– Изменники! – раздался чей-то пронзительный крик, тут же перешедший в кашель.

День был безветренный, а значит, неудачный в отношении смога. В последнее время в этом смысле было не так уж много хороших дней, учитывая, сколько новых труб понавырастало, как грибов, над всей Адуей. Люди, стоявшие в задних рядах, скорее всего с трудом различали эшафот сквозь густую пелену.

– Эти люди признаны виновными в поджоге и поломке механизмов, подстрекательстве к мятежу и укрывании беглецов от королевского правосудия! Вы хотите что-нибудь сказать?

Первый из осужденных, кряжистый бородач, явно был не прочь поговорить.

– Мы верные подданные его величества! – заревел он героическим басом, мужественным и вибрирующим от волнения. – Все, чего мы хотим, – это честной платы за честную работу!

– Я бы предпочел нечестную плату за то, чтобы ничего не делать, – заметил Танни.

Желток разразился хохотом посередине глотка, который делал из своей бутылки. Из его рта вырвался едко пахнущий фонтан спиртного, обдав брызгами парик хорошо одетой пожилой дамы, которая сидела прямо перед ним. Человек с внушительными седыми бакенбардами, скорее всего ее супруг, очевидно, решил, что они относятся к происходящему с недостаточной почтительностью.

– Вы ведете себя просто позорно, черт возьми! – рявкнул он, в ярости поворачиваясь к ним.

– Правда, что ли? – Танни оттопырил языком щеку. – Слышали, Орсо? Вы ведете себя позорно.

– Орсо? – пролепетал носитель бакенбардов. – Неужели это…

– Совершенно верно, – подтвердил Танни, открывая в улыбке желтые зубы.

Орсо поморщился. Он терпеть не мог, когда Танни использовал его имя, чтобы запугивать людей. Он ненавидел это почти так же, как повешения. Тем не менее, ему почему-то никак не удавалось заставить себя положить конец ни тому, ни другому.

Мгновенно остывший энтузиаст побледнел, как свежевыстиранная простыня, – Орсо уже давненько не доводилось такого видеть.

– Ваше высочество… я не мог даже предположить… Прошу вас, примите мои глубочайшие…

– В этом нет нужды. – Орсо лениво двинул рукой, взмахнув залитой вином кружевной манжетой, и взял еще одну понюшку жемчужной пыли. – Я действительно веду себя позорно. Печальный, но общеизвестный факт.

Он ободряюще похлопал собеседника по плечу, обнаружил, что обсыпал порошком его одежду, и попытался почистить ее – без особого успеха. Ну что ж, безуспешные действия были одной из немногих вещей, в которых он действительно преуспел.

– Прошу, не надо тревожиться из-за моих чувств. У меня их нет.

По крайней мере, так он часто говорил. Правда заключалась в том, что порой чувств бывало слишком много. И они с таким неистовством тащили его в десятке различных направлений, что в результате он не мог двинуться с места.

Орсо взял еще одну понюшку, для ровного счета. Заглянув слезящимися глазами в коробку, он заметил, что она выглядит угрожающе пустой.

– Хильди! – промычал он, делая ей знак. – Здесь ничего нет!

Она спрыгнула со стены и вытянулась перед ним во весь рост – в результате чего ее лицо оказалось примерно на уровне его грудной клетки.

– Опять? И к кому же мне идти?

– К Маджир?

– Вы задолжали Маджир сто пятьдесят одну марку. Она сказала, что больше не поверит вам в кредит.

– Может, Спицерия?

– Ему вы должны триста шесть. Та же история.

– Проклятье! Как это могло получиться?

Хильди окинула Танни, Желтка и шлюх многозначительным взглядом.

– Вы правда хотите, чтобы я ответила на этот вопрос?

Орсо покопался в памяти, ища кого-нибудь еще, но быстро сдался. Сдаваться было еще одной из способностей, в которых он весьма преуспел.

– Бога ради, Хильди, все же знают, что на меня можно положиться. В недалеком будущем меня ждет весьма значительное наследство!

Весь Союз, ни больше ни меньше, вместе со всем, что в нем есть – со всей неподъемной тяжестью связанных с ним забот, невероятной ответственностью и сокрушительными ожиданиями… Орсо скривился и швырнул ей коробку.

