Он улыбнулся публике — сдержанной, но почему-то все еще необъяснимо озорной улыбкой — и слегка кивнул в знак признательности. Люди вокруг Азирафаэля разразились еще более громкими аплодисментами, по-видимому, не замечая ничего необычного, в то время как он просто продолжал сидеть, сложив руки на коленях, и его челюсть — он был совершенно уверен и довольно неприятно осознавал это — тянулась к полу. Он поспешно придал своему лицу чуть более приемлемое выражение — настолько приемлемое, насколько вообще мог — и покачал головой в полном недоумении, глядя на дерзко — почти нагло — ухмыляющегося демона всего в нескольких метрах от него. Кроули подмигнул ему в ответ и грациозно занял свое место за инструментом.

А потом зазвучала музыка, и вся аудитория погрузилась в молчание с тихим вздохом благоговения, и Азирафаэль совсем забыл о своем первоначальном взрыве негодования. Мелодия текла по залу, прозрачная, как капельки тающего весеннего снега, нежная, как песня соловья в Сент-Джеймсском театре, становясь все сильнее с каждым прикосновением пальцев Кроули. Они порхали над клавишами с такой скоростью, которая была бы решительно невозможна для человеческого тела, и Азирафаэль почувствовал себя совершенно потрясенным во второй раз подряд. На этот раз из-за того, как прекрасен был танец этих пальцев. Рукава рубашки демона были закатаны почти до локтей, обнажая предплечья, мускулистые мышцы и сухожилия играли под холстом бледной кожи, когда его руки вальсировали, заставляя музыку пульсировать, набухать и извиваться. Голова Кроули двигалась в унисон с ней, и эта вездесущая, неуловимая улыбка никогда не сходила с его губ.

Боже милостивый, но он наслаждался собой, заметил Азирафаэль, и не без теплоты. Он был положительно ошеломлен невыносимой дерзостью демона, и в глубине души он действительно с некоторым беспокойством думал о том, что Кроули сделал с самим маэстро, но в то же время он просто не мог удержаться от своей собственной, мягкой и очень нежной улыбки, натянувшей уголки его рта. Кроули отлично проводил время — простите за каламбур — и делал это с достоинством. Очарованный, Азирафаэль позволил себе плыть вместе с музыкой, не сводя глаз с этих уверенных, точных и столь несомненно талантливых рук. Конечно, у него было значительное преимущество в навыках по сравнению с людьми, но к этому моменту Азирафаэлю уже было все равно. Его демон действительно был зрелищем.

Позже, когда он закончил симфонию, Кроули неторопливо сошел со сцены, явно довольный собой и хорошо сделанной плохой вещью, сопровождаемый ревом аплодисментов. Через несколько минут Франц как ни в чем не бывало вернулся на сцену. Зрители полностью пропустили трюк и на этот раз. Азирафаэль оставался на своем месте до конца концерта. Кроули, как он скажет ему потом, слушал остальных за кулисами. Позже он угостил Азирафаэля лучшим ужином в одном из самых роскошных Венских ресторанов, казалось, физически не в силах перестать улыбаться, как пресловутый кот, съевший сливки. Азирафаэль, в свою очередь, ни за что на свете не мог сердиться на того, кто буквально сиял, как Кроули. Он не мешал демону хвастаться, время от времени бросая короткий восхищенный взгляд на его тонкие руки, с каким-то благоговением вспоминая, как они творили чудеса над клавишами фортепиано.

***

Теперь, мысленно вернувшись в спальню Кроули, Азирафаэль наблюдал, как эти руки закрыли книгу, которую он читал, почти благоговейным жестом. Его губы шевельнулись, и бывший ангел понял, что демон явно что-то ему говорит.

— Прости, мой дорогой? — спросил он, когда видение полностью исчезло, и встретился взглядом с Кроули.

И, о, в них все еще была улыбка, но она была другой. Это была та самая улыбка, которая мало говорила о веселье и о чем-то, граничащем с тревогой. Сердце Азирафаэля упало, когда он отстраненно подумал, как долго этот взгляд пронизывал все, что делал Кроули, и почему он никогда не замечал его до недавнего времени.

— Я говорю, что ты несчастен, правда? — повторил Кроули.

