- Отец, я была малодушной и жестокосердной: я дурно обошлась с хорошим другом, наказывая его за свои собственные ошибки, - поспешно прошептала она, обеспокоенно вглядываясь ему в глаза.
- Ваши грехи прощены, сестра, если вы вообще их совершили. То, в чем вы признались, не было грехом. Вы были сбиты с толку и нуждались во времени, чтобы все обдумать. Ваш друг понимает. Епитимьи не последует, - уверенно отозвался он.
Подбодренная его готовностью простить, сестра Кэтрин продолжила приглушенным тоном:
- А сейчас я сообщу вам то, что вам не понравится, отец, но надеюсь, вы простите меня и за это. Я больше не стану встречаться ни с вами, ни с отцом Уолтером, ни с кем-либо еще: любой близкий мне человек рискует навлечь на себя схожие обвинения.
- Но заседание королевского суда только через два месяца! Нам нужно знать, что вы в порядке, пока мы все его ожидаем. Мы уверены, что вас признают невиновной, но пока… - Он замолк, не договорив, при взгляде на ее лицо. Пребывание в темнице страшило ее, но она была твердо намерена не подвергать опасности кого-то еще. – Мы уже работаем над тем, чтобы подвергнуть сомнению свидетельские показания против вас, - подбадривающе продолжил он. – Я буду приходить каждый день и спрашивать, хотите ли вы меня видеть. Если вы почувствуете такую необходимость, то можете отказаться от встречи, - заключил он, скрывая свой собственный страх от невозможности быть рядом с ней, чтобы не увеличивать ее страдания.
Ко времени его возвращения в дом приходского священника Элисон уже прознала о новостях касательно сестры Кэтрин и теперь задавалась вопросом, а не пора ли ей возобновить свои попытки добиться внимания отца Мартина? Она столкнулась с ним в коридоре, когда он уже прошел мимо, и пожелала ему доброго дня. Не добившись ответа, она догнала его, заглянула ему в глаза и отпрянула от выражения муки на его лице. Он испугал ее, потому что походил на попавшего в ад, а ведь такой человек готов на все, ибо ему нечего терять. Она решила держаться от него подальше.
В течение трех недель отец Мартин каждое утро ходил в замок, и каждый раз стражники сообщали ему, что сестра Кэтрин не желает никого видеть. Он спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь, и ему отвечали, что все ее нужды удовлетворены. Также отец Мартин часто разговаривал с Джозефом Торнэпплом с целью дать тому духовный совет, несмотря на предупреждения отца Уолтера о том, что посеять какую-то новую мысль в голову Джозефа – все равно что набить наволочку телегой пуха: в ней просто не было для нее места. И все же ему казалось, что он пошатнул убежденность Джозефа в том, что Летиции намеренно причинили вред.
Но всего этого отцу Мартину показалось недостаточно: он полагал, что должен сделать еще один, последний шаг на пути к спасению сестры Кэтрин. Он опасался последствий, но все же послал письмо Эдгару, умоляя его о вмешательстве в дело монахини из монастыря святой Урсулы, несправедливо обвиненной в колдовстве. Он полагался на суждение Эдгара касательно того, как лучше разрешить данную ситуацию: силой, подкупом или угрозами, беззастенчиво играя на воспоминаниях Эдгара об услугах, которые он ему когда-то оказал. В конце отец Мартин писал, что, если все остальное не поможет, он чувствовал себя обязанным выступить в качестве защитника сестры Кэтрин на суде поединком, невзирая на угрозу его собственной жизни, что было очень сильной натяжкой, ведь подобных судов в данной местности не устраивали уже пятьдесят лет. В завершении он просил Эдгара держать его просьбу в тайне от обоих их отцов.
По-прежнему ли Эдгар был тем искренним и открытым товарищем, с которым он вырос? И хватит ли у него власти, чтобы выполнить просьбу отца Мартина? Был только один способ это выяснить. Он щедро заплатил юному Мэттью за недельное путешествие с письмом в Экзетерский замок, строго наказав тому отдать его лично в руки сыну герцога, Эдгару. И потом отцу Мартину не оставалось ничего другого, кроме как ждать.
