— Ты один тут справишься?
— Да, — с уверенностью заявил Мартин, - но пока сестре Кэтрин не станет лучше, я не смогу добывать еду или колоть дрова.
С появлением Эдгара в тюрьме Мартин поверил, что способен горы свернуть.
— Я попрошу Дрю передать тебе все, что можно, из наших запасов. Мы нарубим вам дров перед отъездом. Сам я планировал остаться на ночь в Ноттингеме. Там я знаю людей, на которых можно положиться, если купить их молчание. Вначале я рассказывал всем, что в домике лесника останусь для охоты. Теперь постараюсь, чтобы по округе пошёл слух, что на самом деле это место мне нужно, чтобы держать здесь свою возлюбленную, которая не прочь погулять на стороне, представься ей такая возможность. Сделай всё, что сможешь, чтобы люди в округе поверили в эту историю.
Ещё с час все были заняты уборкой мусора и всякого сора, оставшегося в домике после Эдгара и его людей. Кэтрин лежала в повозке, ни разу не проснувшись, пока шла шумная работа. В хижине обнаружилась большая кровать с продавленным матрасом, что навело Мартина на мысль, что это место в действительности чаще использовалось для тайных свиданий, чем для охоты. Меховые и шерстяные накидки на кровати не внушали Мартину доверия, но выбора у него не было. Он постирает простыни при первой же возможности.
Уложив Кэтрин на кровать, Мартин смог сделать то, что хотел со вчерашнего дня, когда Алан только привёл его в тюрьму. Несмотря на непроходящую вялость и сонливость сестры Кэтрин, он сумел уговорить её угоститься сладким вином со взбитым белком и сахаром. И раз после этого её не стошнило, Мартин решил, что шанс на поправку есть.
В хижину вошёл Эдгар, чтобы попрощаться.
— Эдгар, я всё ломал голову, пытаясь разобраться, что происходит. Почему ты решил сообщить своему отцу о моей просьбе о помощи? Ты боялся сделать что-то не так, не предупредив его? Или ты как-то лично вовлечен в дипломатические связи… как и мой отец? — с беспокойством начал Мартин.
— О нет, я не имею ничего общего с лживыми крысами из Рима. В этом мало чести. Просто я знал, что отец хотел бы узнать о твоих проблемах.
— Но почему? Почему он вообще дал согласие на то, чтобы ты мне помог? Моему собственному отцу не интересно, что со мной происходит, — стараясь скрыть расстройство, спросил Мартин.
Эдгар несколько раз прошёлся по маленькой комнатке, молча раздумывая, как поступить.
— Я думал, он тебе сам расскажет, прежде чем ты покинешь Англию. Я узнал об этом несколько лет назад от одной женщины, дочери старого шерифа. Мой отец — твой настоящий отец, Мартин. Мы с тобой сводные братья, — сообщил Эдгар, беспокойно хмурясь в попытке понять реакцию Мартина. — Леди Элизабет вышла замуж за сэра Уильяма в мае. Ты родился в октябре. Свадьбу сыграли так поспешно, чтобы скрыть положение леди Элизабет. Отец всегда сильнее волновался за тебя. Когда в Риме приключилась беда, он выхлопотал тебе место в Дерби. Он планировал твоё возвращение, когда толки в Ватикане прекратятся. Думал раздобыть тебе место в каком-нибудь крупном селении в Англии. Сэр Уильям должен был сообщить тебе всё это при вашей встрече в Лондоне. — Заметив недоумение Мартина, Эдгар, словно извиняясь, уточнил: — Как я понимаю, он тебе ничего не сказал. Во имя Крови Христовой, Мартин, ты правда думал, что мы о тебе забыли?
Мартин только кивнул, пытаясь переварить сказанное, чтобы пересмотреть ситуацию, в которой он оказался, с учётом последних открытий. Как это повлияет на его будущее? С тех пор как сестра Кэтрин оказалась в заключении, он и помыслить не мог ни о каком будущем. А до этого он полагал, что проведёт в Дерби остаток жизни. И он даже начал видеть некоторые преимущества проживания в небольшом поселении без уродливых заговоров, плетущихся в верхушках власти.
— Эдгар, я пока не могу об этом думать. Я нужен сестре Кэтрин. Просто помни, что я любил тебя как брата ещё до того, как узнал, что в наших жилах течёт одна кровь. И я никогда не забуду то, что ты для нас сделал.