Азирафаэль открыл рот, чтобы возразить. А потом закрыл, тоже опустив глаза, не в силах выдержать взгляд своего демона. Голос Кроули был мягким, но не вопросительным. Откровенная ложь не сработает — они слишком хорошо знали друг друга для подобных трюков.

Тем не менее, он рискнул:

— Нужно время, чтобы привыкнуть, верно?

— Я не имел в виду это как выговор, ангел, — тихо вздохнул Кроули, и взгляд Азирафаэля метнулся к нему.

Конечно, он знал, что Кроули, очевидно, не имел ввиду этого, но грустная улыбка демона была достаточным упреком для Азирафаэля, и он считал, что заслужил его. Зная Кроули так же хорошо, как и он сам, он должен был также понимать, что демон, вероятно, взял на себя всю вину за то, что не смог заставить его чувствовать себя в мире с самим собой.

— Нет, наверное, не несчастен, — наконец признался он, слегка покачав головой. — Но… — он замолчал, не уверенный, что сможет передать словами то, о чем размышлял в последнее время.

— Но? — подсказал Кроули, и этот неосторожный, полный надежды взгляд в его глазах снова заставил сердце бывшего ангела сжаться.

— Я думал недавно… в последние пару дней, на самом деле…

Глаза Кроули расширились, когда он произнес это, и вспышка беспокойства и страха в них, такая сильная и осязаемая, заставила Азирафаэля снова замолчать.

— Ты ведь не собираешься уходить, правда? — внезапно выпалил Кроули, костяшки пальцев, державших книгу, заметно побелели.

— Что? — спросил Азирафаэль, совершенно сбитый с толку.

— Я… — Кроули опустил глаза, выглядя одновременно несчастным и взволнованным. — Просто… ты знаешь, когда я Пал, я встретил тебя позже, и это… — Кроули сделал долгий, дрожащий вдох, Азирафаэль смотрел на него с полнейшим благоговением, зная, что Кроули очень волновался из-за него в последние месяцы, но никогда не подозревая о степени этого. — Ну, я думаю, ты мог бы сказать, что это спасло мою жалкую задницу тогда, и я понял, что не так хорошо помогал тебе справиться со всем этим сейчас, так что… — он фыркнул, звук вышел таким горьким, что Азирафаэль почувствовал, как его кожа покрылась мурашками. — Может быть, это моя вина, что я не могу сделать твою жизнь лучше для тебя, я пытался, ангел, но если…

— Кроули? — Азирафаэль прервал его прежде, чем он успел сказать то, что собирался, пораженный этим внезапным открытием и более чем ошеломленный.

Кроули замолчал и бросил на него взгляд, одновременно униженный и удрученный, отчего сердце Азирафаэля упало.

— О, мой дорогой… — пробормотал он и потянулся к своему демону, к этому чудесному, прекрасному, добрейшему существу, которое он когда-либо знал, и притянул его в свои объятия, Кроули сдался достаточно охотно, его собственные руки обхватили тело ангела с одинаковой силой. — Я так ужасно виноват…

Он почувствовал, как демон покачал головой у него на груди, но только еще крепче прижал его к себе, не позволяя возражать, потому что теперь, когда он только начал по-настоящему понимать степень затруднительного положения, в которое они попали, он не собирался молчать, не имел права молчать.

— Ты застрял со мной, — прошептал он. — И не смей винить себя в том, что случилось, слышишь? О боже… — пробормотал он, все еще ошеломленный, остро ощущая каждым квадратным дюймом своего тела, как отчаянно демон цепляется за него. — Это совсем не то, о чем я собирался поговорить с тобой, я…

И в этот момент Кроули вдруг напрягся в его объятиях, отодвинувшись на мгновение назад. Его глаза широко распахнулись, щелевидные зрачки расширились так внезапно, что стали казаться почти человеческими, и от выражения чистого, безмерного ужаса у Азирафаэля перехватило дыхание. Тело демона затвердело рядом с его собственным, как будто каждый мускул в нем напрягся одновременно.

— Что… — начал было бывший ангел, но едва успел произнести первое слово, как Кроули уже поспешно высвободился из его объятий.

— Черт! — прошипел он, и в этом коротком проклятии было столько эмоций. — Не сейчас, не сейчас!