– Милана, паршивка, просыпайся. Что развалилась средь бела дня? Просыпайся, кому говорю?– мужчина, наклонившись над девушкой, грубо ее тормошил. – Ты жива или нет?

– Лютый? Ты чего здесь?-девушка, с просоня, не могла понять, что происходит. – Зачем кричишь? Случилось, что?

– Это я у тебя хочу спросить, что случилось? Почему без спроса ушла? Я тебя бегаю, разыскиваю, будто у меня своих дел нет.

– Я случайно уснула. За травами пошла и не знаю, как меня сморило,-Милана застенчиво улыбалась. – Дома изба топлена, каша в печи, пироги, я тебе оставила, узвар на леднике, и по хозяйству я с утра управилась. Не злись.

– Домой пошли. Солнце заходит.

Лютый круто развернулся и зашагал в сторону деревни.

Девушка сонно потянулась, передернула плечами, не понимая, что произошло с ведуном. Прислушалась к себе. Если бы что-то случилось, она бы почувствовала и знала о происшествии раньше него.

– Нет, в деревне все в порядке! От Темного известий никаких. Что же тогда?

Ведьма улыбнулась, быстро поднялась на ноги и побежала следом за Лютым.

«Сейчас узнаем, что с ним.»

Милана слышала и, наперед, знала о чем думает ведун. Только вот, копаться в его сознании, ей было строжайше запрещено. Лютый улавливал, что девушка читает его мысли, и блокировал поток. Однако, пара мгновений в запасе у Миланы всегда была. Ведун, в такие моменты, кряхтел, называл ее–нежитью синеглазой, запрещал к нему и близко подходить, и они вместе смеялись над ее проделкой.

Милана догнала мужчину быстро. Он шел молча, не оборачиваясь, чеканя каждый шаг. Проказница настроилась на своего наставника, ощутила его волнение и злость.

– Невероятно красивая. Не может быть!?! Я хотел ее, хотел, как женщину! Она же еще совсем… Дальше Милана не разобрала. Лютый ее почувствовал, закрыл канал, повернулся и пристально смотрел, ожидая вопрос.

– Ты влюбился?

Колдун, не отрывая взгляда от девушки, замахнулся и дал ей пощечину.

– Если ты еще хотя бы раз, сотворишь подобное, я за себя не ручаюсь. Поняла меня?

Милана не отвечала. Она не могла прийти в себя, поверить в произошедшее. Лютый никогда не поднимал на нее руку, он даже не кричал на нее. Девочка от ведуна видела лишь любовь, заботу и ласку.

Лютый и сам не мог поверить в то, что случилось. Казалось, силы его покинули. Перед ним стояла не уверенная в себе красотка, а его любимая малышка, еле сдерживающая себя, чтобы не зарыдать. Ведун развернулся, и практически, побежал к дому.

С того дня жизнь Миланы и колдуна изменилась. Не было больше в их доме смеха, задушевных бесед, добрых шуток. Ведун с каждым днем становился все мрачней, с Миланой разговаривал сухо, обучать ее прекратил. Любое неосторожное слово или поступок девушки вызывали его гнев или раздражение. Милана не знала, что и подумать.

«Кого он считал невероятно красивой? Кого пожелал? – разгадка крылась в ответе на этот вопрос. – Кто эта женщина?»

Как-то раз, она спросила у Славии, не знает ли та, – может у Лютого появилась в деревне зазноба? Славия, только, засмеялась в ответ.

– Что ты детонька, какая зазноба?!? Сколько баб к нему набивались, да только он их на дух не переносит. Нос воротит. Не иначе, о княжне заморской мечтает. Ты и представить себе не можешь, как часто наши дуры деревенские ко мне бегают с просьбами приворожить его–чертяку. Только, никто ему здесь не люб. Может там куда ходит, в иных мирах да княжествах его полюбовница? Об этом не знаю, не ведаю. Но думаю, что ледяное сердце у Лютого твоего. Никто ему кроме тебя не мил.

– И я ему не мила.

– Эк, учудила! Отчего же не мила? Он только тобой и живет, тобой-одной дышит. Ты, что дочь родная ему!

– Ошибаешься бабка Славия. Я всего лишь его ученица, прислужница по хозяйству.

– Какая же кошка промеж вас пробежала?

– Нет бабушка, не в кошке дело. Пойду я домой, скоро он вернется. Мне дома надобно быть. Ругать станет, коли дома не окажусь к его приходу.

– Ну, беги, беги! Коза-дереза.

Милана вышла, а Славия задумалась: «Что такого произошло между девочкой и ведуном? Отчего эти вопросы?»

