- Мы должны обсудить, как будем действовать дальше, когда закончим с этим делом. Не сегодня, - добавляет она, когда я открываю рот. – Но скоро.

- Знаю.

Она выключает прикроватную лампу. Я улыбаюсь в темноте и перекатываюсь на бок, ища контакта с шелком ее кожи. Она придвигается ко мне, и мы встречаемся посередине, так что она прижимается спиной к моей груди.

Много часов спустя я просыпаюсь. Воздух в комнате горячий и спертый - тоненькие шторы почти неспособны сдержать лучи утреннего солнца. Меня бы все это беспокоило, если бы не губы Скалли, сомкнувшиеся на моем члене.

Ее рот такой горячий и влажный, и она неспешно водит пальцами по моим бедрам. Я ощущаю, как на моей груди и лице образуется пот, и пытаюсь скинуть спутанный узел пожелтевших простыней. Я поднимаю голову и смотрю на свою прекрасную возлюбленную в пыльном воздухе. Она на мгновение выпускает мой член изо рта и прижимает два пальца к блестящим от слюны губам, озорно улыбаясь мне. Я понимаю, что она имеет в виду: сохраняй тишину, Малдер, или я прекращу. Я вижу испарину и на ней, между изящными маленькими грудями. Мне хочется прикоснуться к ней, пробежаться ладонями по ее телу, но она снова берет меня в рот, и это слишком приятное ощущение, чтобы останавливать ее.

Я плюхаюсь обратно на кровать, закрываю глаза и представляю ее между ног – ее волосы цвета красного золота касаются моих бедер, сильные руки поглаживают меня. Она снова выпускает мой член изо рта, и я почти протестую – нет, Скалли, я не издал ни звука, клянусь – пока не чувствую, как она проводит носом по моим яичкам, после чего осторожно обхватывает губами сначала одно, а потом другое, нежно проводя по ним языком.

Я тянусь к ней, запуская дрожащую руку ей в волосы. Второй рукой я подкладываю подушку под голову и выгибаю шею, чтобы наблюдать за ней.

Ее глаза закрыты, но я понимаю, что она знает о том, что я наблюдаю за ней, по легкому изгибу ее губ. Она обхватывает рукой основание моего члена и снова берет его в рот, начиная сосать сильнее и вбирая его глубже в эротичном медленном ритме.

Я только тихо хриплю, когда кончаю, тогда как она не издает ни звука, позволяя моему вялому и блестящему от влаги члену выскользнуть из ее рта, чтобы затем очистить его деликатными облизываниями.

Она смещается вверх по кровати и ложится рядом со мной. Я опускаю руку и поглаживаю ее по бедру, но она мягко отталкивает ее, шепча:

- Позже.

Я склоняю голову, почти касаясь ее уха губами, и вдыхаю ее сладкий запах.

- Почему не сейчас?

- Нам вставать через час. Спи. Я поймаю тебя на слове позже.

Я смеюсь – сначала тихо, а потом громче, когда она неодобрительно щиплет меня за задницу. В конце концов я укладываюсь и привлекаю ее влажное от пота тело ближе к своему, не обращая внимания на жару.

Скалли быстро засыпает – сказываются многие годы, проведенные в мотелях по всей стране, когда привычное ощущение незнакомых простыней становится почти таким же ожидаемым, как запах постельного белья у тебя дома. Когда она была в смежном номере, для меня это и ощущалось, как дом.

Я жду, пока ее дыхание не становится устойчивым, прежде чем шепчу:

- Я люблю тебя, Скалли. Больше всего на свете. – И затем позволяю себе также погрузиться в сон.

***

Полагаю, я мог бы просто отдать Максвеллу газ.

Но пошел он. На этот товар отличный спрос, и его труднее украсть, чем плутоний, так что будь я проклят, если отдам его такому уроду как Максвелл. Он предназначен для одного из моих более… влиятельных клиентов. Я провернул всю эту операцию «обманка» с Максвеллом и Аджиибом исключительно ради денег.

Как он нашел Кейт?

Это не давало мне покоя с момента получения звонка.

Ненависть Джона Максвелла к федеральному правительству достигает просто эпических пропорций. Он никогда бы не воспользовался официальными каналами, чтобы раздобыть номер Малдера.

