- Вот как это должно быть. – Он толкает в меня бедрами. – Мужчина трахает женщину. – Он подкрепляет последнее слово очередным сильным стискиванием моего соска. Он снова двигает бедрами, вжимая свой твердый толстый член в мою вагину. Эта едва сдерживаемая сила нижней части его тела не знает пощады. Тверда как сталь. Весьма ощутима.

Он отпускает мою грудь и теперь резко обхватывает мои бедра обеими руками. Он снова толкает в меня и практически рычит:

- Боже, я хочу трахнуть тебя. – Я едва не кончаю от его слов. Он плотно зажмуривается и запрокидывает голову назад, обнажая длинную шею. Он снова двигает бедрами и издает рык – высокий и беспомощный звук, исполненный примитивной потребности. – Боже! О боже! Я хочу трахнуть тебя, Скалли!

Я вижу изменение в то же миг, как звук моего имени слетает с его губ. Он резко вскидывает голову и смотрит на меня наполненными ужасом глазами. В следующее мгновение он уже отшатывается от меня, причем так быстро, что чуть не падает в процессе.

Я безвольно сползаю вниз по стене на пол, чувствуя себе покинутой и пристыженной, мои ноги слишком слабы, чтобы удерживать мой вес.

Он пятится к дальней стене, во всех его движениях отчетливо читается паника. Он похож на крысу в мышеловке, отчаянно метущуюся из стороны в сторону и не знающую, куда идти и что делать.

- О боже. Нет, нет, нет, нет… - причитает он.

Вдруг он падает на бок, словно марионетка с обрезанными нитями, сворачивается в клубок и начинает рыдать, издавая ужасающие громкие звуки, что разрывают мне сердце от интенсивности стоящих за ними боли и сожаления.

Какое-то затянувшееся мгновение я слишком ошеломлена всем только что произошедшим, чтобы двигаться. Я могу только сидеть, облокотившись на стену, и чувствовать, как мое тело гудит от остаточного возбуждения, еще не вполне отступившего при этой резкой смене обстоятельств.

Малдер начинает задыхаться, его легкие не в силах справиться с переполняющей его мукой.

Этот звук в конце концов достигает моего слуха, позволяя слабости в конечностях отступить достаточно для того, чтобы действовать. Я подползаю к нему, чувствуя себя так, словно двигаюсь сквозь патоку, все еще потрясенная случившимся. Я тянусь к нему, но не имею ни малейшего понятия, что делать дальше.

Почему он кажется мне другим сейчас? Почему я кажусь другой?

Я сажусь позади него и осторожно кладу руку на его голую спину.

- Малдер?..

Мое прикосновение побуждает его мгновенно отпрянуть от меня. Он бросается в сторону кровати и падает рядом с ней, после чего отползает назад, покуда не оказывается от меня настолько далеко, насколько только возможно в одной комнате.

Я встаю и медленно приближаюсь к нему. Он всхлипывает, но не порывается сбежать, хотя слезы обильно текут по его щекам.

Я останавливаюсь перед ним, не зная, как дальше поступить. Внезапно он встает на колени, обвивает меня руками за талию и зарывается лицом мне в живот. Я успокаивающе провожу пальцами по его волосам, бормоча слова утешения так тихо, что мне остается лишь гадать, слышит ли он меня.

Это приносит нам обоим лишь мимолетное утешение. Вскоре он уже отодвигается и встает, вновь отстраняясь от меня.

- Нет, нет, нет, нет. – Он разворачивается ко мне лицом и шепчет: - Нет, Скалли.

Я киваю.

- Хорошо, Малдер.

Надо действовать быстро: я уже вижу, как он снова замыкается в себе, а мне нужно, чтобы он оставался со мной.

Я делаю глубокий вдох.

И начинаю давать ему инструкции уверенным нейтральным тоном. Он колеблется лишь мгновение, а затем покорно следует моим указаниям…

========== часть 3 ==========

***

Закусочная мотеля «EZ REST»

08:42

Затянувшееся молчание пересекло черту, за которой превратилось в неловкое, уже через две минуты нашего предполагаемого завтрака. Малдер сидит напротив меня, бледный и встревоженный, и не отрывает взгляда от чашки черного кофе перед собой, которую он обхватил пальцами, но забыл поднести ко рту.

Полагаю, мне надо быть довольной уже тем, что я смогла привести его сюда. По крайней мере, он оделся и побрился.