Старуха подбросила в печь дровишек, запылал огонь ярче.

«Каким бы ты сильным Лютый не был, да и я ворожея родовая. Сейчас глянем что к чему.»

Долго всматривалась знахарка в пламя, не веря тому, что ей открылось. Отошла в сторону, задумалась.

« Вот оно значит, как. Права Милана. Есть у него зазноба в нашей деревне, и это, – она сама. Влюбился ведун в девчонку. Дышать не может, жить не может, сам с собой борется, да страсть вверх берет. Чует мое сердце быть беде. Эх, Миланушка, Миланушка, может в нем–счастье твое. Мужик он, – с виду, не старый, сильный, не красавец, конечно, да с лица воду не пить. Хозяйство у вас уже есть, и ты его детка, как отца полюбила давно. Видимо, теперь, как мужа полюбить или уважать придётся. Поглядим.»

Прошел год, за ним другой. Сбылось давнее предсказание Славии, – не было парня в деревне, чтобы не заглядывался на Милану. Не было месяца, чтобы не приходили в дом Лютого сваты, не только из их деревни, но и из других селений. Слава о красавице колдунье быстро разнеслась по округе. Только, сватов Лютый гнал взашей, с девушки не спускал глаз. Сам был угрюм да гневлив.

Одним днем, Лютый вернулся из очередного путешествия и не застал Милану дома. Стол был накрыт. Девушка всегда его ждала и если отлучалась, по какой надобности, оставляла обед, на случай, если ведун вернется без нее. Лютый знал, Милана боится его. От былого доверия, нежности и любви не осталось и следа. Понимал ведун, что сам отвергает девушку, выстраивает между ними стену непроходимую, обижает ни за что, но совладать с собой не мог.

Он полюбил. Крепко, страстно, безответно, не надеясь на взаимность.

«Как ей скажешь, как откроешься? Ведь он растил ее. На коленях качал, убаюкивал, рассказывал сказки и вдруг, влюбился. Считай, в собственную дочь влюбился.

Нет, не дочь она ему!– понял он, почему язык никогда не поворачивался, дочкой Милану назвать. – Чуяло сердце.»

И Милана никогда его отцом не называла. Знал ведун, что любит девочка его как отца и дороже его, никого у нее в жизни нет. Лютый всегда боялся, что раскроется обман и узнает Милана о том, что родной отец-Михась, не отдавал ее в услуженье, не променял на Раду, что все это его, – Лютого ложь, лишь бы девочка не ушла, не сбежала.

Ночами сердце колдуна разрывалось от тоски и одиночества, которые в одночасье свалились на него, как в былые времена, до встречи с Миланой. Каждое утро мужчина уходил в лес и пропадал там целыми днями. Милана знала, куда отправляется Лютый, и не смела ходить за ним. Ее вотчиной стала река. Отлучки Лютого в последний год участились, но надолго из дома он опасался пропадать. Разлука с девушкой была невыносима, а страх за нее преследовал ведуна во всех странствиях. Новые земли не радовали, иные, чудные миры больше не манили. Пока девочка росла, он мечтал, что когда-нибудь они станут путешествовать сквозь время и пространство вместе. Он покажет ей заморские диковинки, будущее, со всеми его преимуществами, страхами и прогрессом. Представлял, как Милана попробует крепкий, ароматный кофе, сморщит свой носик, а потом, как и он, пристрастится к напитку.

Девочка была необычной во всем. Ее красота захватывала дух и щемила сердце. Нежный голос журчал, как весенний ручеек. Она была необуздана в своих стремлениях и порывах, обожала все новое. Лютый обучил ее некоторым языкам. Малышка схватывала науки на лету, имея по многим вопросам собственное мнение и суждение. Он воспитал настоящую ведьму во всех смыслах этого слова и, только теперь, осознал в какой капкан загнал сам себя. Милана стала его продолжением, превзошла учителя в магической науке и разбила ему сердце. Как с этим жить Лютый не представлял. Не находил ответа и не понимал, как ему с ней поступить. Время отпустить девушку на свободу давно пришло. Темный указал Лютому, что дороги их с Миланой расходятся и ведуну пора отправляться в путь, а Милану оставить в деревне. Судьба для нее избрана. Да, только, никак не в силах Лютому выполнить этот приказ. Лучше смерть, чем разлука с Миланой. Самой страшной пыткой были мысли о том, что и муж для Миланы уже определен Темным. Его девочка в мужских объятьях, – это невозможно, он не сможет ее отдать. Волна гнева охватывала его, как только он представлял рядом с Миланой другого.