб? Мол, пропал без вести? – предложил еще один вариант «спасения» уже успевший осоловеть от двух кружек утреннего «чая» Ходкевич.

– Или мишкам белым подбросить? – поддержал вчерашнего собутыльника штурман вертолета.

– Господи!!! Нет, ребята, вы реально не понимаете, что встреча с дядей прокурором обеспечена не только мне, но и каждому из вас….

– И как нам быть? – наивно, будто бы это касалось какой-то обыденной проблемы поинтересовался грек Фасулаки.

– Не знаю! Не знаю, Алекс… В общем так… я с Николаем Ивановичем и Корнеем пошел в рубку: доложим о случившемся в Москву. А вы, алконавты полярные, сидите здесь и ждите дальнейших распоряжений, – приказал начальник Ледовой базы и вышел из камбуза.

Обратно Федорчук и Филиппов вернулись по прошествии получаса. Оба бледные, напряженные. Глядя на них, шутить уже не хотелось. Да, и Федорчук в этот раз повел разговор без иронических пассажей, то и дело сверяясь с записями в своем блокноте:

– Прошу внимания… Первое. Завтра, максимум – послезавтра – к нам экстренно вылетает Ан-74 за телом Петерсона. Это – требование датского консула. Деев, приказываю провести тщательный осмотр усопшего и все необходимые для его транспортировки медицинские процедуры. Шторм – собрать личные вещи Пэра… Второе. Этим же рейсом к нам вылетает бригада следователей из Генеральной прокуратуры. Ты, Галина Васильевна, уберись, пожалуйста в палатке покойного – разместим в ней москвичей. А что делать, товарищи? Это у нас единственное обособленное помещение и, так сказать, самое комфортное, – намек на клозет, которым была оборудована личная палатка датчанина, чуть разрядил обстановку. Из дальних уголков камбуза снова послышались смешки. – Третье. До прибытия следственной группы приказано опросить под роспись всех членов лагеря. Нам доверья теперь нет. Потому сия почетная миссия поручена нашему гостю… эээ…, – Федорчук вновь перевел взгляд на записи в блокноте, – нашему уважаемому гостю – Генриху Романовичу Агатину. Прошу, как говориться, любить и жаловать.

– И за какие-такие заслуги Гарика на роль «Малюты» определили? – не к месту помянул историческое имя жестокого разоблачителя тракторист Герман Канев.

Не дожидаясь новой подколки, средних лет мужчина поднялся из-за стола и вышел на середину камбуза:

– Я представляю Службу безопасности, которая обеспечивает прилет официальной делегации Географического общества. До последнего времени эта информации была закрытой, поэтому настоящая цель моей миссии в этой экспедиции не разглашалась. Но теперь, как я понимаю, необходимость в этом отпала…

– Час от часу не легче, – не сдержался Филиппов. – Как чувствовал, что без этого… «шефства» и в этот раз не обойдется!

– Не волнуйтесь, Николай Иванович. Пока будет идти следствие, сюда ни одна наша «шишка» не сунется. Ты уж поверь моему опыту, – успокоил коллегу Федорчук. – … И, наконец, последнее – общее руководство лагерем теперь также переходит к Генриху Романовичу… э… Агатину. Прошу все его распоряжения, исполнять ответственно и, так сказать, со всей серьезностью момента… С чего начнем, Генрих Романович? – непривычно вежливо обратился к Агатину Федорчук.

Мужчина вновь поднялся из-за стола и обратился к полярникам:

– Для начала прошу не называть меня Генрихом Романовичем. Эта показная официальность излишня и только будет вредить делу. Я – все тот же Гарри Агатин. А работу предлагаю начать с восстановления событий вчерашнего вечера.

Механик Алексис Фасулаки обнаружил тело директора датского собачьего питомника Пэра Петерсона перед подъемом, когда, проснувшись, привычно побежал справить раннюю нужду к ближайшему торосу. Небольшая палатка, в которой он жил вдвоем с напарником Германом Каневым, находилась на отшибе Ледовой базы, так сказать, в некомфортной удаленности от общего туалета. Потому «по-маленькому» трактористы бегали в соседствующий с их пластиковым бунгало сугроб.

Завершая приятный утренний моцион и дежурно вглядываясь в силуэт любимого ДТ-75, на котором его коллега за пару дней до этого угодил в глубокую ледяную расщелину, Алексис углядел одинокую упряжку …

Решил подойти ближе. Так и есть: нарты, а рядом с ними будто бы человек сидит. Дальше сам идти побоялся. Вернулся в палатку, растолкал Германа. Вместе с ним они потом и откопал из-под снега Петерсона.

А еще через 15 минут – после того, как перепуганный грек ворвался на камбуз – к заиндевевшей «дэтэшке» сбежался чуть ли не весь лагерь.