— Если вдруг я понадоблюсь тебе до нашего запланированного возвращения сюда через два месяца, отправь письмо с человеком, который будет закупать вам продукты на рынке. Исаак Голдстоун будет тратить оставленные ему деньги на то, что вам потребуется, и на доставку этих вещей. Бог тебе в помощь.
Уже когда они ускакали, и Мартин оказался совсем один в припорошенном снегом лесу, он в полной мере осознал, какая на него легла ответственность. Он оказался единственной преградой между сестрой Кэтрин и всем, что ей угрожало. Но вскоре ежедневная рутина поглотила его настолько, что ему стало не до того, чтобы задумываться об этом.
========== Одиннадцатая часть ==========
Первое время она ничего не могла делать сама. Ему приходилось помогать ей в самых интимных делах. И если раньше мысль о чём-то подобном смутила бы Мартина, теперь он не ощущал ни малейшего стеснения. Всякий раз, как ему требовалось раздеть Кэтрин, единственным чувством, которое он испытывал при виде её истощённого тела и следов плетей на коже, была печаль. Её плечо превратилось в один сплошной сине-чёрный синяк. В своей жестокости Данджело не вывихнул ей сустав, но сильно повредил руку другим менее явным способом.
Мартин старался сохранять хижину в тепле, поддерживая огонь в очаге, и заготовлял дрова впрок. На готовку он времени не тратил, довольствуясь хлебом с сыром, а сестре Кэтрин продолжал понемногу давать яйца, вино, мёд и молоко. За неделю такого рациона она восстановила силы достаточно, чтобы начать ходить по комнате при его поддержке. Кэтрин наказала Мартину дать задание тому, кто ходил на рынок, купить баранины или дичи, и под её чутким руководством Мартин сварил похлёбку.
Только на такие темы они с Кэтрин и общались, касаясь в беседах лишь еды, домашних дел и погоды за окном. Ранее Мартин рассказал, что им придётся притвориться рыцарем и его любовницей. Кэтрин тогда помрачнела, но комментировать никак не стала. Мартин поведал ей и о плане Эдгара переправить их в Ирландию. Он надеялся подбодрить её словами о шансах на светлое будущее, но сестра Кэтрин ни о чём не стала его расспрашивать и продолжала проводить дни в почти полном молчании. Лицо её становилось печальным, когда она думала, что отец Мартин не видит. А когда он к ней обращался, выражение сменялось на вежливо-нейтральное.
Но вот, спустя три недели медленного, но заметного прогресса в восстановлении здоровья Кэтрин, наступила жуткая ночь накануне Рождества.
К тому времени она уже могла сидеть у огня и скармливать огню мелкие веточки, пока Мартин уходил колоть дрова. И, надо признать, Мартин рад был возможности покинуть закопченную хижину и сбежать от опустошенного взгляда Кэтрин. Когда в тот день к полудню он вернулся в домик, Кэтрин лежала на полу, согнувшись вдвое от страшной боли в животе. Вскоре её стало рвать и выворачивать наизнанку не реже чем по разу в час. Это продлилось до трёх утра, когда симптомы, наконец, сошли на нет. Многие ненадолго подхватывали хворь, подобную этой, вскоре выздоравливая, но слабость и худоба сестры Кэтрин вызывали сомнения в том, что её тело справится с недугом. Она уже потеряла много жидкости, и пульс её стал опасно учащенным и слабым.
— Кэтрин, тебе нужно это выпить, — решительно сказал Мартин. — Это подсоленная вода с мёдом. На вкус, быть может, не очень, но твоему телу это необходимо.
— Я сейчас слишком устала.
— Знаю, но у тебя пульс тонкий, как нитка, и сердце несётся вскачь. Взгляни. — Он ущипнул её за руку и показал, как долго не сходит след на коже.
— Если ты не восполнишь полезные элементы, которых лишилась, то умрёшь. Твоё сердце собьётся с нужного ритма. Помнишь, ты сама меня этому учила. - Он ещё надеялся на возвращение Кэтрин из прошлого, такой уверенной в себе и гордой своими познаниями и умениями. Надо было как-то убедить её, что выпить настойку просто необходимо.
— Я не удержу это в себе, — слабым голосом ответила она и отвернулась.
— Прошу, Кэтрин, — настаивал Мартин, на глаза его навернулись слёзы.