А это значит, он получил его от кого-то еще.

Лично я бы поставил на Спендера «Человека-дымохода», но это и не важно. Все, что мне нужно знать, - это то, что они напоминают мне о моем долге перед ними.

О том, что они владеют мною.

На случай, если я забыл об этом, пока подрабатывал на стороне.

Я просыпаюсь утром, ощущая еще более сильный запах мочи, пота и пыли теперь, когда вновь устанавливается жара. Я слышу вздох и затем шорох простыней, доносящиеся из смежного номера.

Черт побери, мне тошно оттого, что Призраку там перепадает, пока я лежу здесь в компании лишь с утренним стояком. Этот жалкий мудак не стоит ее времени – ей следовало бы понять это уже давно. Он такой невероятный слабак, вечно испытывающий угрызения совести из-за любого подонка, которого ему приходится прикончить по долгу службы.

Разумеется, женщинам это нравится. Мне даже хочется ворваться туда и сказать ей, что так называемые чувствительные мужчины не всегда хороши в оральном сексе.

Вместо этого я тихо дрочу в грязные простыни, плотно зажмурившись и представляя себе воображаемую Дану, которая не спорит, а просто отсасывает мне этими своими будто созданными для минета губами.

Не слишком-то хороший заменитель реальной живой женщины.

Мне нравилась ее компания. Мне нравилось смотреть на ее блестящие волосы и упругую маленькую попку, примостившуюся на сиденье рядом со мной. Уж лучше слышать ее ворчание, чем просто включать радио для разгона тишины.

Я хотел узнать ее получше, выяснить, что добавило этой резкости в ее вопросы с тех пор, как мы последний раз сталкивались с ней лицом к лицу. Я хотел рассказать ей, что если бы мне пришлось убить ее в тот день, это оставило бы шрам на моей душе.

А ведь сейчас уже мало что оставляет шрамы на моей душе.

Я хотел поговорить с кем-то.

В последний раз я спорил с Кейт, когда еще учился в Академии. Это был День Благодарения, и мы ужинали в приятном вашингтонском отеле – грустное напоминание о том, что нас просто нигде больше не ждали.

Она заливала мне в уши какую-то студенческую хрень о гражданских свободах, защите неприкосновенности системы. Я ответил ей, что закон не является синонимом справедливости.

Это почти все, что я помню – это и поглощение большого количества водки с индейкой. Может, я был столь же сентиментален, как и она.

Она закончила университет с отличием, а я выпустился из Академии и начал работать на Бюро. Затем началось мое настоящее образование. Вот с того момента я больше не мог отвечать на ее вопросы, не обдумывая каждое свое слово.

В тот День Благодарения мы общались едва ли не в последний раз. Наш последний разговор был по телефону, когда я позвонил ей из холодной телефонной будки на пути из Вашингтона.

- Мое назначение совершенно секретно. Я не смогу дать тебе свой будущий адрес или номер телефона. Но я свяжусь с тобой, клянусь. Когда смогу.

Она плакала, пытаясь сделать так, чтобы я этого не услышал. Холодный пластик таксофонной трубки впивался в мою ладонь – у меня не было перчаток, идея позвонить ей возникла почти в последний момент.

- Алекс, что если что-то случится с тобой? Ты все…- Я слышу, как она подавляет рыдания, а заодно и следующие слова. Мы остались одни, и теперь я оставлял ее в еще большем одиночестве.

Я дважды звонил ей в последние три года. У меня не было ответов на ее вопросы. Прошлой осенью я просто оставил запись на автоответчике в Лос-Анджелесе.

Кейт была последней, с кем я мог разговаривать, что особенно иронично, учитывая, что мы постоянно спорили.

Я слышу слабый шипящий звук шепота из смежного номера, а потом наступает тишина.

Я давно приучил себя не шептать – шипящие звуки хорошо разносятся в воздухе. Фишка в том, чтобы научиться говорить очень тихим голосом.

***

- Лучше всего сейчас воспользоваться внедорожником. Я не планировал так долго ездить на пикапе. Мне совсем не нравится закрывать эту проклятую штуку всего лишь брезентом, - хнычет Крайчек. – Дайте мне часа полтора, и я смогу…

- Нет, - рычит Малдер.