Когда Кэтрин ничего не ответила, оставшись лежать неподвижно, он опустил кружку, несколько раз вздохнул и аккуратно развернул Кэтрин лицом к себе.
— Любимая, хочешь, чтобы я тебя отпустил? Ты и так уже настрадалась. Мне будет ужасно тяжело, но если хочешь покинуть этот мир, то я готов просто держать тебя за руку до конца.
Щёки его были мокрыми от слёз, лицо искажено скорбью, но он не проронил больше ни слова. Просто сидел рядом, держа её за руку.
Теперь Кэтрин выглядела озадаченной. Что-то пробилось сквозь стену оцепенения, которую она отстроила, чтобы пережить заточение и пытки, и которая сделала её дальнейшее существование бессмысленным. Она снова изменилась в лице, и теперь Мартин разглядел в нём смесь страха и сдерживаемой ярости.
— Ты не понимаешь. Я не боюсь умереть. Мне страшно жить дальше, — сказала она негромко.
— Я не могу пообещать, что защищу тебя. Ты и сама это знаешь. Но обещаю, что очень постараюсь, — ответил Мартин и закрыл лицо руками.
— Я обрадовалась, когда ты перестал спрашивать обо мне. Потому что больше не нужно было бороться с собой и отказывать в тепле, которое дарили мне наши встречи. Порой после тяжёлой ночи я думала о том, что, если бы ты пришёл меня проведать, тебя бы, возможно, оставили потом в покое. Но я не могла так рисковать. Когда ты сдался, я продолжала выносить пытки только благодаря мысли, что однажды всё это прекратится.
— Господи, Кэтрин, я не сдавался! Эти мерзавцы просто-напросто перестали говорить тебе, что я приходил.
Минуты шли одна за другой, пока Мартин сидел в беспомощном молчании. И чем дольше он сидел, закрыв глаза, тем страшнее ему было их открыть и узнать причину этой тишины. От ощущения, близкого к панике, у него кружилась голова. Мартин даже подумал, что смерть может забрать его тут, около Кэтрин. Тогда не придётся рыть ей могилу в промёрзшей земле.
Сквозь такие отчаянные мысли вдруг пробился голос самой Кэтрин:
— Ты заявляешь, что готов меня отпустить, но заставляешь испытывать к тебе чувства. И я в ловушке этих чувств. — Помолчав какое-то время, она вздохнула. — Но с этим ни тебе, ни мне ничего не поделать. Так держи же меня. И даже если лекарство не поможет, я всё равно попытаюсь его выпить.
Слова эти словно сняли с груди Мартина тяжёлый груз. Он взял заранее заготовленную флягу и вместо того чтобы вернуться к своей лежанке из шкур и одеял на полу, занял место на кровати рядом с Кэтрин.
Прежде чем под утро его сморило от усталости, он всё продолжал предлагать ей напиток, и она мужественно старалась отпивать столько, сколько могла.
Пока он спал, Кэтрин осторожно вытянула руку, провела кончиками пальцев по его лицу и коснулась губами щеки.
Проснувшись, Мартин обнаружил, что его рука обнимает сестру Кэтрин, а её голова покоится у него на плече. И его изумило, насколько привычной ощущалась эта поза.
Он замерил пульс Кэтрин, проверил сердечный ритм и остался доволен. Позже, в тот же рождественский день, она впервые заговорила о Дерби, оплакивая разлуку с матерью, матушкой Агнес и отцом Уолтером, которых они, скорее всего, уже никогда не увидят. Но все же Кэтрин с большим старанием налегла на еду и питьё.
Спустя две недели к ней вернулись привычные энергичность и уверенность в себе. Мартина давно уже тревожило её повреждённое плечо. И в прошлом, когда он предлагал начать разрабатывать его, чтобы оно не лишилось подвижности за период восстановления, Кэтрин не раз отказывалась, заявляя, что ей слишком больно. Теперь плечо зажило, синяки сошли, но сустав потерял подвижность. И Кэтрин принялась его разрабатывать, с каждым днём постепенно возвращая плечу подвижность. Однажды она с гордостью продемонстрировала Мартину, что уже может отводить руку от бедра.
— Теперь я займусь восстановлением движений вперёд и назад, — поведала Кэтрин о своих планах.
Она посоветовала добавить в список продуктов с рынка овощи. После чего проследила за тем, чтобы Мартин начал варить более питательные супы.
