— Если ты настаиваешь, — ответил ангел с неподдельным интересом, — пойдем.
В ту же ночь появилось соглашение, которое будет действовать в течение тысячелетий с тех пор. Для этого требовались жаркие споры, вино, несколько сгоревших свечей, много папируса, еще вино и тарелка сушеных фиников, съеденных исключительно Азирафаэлем, и к концу переговоров Кроули чувствовал себя настолько измотанным, что не мог думать ни о чем, кроме как закрыть тяжелые веки и уплыть на волнах сна, желательно без сновидений. Он так и сделал, впервые за все время их с Азирафаэлем знакомства будучи совершенно уверенным, что его технический заклятый враг вовсе не был заклятым врагом, а скорее единственным сверхъестественным существом, которому он мог доверять. Никогда еще он не спал так крепко, как в эту ночь, зная на каком-то уровне сознания, что рядом с Азирафаэлем он в полной безопасности. Ради разнообразия это было освежающе приятное чувство.
***
Иерусалим, 33 год н. э.
— Не знаю, станет ли тебе легче от всей этой глупости, — вздохнул Кроули, не сводя глаз с далеких крестов, воздвигнутых на горе Голгофа, — но я тоже ничего не понимаю.
Они стояли в просторном зале, между колоннами римского храма, плечом к плечу, и вот уже полчаса наблюдали, как устанавливают кресты. Кроули был рад, что они не были достаточно близко, чтобы услышать осужденный крик — который, несомненно, был — одного из несчастных жертв, среди которых был Сын Божий. Лицо Азирафаэля было пепельным и казалось влажным от пота, светлые кудри прилипли ко лбу и вискам. Его губы были сжаты в тонкую, спокойную линию, но голубые глаза выдавали целый набор эмоций — гнев и сочувствие, беспомощность и замешательство — все они слились в выражение, которое, возможно, было ближе всего к полному недоверию.
Распятие Иисуса не должно было стать неожиданностью ни для одного из них — это была просто одна из вещей, которые были предсказаны и, таким образом, которым суждено было произойти, точно так же, как Апокалипсис должен был произойти в один прекрасный день в будущем. Она была написана словами, и не важно, что никто не знал, где именно были записаны эти слова. Никто никогда не спрашивал их мнения, потому что их мнение не имело значения в великой схеме вещей. И все же оно было у них обоих. Кроули дорого заплатил за это несколько тысячелетий назад.
Он уже давно отказался от попыток понять хоть какую-то часть этого непостижимого плана. Непостижимый план был, по сути, настолько непостижим, что в эти дни он служил чрезвычайно постижимым оправданием для больших парней Сверху и Снизу, чтобы они могли вести свой бизнес так, как им хотелось. Среди них двоих, ангела и демона, размещенных на Земле в качестве полевых агентов, это можно было обсуждать снова и снова, ни один из них, казалось бы, не приходил к какому-либо выводу о том, что все это значит. Иными словами, непостижимый план был прекрасной полемической площадкой для вечеров и ночей, которые они проводили в пьяной компании друг друга. Если Он согласен с тем, что Его собственный сын должен быть распят — ну и хорошо, кто они такие, чтобы начинать возражать против этого? Что действительно раздражало Кроули, так это жажда крови, с которой люди взялись за дело. И не только сегодня; они всегда могли шокировать его таким образом, что он терял дар речи. Кроули видел, как они делают хорошие вещи, которые он не понимал по должности, но когда они делали плохие — ну, что-то хуже Ада вырвалось на свободу.
Азирафаэль, конечно, тоже всегда знал об этом плане, но не о непостижимом, а о совершенно чудовищном, связанном с Сыном Божьим. Однако если Кроули, хладнокровный реалист по натуре, верил в это с самого начала, то ангел, похоже, только сейчас пришел в себя и, судя по его виду, не особенно преуспел в этом. В глубине души он, должно быть, лелеял надежду, что произойдет что-то, о чем ни один из них не знал, способное предотвратить казнь. Конечно, это было не так, и пока Азирафаэль смотрел на кресты и серые массы людей, окружавших их, все его противоречивые эмоции отражались на лице так ясно, словно он размышлял вслух.
