Он поместил колено между её ног, и она неловко развела бёдра. Но когда он стал толкаться в неё своим возбуждённым членом, то почувствовал, как она замерла под ним и безуспешно пытается свести ноги. Он потёрся носом о её шею.
— Кэтрин, хочешь, чтобы я остановился? — прошептал Мартин ей на ухо. В ответ она молча мотнула головой и перестала сопротивляться. И всё же он чувствовал её скованность по тому, как напряжены были её ноги и сцеплены зубы. Он и рад был бы не замечать этих сигналов протеста и достичь, наконец, проникновения, но поступить так не мог.
Мартин снова перекатился на бок, продолжая её обнимать. Его встревожило, что в широко распахнутых глазах Кэтрин отражалось нечто похожее на страх.
— Что такое, любимая, ты боишься, что это больно? Но я буду аккуратен.
Она снова мотнула головой.
— Я хочу, чтобы ты любил меня, Мартин, правда. Я хочу сделать это для тебя, но я не понимала, каково это. Боюсь, я потеряю над собой контроль и начну издавать непристойные звуки. Я уже не знаю, чего от себя ждать.
Последнее, чего бы Мартину сейчас хотелось, это расхохотаться, но он прочувствовал весь комизм ситуации. Пусть Кэтрин и знала, как работает человеческое тело, но некоторые вещи явно оставались для неё тайной за семи печатями.
— Ты же понимаешь, что не должна делать это только ради меня? Ты и сама должна получить удовольствие.
— Я слышала, что некоторым женщинам со временем начинает нравиться, — с сомнением ответила Кэтрин. — Целовать тебя мне понравилось.
Мартин ответил на это долгим поцелуем.
— А будут ли непристойными звуки, которые начну издавать я?
— О чём ты?
Он взял её за руку, обернул её пальцы вокруг своего члена и несколько раз провёл ими вверх-вниз, издав при этом несколько страстных вздохов.
Кэтрин беспокойно заерзала, неосознанно усиливая хватку.
— Нет, это не непристойный звук.
Ей понравился и сам звук, и то ощущение власти, которое он ей дарил.
— Ты должна довериться мне, чтобы я мог контролировать твои чувства, как и я доверяю тебе. Я буду двигаться медленнее, и ты скажешь, если тебе что-то не понравится.
Он снова начал целовать её и нежно касаться обнажённых грудей, потом опустил голову и взял в рот оба соска по очереди.
Сердце Кэтрин забилось ещё быстрее, и она выгнула спину, желая усилить контакт с его губами. Не переставая ласкать соски, Мартин принялся поглаживать и её промежность. Она чуть поморщилась, но расслабилась, когда он продолжил ласки с той же осторожностью. Постепенно Мартин начал усиливать давление, стараясь совершать круговые движения. Кэтрин тихо застонала от удовольствия и приподнялась над кроватью, вжимаясь в его ладонь, чтобы усилить ощущения. Мартин стал уже сомневаться, что сам вытерпит до нужного момента. Нарастающее возбуждение Кэтрин было нестерпимо дразнящим для него самого.
Мартин ввёл палец внутрь, с каждым движением проникая всё глубже, растягивая тонкую мембрану, вместо того чтобы разорвать ее толчками. Через несколько минут Кэтрин шире раздвинула ноги, давая Мартину больше места. Воспользовавшись моментом, он снова накрыл её тело своим. И когда в этот раз он коснулся её своим возбуждённым членом, она приподняла бёдра ему навстречу.
Слабая боль, которую она испытала в момент проникновения, забылась за сладостным ощущением заполненности. Каждый следующий его толчок она встречала, приподнимая ягодицы. С таким поощрением он продержался недолго, и всё же самого пика удовольствия они достигли вместе, содрогаясь всем телом и отдавая себя без остатка ослепительному чувственному наслаждению. В конце Кэтрин тихо вскрикнула, и в этом вскрике отразились как удивление, так и чувство раскрепощения.
Потом они лежали, поражённые масштабами собственного поступка. Новый опыт накрыл их, словно необоримая приливная волна берег. Теперь же им нужно было понять, что они с ним обрели и что потеряли.