Официантка возвращается к нашему столику и неуверенно смотрит на неоткрытые меню. Я слабо улыбаюсь.

— Вам нужно еще время, чтобы сделать заказ? — спрашивает она, бросая нетерпеливый взгляд на Малдера, прежде чем вновь обращает все свое раздражение на меня.

Я игнорирую это проявление не самых лучших навыков социального общения и с максимальной вежливостью, которую только могу изобразить — то есть почти что грубо — прошу принести вазу с фруктами и тост из зернового хлеба.

Она разворачивается к Малдеру, постукивая карандашом по блокноту заказов.

— А что насчет вас?

Он не отвечает, продолжая пялиться на чертов кофе. Кажется, он не замечает ни ее, ни меня, ни вообще ничего вокруг, но я знаю, что это не так.

Она переступает с ноги на ногу и затянувшееся мгновение спустя смотрит на меня, похоже, готовясь задать вопрос, на который я совсем не в настроении отвечать. Я пронзаю ее предупреждающим взглядом, без слов советуя ей держать рот на замке, и затем позволяю себе вольность заказать напарнику еду, к которой он вряд ли прикоснется.

Она записывает заказ и, закатив глаза, уходит, довольная, что убралась от нас подальше.

После ее ухода я пытаюсь взять себя в руки. Мне надо очень осторожно обращаться с Малдером, но я опасаюсь, что не готова к этому.

Через несколько мучительных секунд я решаю, что мне остается только как следует обдумать события этого утра, чтобы помочь ему преодолеть блок, мешающий ему продвинуться дальше с этим делом. Но мне нужно вызвать его на разговор крайне осторожно. Любой признак осуждения приведет лишь к усилению его защитных механизмов. Я не могу так рисковать. Слишком многое стоит на кону.

Я мягко накрываю его ладонь своей и ослабляю его железный захват на чашке. Я не позволяю ему отстраниться, пытаясь установить безопасную ощутимую связь между нами. Поначалу мне кажется, что он высвободит руку, но отсутствие реакции на мое прикосновение даже хуже. С каждой проходящей секундой моя тревога растет по экспоненте, и на какой-то тягостный миг мне кажется, что я потеряла его навсегда.

— Малдер… Малдер, пожалуйста. — Плохо завуалированная паника проникает в мой голос, и меня саму едва не передергивает от этого звука.

Малдер, очевидно, услышал это, потому что впервые его выражение меняется, черты лица искажает болезненная гримаса. Он дважды открывает рот, прежде чем делает судорожный вздох и наконец тихо произносит:

— Я чувствую себя больным, Скалли. — С этими словами он отдергивает ладонь, затем складывает руки перед собой и опускает на них голову. — Я болен.

Мое сердце сжимается от сочувствия к нему.

Уже не в первый раз за сегодня я задумываюсь о том, а не сделала ли я серьезную ошибку в расчетах? Попытки установить, что ему сейчас нужно, похожи на попытки прочитать написанное шрифтом Брайля без прикосновения к нему. Он ненавидит меня? Думает ли он, что я ненавижу его за то, что произошло?

— Малдер, я не сержусь, — говорю я, прежде чем понимаю, что только что отправила план А к чертям собачьим. — Я просто хочу понять.

— Нет, не хочешь.

— Пожалуйста. Это не твоя в…

Он резко вскидывает голову, пронзая меня яростным взглядом. То, что я вижу в его глазах, заставляет меня прикусить язык, и мне остается лишь молча смотреть на него.

— Не надо, — просто произносит он. От него исходит едва сдерживаемая сила. Он словно бы побуждает меня осмелиться возразить ему.

Я должна.

Я знаю, что должна. Но что-то в его твердом взгляде парализует меня. Сдавленное горло начинает гореть, но жестким усилием воли я заставляю себя не расплакаться.

Он наблюдает за моими попытками взять себя в руки — ничто не ускользает от его внимания. Каким бы уставшим он ни был, все его ощущения остаются острыми, как ножи.

Готовыми вонзиться в меня.

Я говорю себе, что он делает это неосознанно. Он сейчас в профайлерском режиме, а в этом состоянии любые детали атакуют его с безжалостной суровостью. Это никак не связано с тем, что произошло ранее. Его разум просто голоден, беспокоен, приправлен расстройством и усталостью. Я вряд ли могу возлагать на него ответственность за то направление, на котором он фокусируется, когда не ограничивается аккуратно созданными им самим рамками.