Что, по мнению Кроули, было не очень хорошо. Нет, это было совсем нехорошо, потому что замешательство порождало вопросы, а вопросы — это не то, чем ангел должен был бы занимать свой ум. Кто, если не сам Кроули, знал бы это так чертовски хорошо?
Он долго смотрел на ангела, и то, что он увидел, ему совсем не понравилось. Между светлыми бровями Азирафаэля залегла складка, означавшая, что он не только начнет придумывать вопросы, но и озвучит их. Что было абсолютно неприемлемо. С этим надо было что-то делать немедленно.
Кроули осторожно прикоснулся к плечу ангела, одетого в симлу, надеясь сбить ход его мыслей или, по крайней мере, отвлечь его от кровавой сцены, разыгравшейся на Голгофе. Азирафаэль моргнул, что поначалу дало Кроули некоторую надежду на успех, но это было довольно недолгим жестом, поскольку мгновение спустя Азирафаэль недоверчиво покачал головой, не сводя глаз с далекого холма с крестами на нем, и — благослови несносного дурака — открыл рот.
— Я… — начал он, но это было все, что ему позволили произнести.
— Заткнис-сь, — прошипел Кроули, крепче сжимая плечо ангела в надежде, что это будет воспринято как предупреждение.
Глаза Азирафаэля метнулись к его глазам, наконец, растерянность в них теперь была направлена прямо на демона. Его слова, должно быть, прозвучали сердито — и правильно, потому что, черт возьми, он был зол! Он был просто в ярости от этого проклятого ангела! Кем еще он мог быть, когда у этого божественного идиота вдруг появились идеи, опасные идеи, которые могли отправить его Вниз, туда, где стоял сам Кроули в Великой системе Вселенной, которая была прямой дорогой в Ад?!
Азирафаэль продолжал молча смотреть на него, выглядя таким ошеломленным и таким шокированным, что Кроули на мгновение захотелось дать ему дружескую пощечину, чтобы напомнить, кто он такой и где находится.
— Я просто хотел сказать, что я не… — ангел попробовал еще раз, и его снова прервали, довольно бесцеремонно.
— А я только что велел тебе заткнуться, — огрызнулся Кроули, сжимая плечо ангела так сильно, что там наверняка остались синяки.
— Кроули, — сказал Азирафаэль, явно стараясь, чтобы его голос звучал строго, но терпеливо. — У меня болит плечо.
— Я сделаю еще больнее, если ты не закроешь рот и не подумаешь, прежде чем начнешь говорить что-нибудь еще! — Кроули чуть ли не зарычал, когда повернулся и, верный своему слову, схватил Азирафаэля за плечи, грубо встряхнув. Это было самым близким моментом к кулачной драке, который у них был задолго до соглашения.
Его сердце вдруг сильно забилось в самом горле. Азирафаэль, казалось, был скомпрометирован между тем, чтобы либо ударить его прямо на месте, либо разрыдаться. Кроули увидел, что его глаза уже наполнились слезами — два лазурных голубых океана, наполненных горем, смятением, недоверием и упреком. С тяжелым вздохом демон ослабил хватку своих пальцев, но тем не менее позволил своим рукам остаться на плечах Азирафаэля. Они были удивительно теплыми под его вечно ледяными пальцами.
— Послушай, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и рассудительно. — Мне очень жаль.
— Лучше бы это было действительно так, — отрезал Азирафаэль, раздраженный и заплаканный.
— …но я хотел сказать, не надо, Азирафаэль.
— Не надо? Не надо что? Не мог бы ты быть немного более конкретным?
— Мог бы. Не задавай вопросов, ради вс-сего греш-шного!
— Каких вопросов? — на этот раз Азирафаэль казался действительно раздраженным и только немного смущенным.
— Любых. Касательно всего, что происходит сейчас. Я знаю, что ты не одобряешь этого, но, Боже, никого не волнует, одобряешь ты или нет, Азирафаэль. Так что, черт воз-зьми, не смей ставить под сомнение этот трижды испорченный невыразимый план. Это не твое гребаное дело, и иметь мнение о его проклятых намерениях не входит в твои должностные обязанности. Не смей сомневаться. Ты понял?