– Мне вы тоже должны девять марок, – буркнула Хильди.

– Кш-ш! – Он замахал на нее руками, но мизинец запутался в кружевах, и Орсо пришлось мучительно его высвобождать. – Просто сделай что-нибудь!

Испустив страдальческий вздох, девушка напялила поверх золотистых волос свою древнюю солдатскую фуражку и шагнула в толпу.

– А она смешная, эта ваша девчонка на побегушках, – пропела одна из шлюх, чересчур тяжело наваливаясь на его руку.

– Она мой камердинер, – нахмурившись, отозвался Орсо. – И она, черт возьми, настоящее сокровище!

Тем временем бородач на эшафоте выкрикивал лозунги ломателей со все возрастающим энтузиазмом. Шум в толпе нарастал; к немалому замешательству инквизитора, осужденный начинал находить отклик в сердцах людей. Сквозь насмешливые выкрики то и дело прорывались возгласы одобрения.

– Нет машинам! – надрывался бородач, натягивая жилы на толстой шее. – Нет захватам общественных земель!

Он казался дельным человеком. Во всяком случае, более дельным, чем Орсо.

– Как можно разбрасываться такими людьми! – пробормотал тот себе под нос.

– Открытый совет не должен быть только для благородных! Каждый должен иметь право голоса…

– Хватит! – рявкнул инквизитор, взмахом руки давая знак одному из своих подручных. Пленник еще пытался говорить с затянутой на шее петлей, но его слова потонули в гневном ропоте толпы.

Вот ведь парадокс: этот человек, рожденный безо всяких преимуществ, верил во что-то настолько сильно, что был готов умереть за это. А Орсо, от рождения имевший все, чего только можно пожелать, едва мог заставить себя вылезти утром из постели. Или, если быть точным, после полудня.

– Но ведь в постели так хорошо… – пробормотал он.

– Вот именно, ваше высочество, – проворковала ему на ухо вторая шлюха. Ее духи воняли настолько тошнотворно, что было удивительно, что вокруг нее не падают с неба потерявшие сознание голуби.

Инквизитор кивнул палачу.

Раньше для того, чтобы вздернуть осужденного, требовалась пара сильных людей или лошадей, но теперь какой-то предприимчивый умник изобрел систему, когда казнимый проваливался в люк сквозь настил эшафота. Достаточно было всего лишь нажать на рычаг. Ну а что, в нынешние дни на любое дело находилось изобретение, увеличивающее его эффективность. Почему убийство людей должно быть исключением?

Когда веревка со щелчком натянулась, толпа исторгла из себя странный звук, похожий на выдох. Частично это был возглас радости, частично – презрительное хмыканье, возможно, и стон разочарования, но большую долю занимал вздох облегчения. Облегчения от того, что на веревке болтаются не они.

– Да ну вас всех, – пробормотал Орсо, ерзая пальцем под воротничком рубашки.

Во всем этом не было ничего, даже отдаленно напоминающего удовольствие. Даже если эти люди действительно были врагами государства, они вовсе не казались такими уж опасными.

Следующей в очереди на получение королевской справедливости была девушка, которой вряд ли исполнилось хотя бы шестнадцать. Ее глаза на дне темных запавших глазниц были широко раскрыты. Она вскинула взгляд от распахнутого люка на шагнувшего к ней инквизитора.

– Хотите что-нибудь сказать напоследок?

Похоже, она была не способна ничего воспринимать. Орсо пожалел, что смог не настолько густой, чтобы скрыть от него ее лицо полностью.

– Пожалуйста! – взмолился третий человек рядом с девушкой. Его грязные щеки были исполосованы дорожками слез. – Возьмите меня, но, прошу вас…

– Заткните его! – рявкнул инквизитор, тоже вовсе не наслаждавшийся своей ролью в этом мрачном представлении.

В направлении эшафота беспорядочно полетело несколько овощей, но было трудно сказать, предназначались ли они осужденным или тем, кто исполнял приговор. По подолу платья девушки спереди распространялось темное пятно.

– Фу! – вымолвил Желток. – Она обмочилась!

Орсо, нахмурившись, глянул в его сторону: