Заехав на парковку, они столкнулись с семьей с маленькими детьми, переносившей вещи из машины в открытый номер за несколько дверей от их номеров. Малдер от всей души понадеялся, что они со Скалли не навлекут опасность на этих людей.

Скалли выскочила из машины, как только они остановились, но задержалась, ожидая, когда он ее нагонит.

Малдер собрал свои вещи, закрыл машину и приблизился к напарнице. Дети кричали друг на друга из-за кондиционера и того, кто какую сторону кровати займет. Смесь раздражительности и привязанности в их голосах напомнила Малдеру о нем самом и Саманте в их совместных семейных поездках, одновременно навевая мысль о том, какими были четверо детей Скалли в их молодые годы? Он положил ладонь на поясницу Скалли, почувствовав, как дернулись ее мышцы, однако она не отстранилась.

– Не хочешь рассказать, что там случилось? – снова попробовал он.

Она опустила взгляд на его руку, державшую помятый пиджак, и покачала головой.

– Я же сказала, что кого-то заметила.

– Да, верно. Может, расскажешь, кого? Одного из тех людей, что я видел?

Она судорожно втянула воздух и смиренно выдохнула. Напряжение в его теле ослабло: он всякий раз радовался про себя, когда удавалось вызвать ее на откровенность, пусть и ненадолго. Всякий раз, когда годы близких, доверительных отношений оказывались ненапрасными.

– Это были дети, – признала она. – Черноглазые дети, полагаю… Не те, которых арестовали. Они стояли у дверцы машины. И они кое-что мне сказали. Может… спроецировали кое-что для меня.

– Спроецировали кое-что для тебя? Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, воспоминание. Я увидела его фрагменты в голове. Но нас прервали, и я… я не поняла.

– Ты что-то вспомнила?

Она переместилась, ступив на полшага в сторону. Вспышка света от фонаря отразились от чего-то, когда ее волосы поменяли положение, и он понял, что она по-прежнему носила стеклянные сережки.

– Не совсем. Недостаточно. Я просто… я правда не хочу сейчас об этом говорить. Я не очень хорошо себя чувствую.

Это привлекло его внимание.

– Не очень хорошо себя чувствуешь? В чем дело? Они что-то сделали…

– Нет, это тут ни при чем, я… у меня живот болит.

Малдер обдумал это заявление, оценил последствия и осторожно сказал:

– Ладно. Все нормально? Ты ничем не заболела?

Она беспечно тряхнула головой.

– Я в порядке. Мне просто надо принять душ и поспать.

– Скалли…

– Поговорим утром. – Она наконец встретилась с ним взглядом и многозначительно подняла брови. – Обещаю.

– Скалли, просто скажи…

– Все нормально, – снова заверила его она с успокаивающей, но не особенно убедительной улыбкой и положила ладонь ему на грудь. Ее преднамеренное прикосновение и долгий взгляд позволили ему осознать значимость того, что произошло между ними ранее. Она без слов сказала ему, что по-прежнему рядом и одно с другим никак не связано.

Он вздохнул, умоляюще смотря на нее, но она лишь мягко похлопала его по груди и, развернувшись, прошла в свой номер.

***

Едва закрыв за собой дверь, Скалли начала дрожать. Все, что произошло с момента ее пробуждения, казалось сюрреалистичным. Она просто не в силах была осмыслить цепочку событий, приведших ее оттуда сюда. Она собирала информацию по делу, словно компьютер, осмысливая каждое действие, могла воспроизвести последовательность событий с отстраненной точностью, но сейчас ее реальность застряла где-то между темными глазами в ночи пустыни и глубоко потаенным воспоминанием из далекого прошлого.

Она сняла пиджак, бесцеремонно швырнула портфель на пол и опустилась на край кровати. Сняв туфли, она подняла их, чтобы очистить от прицепившихся к тонкой подошве колючек, и осмотрела стопу, в которую растения смогли впиться через подошву во время бега. Надо будет промыть и обработать рану после принятия душа.

Ей хотелось стоять под теплыми струями воды как можно дольше, ощущая движение крови по венам и убеждаясь в реальности всего происходящего с ней сейчас. Ей хотелось смыть с себя пыль, сухость и изолированность этого места.

Скалли сбросила остальную одежду и достала из сумки чистую, повесив смену белья на держалку для полотенец, пока вода из душа наполняла ванную комнату теплом.

Она как раз смывала с волос шампунь с запахом лимона, когда стремительный и навязчивый поток ее мыслей вырвался на волю, и вот уже сколотая облицовочная плитка на стене сверкнула и исчезла, сменившись металлом и светом, от которого у нее свело живот.

Свет слишком яркий. Скалли инстинктивно прикрывает бледные глаза младенца, и в следующее мгновение свет в комнате становится более мягким, желтоватым. Она решает, что другие поняли.

Ребенок капризничает, но когда Скалли замедляет дыхание в тон теплому комочку в ее руках, понимая, что перед ней особый ребенок, требующий внимания, и ища с ним связи, младенец начинает затихать. Широко распахнутые глаза сосредотачиваются на лице Скалли, маленькая рука выпутывается из одеяла и тянется вверх.

Скалли берет невероятно крошечные пальцы в свои собственные, встречается с любопытным взглядом ребенка, поглаживает мягкую щеку. Кожа новорожденного гладкая, словно шелк. И она знает… она понимает… что это ее ребенок. Она не может этого объяснить, но теплый комочек в ее руках принадлежит ей – это ее кровь и плоть; каждая клеточка ее тела кричит ей о наличии между ними связи. Скалли поднимает глаза и смотрит на молчаливую фигуру в углу комнаты – охранника, передавшего ей ребенка. Существо смотрит на нее в ответ, а потом как будто бы слегка кивает.

Скалли слышит слабые, но отчетливые слова в своей голове. Ребенок ее.

Она дрожит.

Она не знает, как долго они позволяют ей оставаться на этой неудобной скамейке. Она не обращает внимания ни на что, кроме драгоценной жизни в ее руках. Она шепчет девочке, проводит пальцем по изгибам ее совершенного лица, поглаживает пушок на голове. Никаких признаков рыжины. Дана сама родилась рыжеватой блондинкой.

Пока они с девочкой сидят вместе – два теплых тела посреди холода и металла – груди Скалли начинают болеть, и она понимает, что ее тело подсказывает ей, что ребенка пора покормить. Девочка утыкается в нее, водя ртом там, где одежда, которую на нее надели, съехала в сторону. Скалли прижимает ребенка к себе, поддерживая ее хрупкую головку рукой. В комнате слишком холодно. Им нужно больше одеял.

Она не успевает даже заметить, как существо покидает свой пост в углу, приближается и забирает у нее ребенка.

Скалли тянется за ним.

– Нет! Нет… нет, куда вы ее забираете? Дайте мне ее подержать. Она моя!

Незнакомые липкие руки удерживают ее предплечье – мягко, но настойчиво.

– Ей холодно, я нужна ей. Позвольте мне… она голодна. Не забирайте ее!

Открывается дверь в другую комнату, и на какой-то миг Скалли видит, как чей-то чужой ребенок, играющий с желтыми и красными кубиками, поворачивается и смотрит на нее бездонными темными глазами. Полностью черными.

Зловещий лязг. Ребенок пропадает. Скалли остается наедине с вызывающими тошноту пальцами, удерживающими ее. Свет в комнате снова слишком яркий. Ее глаза щиплет, и она осознает, что плакала, умоляла и даже не знала, почему. Время скачет. Желтый свет. Тонкий и бесформенный голос эхом разносится вокруг нее. «Отошлите ее назад». Бетонная лестница. Бесформенное пятно. «Верните ее мне! Вы не можете ее забрать!» Темнота.

Ее кожа еще не полностью обсохла, когда она подошла к двери в номер Малдера.

========== Глава 17 ==========

***

Он открыл не сразу. Свет, лившийся из его номера, был теплым и приглашающим в противовес довлеющей темноте у нее за спиной. Малдер успел переодеться в тренировочные штаны и футболку. Распахнув перед ней дверь, он принялся вынимать из ушей наушники – вероятно, работал на ноутбуке, когда она постучала.

Скалли дрожала на предвещавшем скорое приближение бури ветру, так как не накинула ничего поверх голых рук, все еще влажных после душа. Она была босиком и носила лишь топ и пижамные штаны.