Кэтрин ошеломила глубина природы самого акта. Наконец ей открылась суть библейского описания брака как единства двух людей. Ведь теперь они с Мартином действительно стали едины во всех смыслах, и рядом с ним она ощутила такие уют и покой, о каких прежде и помыслить не могла.
Кэтрин и раньше понимала детали процесса как врач. Эмоции же оставались для неё закрытой книгой.
В возрасте тринадцати лет она заговорила на эту тему со своей кузиной её возраста, которая как раз готовилась к замужеству. Люси призналась ей, что мать посоветовала поднять руки над головой и позволить мужу делать с ней всё, что он пожелает. Спустя год, на крестины ребёнка кузины, Кэтрин снова попробовала поднять вопрос замужества в беседе с Люси, но та лишь покачала головой и сказала, что Кэтрин повезло, что та решила уйти в монастырь и ей больше не надо об этом волноваться. Из таких обрывочных познаний Кэтрин пришла к выводу, что может вручить Мартину в дар собственное тело быстро и безо всяких затей. Её удивило, что ему требовалось нечто большее. Её потрясло, что она сама захотела дать ему это большее. И, что важнее всего, главным подарком для Мартина оказалось не её обнажённое тело, а обнажённые чувства.
Сердце Мартина так переполняли вожделение, любовь и нежность, что он боялся, как бы оно не взорвалось. Ему снова не терпелось заняться любовью с Кэтрин. И в то же время он испытывал величайшее удовольствие от того, что просто крепко её обнимал, за одно только это вознося хвалу небесам. Однако за перечисленными чувствами скрывался небеспричинный страх потерять Кэтрин. Страх этот зиждился на фундаменте из осознания грозящих ей реальных опасностей и неуверенности в будущем, с которым им предстоит столкнуться, если удастся избежать всех смертельных угроз.
========== продолжение ==========
В последующие дни Кэтрин с Мартином только и делали, что наслаждались друг другом. Занятия любовью стали для них целью в жизни. Мартин удивлялся тому, как быстро Кэтрин научилась и доставлять ему удовольствие, и наслаждаться процессом. Порой он хватал её и резко входил после мимолётных ласк и поцелуев, не тратя время на то, чтобы снять одежду. Кэтрин же исследовала границы собственных возможностей, дразня его пальцами и губами и отказывая в разрядке, пока он не начинал умолять.
Они придумали игру, в которой один будил другого ласками, и тот, кого будили, должен был как можно дольше сдерживаться, притворяясь, что спит, пока уже не мог сопротивляться удовольствию. Целью было узнать, сколько сможет притворяться уже проснувшийся, и проигравших в этой игре не было. Они проводили долгие вечера в неспешных ласках, оканчивающиеся до боли яркими оргазмами с последующим сном. И лишь однажды оказались озвучены обычно безмолвные страхи, скрывающиеся за этими отчаянными взрывами чувственности.
— Что нас ждёт, Мартин? — как-то раз спросила Кэтрин.
Они были снаружи, собирали хворост. На укрытых от полуденного солнца клочках земли оставался лежать подтаявший было и вновь замёрзший снег. Мир стоял на пороге наступления нового сезона. Дни становились длиннее. И через две недели они ожидали возвращения Эдгара.
Кэтрин уже не могла припомнить, чего ждала в прошлом от нового дня нового времени года. Прошло всего четыре месяца с тех пор, как она оказалась за решёткой, но казалось, что пролетела целая жизнь. За это время она лишилась своего места в мире, своих друзей, семьи, веры и нормально функционирующей левой руки. И у неё появился возлюбленный, объявленный вне закона, как и она сама. Возлюбленный, на которого она во всём должна была теперь полагаться. Она выбрала его вместо непорочности и смерти, когда смерть казалась величайшим даром, который мог подарить ей мир. Откуда ей было знать, что ждало их в будущем.
Она взглянула на него, проверяя, услышал ли он вопрос. В его глазах читалась тревога.
— Я говорил с Эдгаром перед тем, как он уехал. Нас собирались переправить по морю в Ирландию. В то время я думал лишь о безопасном месте для тебя, быть может, в другом монастыре. Но это было до того, как между нами всё изменилось. Теперь нам нельзя разделяться, — с уверенностью заявил он. — Я заставлю свою семью это понять. Как и сэр Уильям, я тоже могу работать на герцога.
