И когда уже больше не могла терпеть, распахнула глаза, тотчас оказавшись на прицеле взгляда Тимура. Исследовал моё лицо, неспешно и… непростительно дотошно… У меня аж между тягуче ёкнуло и до трясучки захотелось…
Свободной ступнёй, покоившейся на его ляжке, повела с нажимом глубже, пока не упёрлась в его пах. Твёрдый, горячий, напряжённый.
Массаж закончился. Тимур завис, пристально глядя на меня и я освободившейся ногой повела по его груди… по шее, пока не доскользила до подбородка. Вольно мазнула носком по щетинистой щеке и приложила её, словно хотела там оставить свой след. Его невероятно охмелевшие от желания глаза сверкнули по-особенному:
— Так лучше, — шероховато бросил, немного удивив фразой. — Давай другую… — не менее странно прозвучало, а парень продолжал на меня смотреть. — Аль, под меня лучше ступню засунь, — опять не в тему и совершенно не эротично, если учесть мой смелый, вернее наглый поступок.
— С тобой всё нормально? — вообще озадачил вопрос, и я усиленно сморгнула.
У меня галлюцинации?
Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! Я грежу наяву!
Я на месте, Тимур продолжал мять мою ступню, только сменив ногу…
Бл*! Охладите меня, кто-нибудь!
— А это долго? — торопливо уточнила я, всеми силами скрывая, что нервишки уже были ни к чёрту.
— Пока ждём друга, могу массировать, — хмыкнул Тимур, — а если домой пустишь…
— Нет, — выдохнула шумно и категорически «нет» на его недосказанную фразу, — я о том, долго ли ему ехать к нам? Просто вот-вот Костик сам позвонит, узнать, как я доехала. И врать ему не смогу, — голос предательски дрогнул, да и вообще мне было удушливо томно.
— Это хорошо, — помрачнел сосед, уставляясь перед собой. — Честность в отношениях — дорого стоит.
Я молча проглотила недосказанный упрёк.
— Ты его так любишь? — бах опять на меня уставился, с нажимом массируя ступню. И тогда я попыталась вернуть себе ногу, но парень усилил хват, мне этого не позволив.
— Мы вместе и… — начала было.
— ЛЮБИШЬ? — потребовал ответа жёстче.
Мне стало не по себе — разговор не нравился совершенно:
— Это тебя не касается, — отрезала привычной манерой.
— Значит, нет! — безрадостно кривовато ухмыльнулся, уличая взглядом.
Сам спросил, сам ответил, как ему хотелось и было удобно.
— Тогда почему такая покорность и услужливость? — продолжил допрос.
— Сам знаешь. Уже понял… а я и не скрываю! — отчеканила, устав от разборок. — Я его любовница, этим всё сказано!
— Значит за деньги?
— Да, шлюха… Ну что хочешь ещё со мной дружить по-соседски?
— Сколько?
На мой непонимающий взгляд пояснил:
— Сколько ты стоишь?
Было желание ударить, но разве за правду бьют? Тем более, я сама раскрыла карты, а он всё лишь уточнял деталь.
— Тебе не по карману, — не нашла ничего более умного.
— Откуда тебе знать, что я могу себе позволить, а что нет? — прищурился недовольно. — Если твой сорит баблом, не значит, что другие, кто при деньгах это должен делать. Что если я… — запнулся и с тихим, едким смешком продолжил: — скрытый миллионер, а живу на окраине в однушке потому, что мне и так нормально?
Даже мне смешно стало от такого расклада, только «хмык» мой горечью отдавал, и неожиданно в глазах резь появилась.
— Круто, что ты не притязательный! — пыталась выбраться из ямы, куда себя загнала. — А я вот избалованная и люблю шик…
— Поэтому тоже в этот дом приехала жить? — уличил сосед.
— Развлечения ради, — выдавила улыбку, молясь, чтобы разговор закончился, и наконец приехала спасительная машина.
Парень задумчиво пыхтел, по моему лицу глазами шаря, пока не остановился на губах. Они, к слову, болели… после аварии и когда облизывала обсохший рот, в уголке щипало неприятно.