========== Четвёртая часть ==========
***
Стало так холодно, что тонкий слой снега накрыл белым ковром высокую траву и живые изгороди по обеим сторонам тропинки, ведущей к замку. Но у наступившей зимы имелось и одно неоспоримое преимущество перед осенью: любому путнику больше не приходилось вязнуть в грязи, ведь земля стала твердой, как сталь. Отец Мартин обнаружил, что путь к замку занял у него куда меньше времени, чем прежде. Он наконец привык к прохладной английской погоде, да к тому же его теплый шерстяной плащ тоже неплохо помогал в борьбе с холодом.
Он увидел, что солдаты Данджело развели большой костер перед входом в помещение для стражи и по очереди грелись у него. У них-то как раз не было времени, чтобы привыкнуть к здешнему климату – без сомнения, они отчаянно скучали по куда более щадящей погоде Рима.
Эдгар через юного Мэттью переслал короткий ответ на письмо отца Мартина. В нем говорилось, что он изучит этот вопрос и придет к какому-нибудь решению. Больше от него не поступило ни слова. Заседание же королевского суда уже отложили на месяц, и для отца Мартина дни превратились в исполненный тревоги кошмар наяву.
За два месяца его ежедневные визиты превратились в рутину: отец Мартин говорил с сержантом, который посылал одного из своих людей внутрь, чтобы узнать, хочет ли сестра Кэтрин видеть священника; несколько минут спустя тот возвращался и сообщал сержанту, что нет, заключенная отказалась от религиозного утешения. Однако отец Мартин не знал, что несколько недель назад стражники вообще перестали спрашивать свою узницу. Если ответ всегда был одним и тем же, то какой в этом смысл?
Сегодня все прошло по тому же сценарию, пока отец Мартин не стал разворачиваться, чтобы уйти. Они все вздрогнули от неожиданности, когда Алан Хобсон высунулся из-за двери и крикнул:
- Узница передумала. Она хочет увидеться с отцом Мартином.
Сержант выглядел обеспокоенным, но не смог придумать, как опровергнуть это заявление.
Отец Мартин с готовностью подошел к Алану и спустился по лестнице в темницу замка. Алан остановил его, когда они достигли внешнего помещения перед камерами.
- Мне нужно поговорить с вами. Я сомневаюсь, что она по-прежнему знает, чего хочет. Она очень больна, отец. Священник из Ватикана, должно быть, пользуется уважением в Риме и Лондоне, но меня все происходящее удручает. Мне кажется, это тоже грех. Мать-настоятельница Агнесс посылает мясо, пудинги, яйца и прочие разносолы каждый день. Она прислала несколько шерстяных одеял и простыней, когда сестру Кэтрин только поместили под стражу. Но знаете, что мне пришлось сделать? Мне пришлось отдать все это солдатам Данджело. Она спит на соломе и получает лишь немного ржаного хлеба самого грубого помола и воду. Он говорит, это для усмирения ее души, но… я знаю, что она невиновна. Я знаю ее с детства, и она не ведьма.
Алан с тревогой огляделся, но продолжил говорить:
- Два дня назад в замок прибыл человек с повозкой, груженой грудой металла и деревянными инструментами, и спросил отца Данджело. Итальянские солдаты разгрузили эти предметы и перенесли в помещение наверху. Отец Данджело заставил их работать всю ночь, и вчера они отвели туда сестру Кэтрин. Отец, они допрашивали ее на дыбе! Я слышал, как отец Данджело ругался на доставившего дыбу человека за то, что он вывихнул ее плечо в первый же день. Они вправили его, чтобы вновь подвесить ее на дыбе. Мне кажется, они не хотят, чтобы она дожила до королевского суда. Полагаю, они рассчитывают добиться признания любой ценой, а потом подстроить ее смерть. Этот отец Данджело… не понимаю, как он может быть достаточно свят, чтобы занимать должность священника. Он получает какое-то извращенное удовольствие при виде страданий.
Отец Мартин изо всех сил постарался не упасть, когда перед глазами у него заплясали черные точки, отчего зрение помутилось. Помещение словно бы накренилось, потому что у него подогнулись ноги. Он схватился за край имевшегося там стола и опустил голову в попытке восстановить равновесие.