Однажды вечером Кэтрин попросила наполнить ей кадку, в которой до этого мылся только Мартин, чтобы и самой принять ванну, не желая больше ополаскиваться в лохани. Она ступила в кадку, и Мартин пробежался глазами по всему её телу, радуясь, что она немного набрала вес. Он так долго смотрел на неё как лекарь, что его искренне потрясло осознание того, как снова поменялось его восприятие. Её нагое тело опять пробудило в нём желание, и он не сразу отвёл взгляд. Мартин был уверен, что Кэтрин заметила перемену по тому, как он вдруг резко занял себя переставлением кружек и чашек. И пока она не оделась, Мартин продолжал смотреть в пол. Никто из них не обмолвился об этом ни словом, но он заметил, что Кэтрин стала больше внимания уделять соблюдению приличий.
Две ночи спустя Мартин проснулся вскоре после того, как они заснули, из-за непривычной зябкости в комнате. Температура за окном опустилась ниже обычного. Он встал и подкинул в очаг поленьев. Пока Мартин дожидался, когда новые дрова разгорятся, он услышал, как Кэтрин ворочается в кровати. Решив убедиться, что всё в порядке, прежде чем вернуться на свою лежанку, он обернулся и увидел, как Кэтрин подзывает его в розоватых отсветах вновь ожившего пламени.
Когда он подошёл и наклонился спросить, что случилось, она молча приподняла одеяла и жестом позвала присоединиться к ней. Смущённый, он попятился назад. Две недели назад Мартин готов был утешить Кэтрин объятием, теперь же боялся, что вряд ли на этом остановится. Она продолжала удерживать одеяла приподнятыми. Ещё какое-то время он держался поодаль от кровати, и лицо её приняло оскорблённое выражение. После столь явной просьбы он не мог отказать ей в утешении, ничего толком не объяснив. Мартин подошёл в надежде донести до Кэтрин причину, по которой им нужно спать раздельно. Тогда она отпустила одеяла, протянула правую руку, взяла его ладонь в свою и потянула на себя. Оказавшись вдали от тепла очага, Мартин уже начал подрагивать от холода. В конце концов он решил ненадолго прилечь, чтобы согреться, и за это время поведать Кэтрин позорную правду о своих греховных помыслах.
Кэтрин опустила голову ему на плечо, словно у них так давно было заведено. Взяв его левую ладонь, она поднесла её к своим губам и, прикрыв глаза, стала целовать пальцы. Когда же Кэтрин принялась нежно посасывать и облизывать кончики пальцев, он больше не мог притворяться, что не понимает её намерений. Её действиям недоставало искусности вследствие отсутствия опыта, но было ясно, что она пыталась его соблазнить, а не наивно искала утешения. Проблема заключалась в том, что при всей безыскусности её ласк, соблазн оставался соблазном.
Жар её тела и мысли об их первом таком восхитительном и пагубном поцелуе постепенно затуманивали его сознание. Кэтрин уже должна была почувствовать его возбуждение через рубаху, но не торопилась отодвигаться. Вместо этого она открыла глаза и робко улыбнулась, как будто довольная результатом, но словно прося помощи в том, что должно последовать за этим. Мартин был не в силах противиться желанию снова поцеловать Кэтрин. Перекатившись на бок, он притянул её к себе и нежно прижался губами к её губам. В этот раз Кэтрин проявила инициативу и превратила поцелуй в более откровенный, протолкнув язычок между его губами: сперва чуть-чуть, затем с большим рвением, словно найдя для себя это занятие удивительно приятным.
Спустя несколько минут наслаждения одними только поцелуями отец Мартин уже принял решение не останавливаться на полпути. Скользнув ладонями вниз к небольшим грудям, он потёр большими пальцами соски через хлопок сорочки. Мартин почувствовал, как от его прикосновений сердце Кэтрин забилось чаще. И больше он уже ни о чём не думал, целиком отдавшись ощущениям и инстинктивно взяв инициативу в свои руки.
Мартин опустился на спину, распустил тесьму на рубахе и скинул её с себя. Затем он сел на кровати и проделал то же самое с сорочкой Кэтрин, не забывая о ее больном плече. В свете пламени он целую минуту любовался её телом, пока не заметил, что под его пристальным взглядом она смущенно зажмурила глаза и отвернулась. Кэтрин потянулась к нему, явно желая вновь ощутить его близость. Тогда Мартин опустился на локти и колени и принялся целовать её жарче, чем прежде. Кэтрин расслабилась и с не меньшим пылом ответила на поцелуи.