— У тебя губа разбита, — чуть виновато обронил Тимур, и попытался пальцем коснуться раны, я торопливо голову отклонила:
— Не тронь! Сколько повторять? — пригвоздила укоряющим взглядом. Он ответил упрёком, но вели бой всего пару секунд, а потом я утонула во властных руках. Не знаю, как он это сделал, но в пару движений я оказалась впечатанной в дерзкого соседа… такого огромного, горячего и крепкого. Мою ногу толчком оставил в покое, а меня за грудки шубки к себе дёрнул, и тьма меня безжалостная накрыла. Как болото утопленника: ни дышать, ни думать, ни видеть, даже от ужаса ощущения отключились.
Правда на миг… томительный, волнительный, пьянящий.
Лишь от стона своего бесстыжего очнулась.
12.2
Оказалось, что судорожно цеплялась за плечи мальчишки, вжималась в него, отвечая на душевысасывающий поцелуй. От запаха сходила с ума, а губы его грубовато-чувственные мои таранили, порабощали, доказывая, что не мальчик он, а мужчина, привыкший брать то, что желал, и тех, кого желал.
И сейчас он хотел меня!
Я лишь поскуливала, уже на парнишке сидя — размазывалась по нему, а он подгребал меня, ягодицы до боли стискивая ладонями огромными, горячими и властными. И когда уж ноги совсем отказывать стали, позорно всхлипнула, обвив соседа за шею, требуя продолжения. Без скромности атаковала его губы и втиралась в него бесстыдно, не скрывая, что уже истлевала от желания.
— Не знаю, что ты делаешь со мной, — охрипло простонал в губы, поцелуй сумасшедший оборвав, без нежности и ласки за загривок от себя отрывая и в глаза мои своими злыми смотря, — но я хочу тебя, — с чувством шепнул, прикусив жаднее за губу и без того болючую, но его признание прозвучало мученически искренне. И хват на заднице ещё крепче стал — Тимур вдавил меня в себя, чтобы ощутила, силу его вожделения. И впервые мне от этого было удушливо жарко, трепетно волнительно и до дрожи охренительно приятно.
Впервые мне было НЕ ВСЁ РАВНО!
У меня у самой чуть ли не судорогой лоно сжималось от похоти ненормальной. Какой-то животной и остро-первобытной.
И я опять ёрзнула от нетерпения, проскулив что-то нечленораздельное.
— Бл*, - хрипло прорычал, припечатав садистским поцелуем, от которого у меня искры из глаз посыпались и слёзы потекли от бури, что парень во мне рождал, — так хочу тебя, что прям башню клинит, — изучал он меня бешено и рвано, не то раздеть хотел, не то содрать все шмотки разом.
И я улетала от сумасшествия. Рухнула бы, если не держал.
Уж было простонала: «Бери», — как в, каруселью несущееся, уплывающее сознание, — где господствовали обострённая похоть и яркие, оголённые чувства, которые дарили прикосновения парня, — вклинилось лицо Костика. Отрезвляюще так… Взгляд тяжёлый и казнящий!
Я сморгнула, прогоняя наваждение, ещё цепляясь за Тимура, а он, обезумев, продолжал меня щупать, словно на части разодрать хотел.
— Нет-нет-нет, — не то себе, не то ему забормотала, руками в грудь широкую упираясь:
— Тимур, нельзя… — категоричней, вынуждая на миг прекратить лапанья.
— Бл*, не делай так, — прорычал сосед, и я понимала его злое негодование. Дышал жадно и шумно, словно набегался до одури, и теперь отдыхал.
Мне тошно от себя стало. Я не имела права на слабость.
— Тим, прошу, — прошептала виновато, но твёрдо, руками стопоря его ладони на своей заднице, которую продолжал удерживать, меня в себя вжимая.
Пока выбралась из капкана рук соседа, головой простукивающегося о спинку, он меня рывком обратно усадил, только теперь уже спиной к себе и в шею носом уткнулся, тараня моё и без того шаткое сопротивление. Поцеловал с каким-то голодным упоением, стаю неуправляемых мурашек вызывая, и нагло грудь в ладонях стиснул, не обращая внимания на слой одежды, что её скрывал.
— Хочу тебя, Аль… Щас выть буду, как хочу…
Это было на грани экстаза. Услышать вот такое грубое, совершенно не романтическое признание. Я чуть сама не завыла от расстройства, потому что разделяла его чувства и желания. Ещё мыслями пыталась собраться, а он уже под спортивную кофту и платье руками пробрался…
— Прошу, — прохныкала. Из последний сил, в которые уже и не верила, вырвалась с разворота, рот его настырный шлепком ладони зажала и взглядом молила: