– Милана, как давно ты все это ведаешь?

– Только что в голову пришло.

– С Темным, как разговариваешь, как его чувствуешь?

– Сначала голова тяжелеет и болеть начинает, а потом слова сами собой льются. Лютый, что это? Так всегда будет? Я плохая? Мамка говорила, я чудная, не такая, как все.

– Ты чудная! Самая чудная на свете! Моя королева, принцесса! Моя родная девочка,-ведун прижал ребенка к себе, погладил по голове. Он давно понял, что любит девочку, словно отец. Милана обняла ведуна в ответ.

– Ты не бросишь меня, Лютый?

– Никогда. Я же тебе говорил. Зачем ты все время меня спрашиваешь?

– Потому, что мне страшно. Вот, уйдешь к этому Захару и не вернешься больше, забудешь меня, как мамка.

– Тебя забудешь!-Ведун подмигнул девочке. – Ты сама меня, в случае чего, разыщешь. Помнишь, как мы с тобой в Новгород попали, на торг? Каких пряников там отведали, бусы тебе купили?!?

– Конечно, помню,-глаза Миланы сияли. – Ты мне нож свой оставишь, чтобы я к тебе прийти могла?

– Да. Сейчас и потренируемся. Ведовская наука практику любит. Разводи огонь.

Юная колдунья повернулась в сторону печи, сосредоточилась, повела рукой, – запылал огонь, полетели искры.

– Умница. Иные хозяйки полдня возятся, растапливают, а тебе и мига достаточно. Справной женой кому-то станешь! Черти круг огненный, становись внутрь.

Ведун протянул ребенку нож, испещренный рунами.

Милана беспрекословно подчинилась. Снова повела рукой. Прошептала заговор. От огня в печи отделились огоньки, разлетелись по избе, закружились вихрем.

– Представь, куда уйти хочешь.

Девочка повернулась к Лютому, улыбнулась, и перед ними возникла комната, украшенная шелками, в центре, которой стояла необычная кровать с балдахином. На кровати, сонно щурился, мужичок, – небольшого роста, лысоватый, и с такой же куцей бороденкой.

– Шутница ты Миланка! Избавиться от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты ушел и поскорей ко мне вернулся. Вот, твой Захарий. Иди, Лютый, я буду ждать. Не забудь про меня только! Захарий тебе будет напитки предлагать и плоды диковинные. В самом красивом–яд. Ты не ешь.

Лютый поперхнулся.

– Яд?

– Да. Для Захария,это последняя ночь. Там будет, что-то страшное. Не задерживайся.

– Хорошо девочка. Я скоро. Соскучиться не успеешь,-ведун ступил в огненный вихрь и исчез.

Все случилось, как и предрекла Милана. Захарий был учтив, любезен, заботлив и не преминул предложить Лютому – хурму, персики и сочный, спелый арбуз.

– Отведай, Лютый! У себя ты таких сластей не едал.

– Первый раз ты встречаешь меня Захарий, как дорогого гостя. Да только там, откуда я родом, принято хозяину вместе с гостем за одним столом сидеть, одни блюда вкушать. Что же ты только меня потчуешь?

– Откушал я уже. Угощайся, не побрезгуй.

– Угощайся, значит?-поднос с фруктами, с размаху, полетел в стену. – Скажи, Захарий, какую ты мне смерть уготовил? Как яд действует? Мгновенно? Или я по твоему замыслу должен был мучиться?

– Собака. Зачем пришел в мой дом? Что надо?

– Говорят, у тебя есть для меня книга и письмена, и я думаю кое-что еще. Это кольцо на твоем пальце! За версту чувствуется его сила. Где раздобыл?

– Где раздобыл, там уже нет! Не надейся! Не отдам!

– Я и не прошу. Сам возьму.

– Попробуй!-над головой Лютого, со свистом, пролетел кинжал. Затем еще один и еще. Клинки парили словно птицы, норовя впиться в Лютого. Ведун выставил обережный заслон, от которого булат отскакивал словно от щита.

– Дурак, ты Захарий. Ох, и дурак! Что мне твои кинжальчики? Плюнуть и растереть. Не хотел я с тобой воевать, да ты вынудил.

Под Захарием задрожал пол, комнату затягивала дымка. Кинжалы собрались все вместе и атаковали своего владельца. Полилась кровь, Захарий стонал от боли и ужаса.

– Забирай свою книгу, и проваливай.

– Где?

– В изголовье кровати.

– Неси сам, нет тебе веры!

Захарий, пошатываясь, принес книгу.

– Подавись, собака.

– Перстень!

– Нет! Не отдам! Перстень мой.

В ту же секунду, лицо врага исказила гримаса боли. Перстень на пальце раскалился докрасна. Колдун-неудачник, сбросил его на пол, тряся рукой и тихонько повизгивая.

– А, говоришь, я собака!-Лютый рассмеялся. – Скулишь, как шелудивый пес. Ну, прощай. Думаю, больше не свидимся.

– Убирайся. Проклятый. Я доберусь до тебя.

Комната поплыла перед Лютым, растекаясь и меняя очертания.

– Почему так долго? Ты обещал, что я не успею соскучиться?

– Козел этот старый, уперся! Не хотел отдавать книгу. Гляди Милана, все у меня,– и книга и перстень.

– Тебя не было три дня.

– Детка, время в разных местах, странах и измерениях, течет по-разному. Я не знаю, как это происходит. С Захарием я провел, не больше часа.

– Как странно.

– Сам до сих пор удивляюсь. Ты сегодня управлялась? Я голоден.

Милана улыбнулась.

– У нас щи и каша. Будешь?

– А, то как же? Путешествовать между континентами, ой как непросто.

Девочка росла, вместе с ней рос и развивался ее талант, слышать и видеть то, что другим неподвластно. Лютый обучил ее, практически, всему, что знал сам. Мужчина понимал, приходит время им расстаться. Он снова отправится в путь. Милана заживет своей жизнью или той, что уготовит для нее Темный. Такие мысли все чаще и чаще приходили мужчине на ум, но он гнал их от себя. Она ведь, еще ребенок, ей сложно будет одной! Конечно, ведун замечал какой красавицей становится Милана, как расцвела и похорошела девочка за последнее время. Славия обрушила на него горькую правду, словно ушат ледяной воды.

– Заневестилась…. Моя девочка заневестилась,-Лютый вздохнул и вышел из избы. – Права бабка, нужно Милану найти. Посидит дома пару деньков, не страшно.

– Где ее может носить?-ведун был взволнован.

Он прошел по деревне. Местные- девочку не видели. У реки Миланы, тоже, не оказалось. Деревенские кумушки полоскали нехитрое бельишко и подтрунивали над колдуном.

– Что же ты Лютый за ведун, коли на своих двоих бегаешь да девчонку разыскиваешь? Колданул бы, чтобы чертяка ее притащил!-бабы визгливо засмеялись.

Лютый пошел вдоль берега к лесу. Колданул бы, кабы мог. Легче легкого человека найти или вызвать. Любого, да только не Милану. На нее, единственную, его волошба не действовала. Он не мог читать ее мысли, не мог воздействовать на нее. Поначалу, когда она была малышкой, пытался, да только, будто на ледяную стену наскакивал. Так и бросил свои попытки. Одно слово–Жрица. Лютый понимал, что Милана сильней его,– сильней ее дар, глубже видение.

Лес встретил ведуна прохладой. Вдалеке залаяла собака.

– Нашел. Лешачок выдал свою хозяйку. Далековато они сегодня забрались, не иначе, в отцову избенку пошла Милана. Ручей там знатный, вода целебная, самая лучшая для настоев да снадобий.

Ведун сбавил шаг.

«Все в порядке, можно не тревожиться, тишина в лесу и спокойствие. Посторонних нет.»

В избе Миланы не было, все указывало на то, что девушка у ручья. Лешачок дремал на солнышке и лишь повел носом, учуяв хозяина.

– Спишь? Лежебока! Откормила тебя Миланка, не пес, а–поросенок.

Лешачок открыл один глаз, зевнул, нехотя встал и вопрошающе уставился на ведуна.

– Вот, наглец! Угощенье выпрашиваешь? Извини,-Лютый развел руками. – Не принес! Где хозяйка твоя–отвечай. У ручья? Или к озеру пошла за плакун травой?

Словно понимая, что от него ждут, пес потрусил в сторону ручья.

– Значит там. Не прогадал я.

Солнце клонилось к западу. Скоро стемнеет.

– Милана? Милана! Где ты, девочка?

Ответом Лютому была тишина.

– Что за диво сегодня с этой девкой?-ведун ускорил шаг, раздвинул заросли ивняка и замер.

Девушка спала у воды. Лицо Лютого покрылось испариной. Первый раз в жизни он взглянул на свою подопечную, как на женщину. Нежный овал лица, сочные губы, приоткрытые во сне, казалось, так и созданы для жарких поцелуев, полная, упругая, совсем уже не девичья грудь, распирала расшитую обережной вышивкой рубаху из тонкого льна. Милана спала на траве тихо посапывая, подогнув под себя стройные ноги.