— Что, не узнал? Это все еще я. Вот так я обязана время от времени выглядеть. Привыкай. Когда-нибудь ты отправишься со мной на светский раут. И там вот таких будет много.

Мартин не сказал, что “вот такой” он ее уже видел. В лаборатории, в доме Волкова.

Флайер уже стоял на исходной позиции.

— Кстати, — сказала Корделия, уже взобравшись на водительское место, — мы еще ни разу с тобой не летали. Как ты смотришь на то, чтобы завтра совершить небольшую прогулку?

Мартин недоверчиво взглянул на нее. Конечно, он хотел полетать! Хотел оказаться во флайере полноправным пассажиром, а не пленником или грузом.

— А можно?

Она потянулась было провести ладонью по его волосам, но, видимо вспомнив, чем окончилась прошлая ее попытка, отдернула руку. Но Мартин сам подался вперед, чтобы она к нему прикоснулась.

— Глупый, — тихо сказала Корделия. — Маленький и глупый.

Двигатель с низким мелодичным рокотом набрал обороты, и машина взлетела. Мартин прислушивался, запоминая звук. Флайер сделал круг над домом, набрал высоту и исчез.

Он вернулся в дом. Там было тихо. Незнакомо, пугающе тихо. Мартин уже привык к тому, что хозяйка постоянно где-то рядом. Что она ходит, дышит, напевает, включает кофеварку, говорит по видеофону, пререкается с искином, отпускает едкие комментарии, зовет его к завтраку, пытается разговорить, что-то рассказывает, выспрашивает или просто сидит рядом, разделяя его молчание. Без нее Мартин чувствовал себя каким-то опустошенным, незадействованным. Он в какой-то степени перестал быть.

В чем состоит предназначение киборга? Служить человеку, быть частью жизни этого человека, пусть частью вспомогательной, но все же значительной, бытийно - необходимой. Для киборга человек цель и смысл. А если человек уходит, пусть даже временно, то вместе с ним уходит и смысл.

Правда, у Мартина с его хозяйкой все несколько иначе. Тут даже не совсем ясно, кто кому служит. Сторонний наблюдатель решил бы, что служит как раз хозяйка, а киборг самозабвенно бездельничает. И смыслообразующим покажется скорее он, обеспечивая свою владелицу мотивацией. Но в действительности это не так. Человек всегда смысл существования киборга. Будь его родители живы, он признал бы за смысл существования их. Даже если бы этот смысл оставался для его человеческого сознания скрытым за множеством менее значимых. Если бы родителям удалось осуществить свой план и выкупить его у «DEX-company», Мартин еще долгое время не догадывался бы об истинном предназначении, но в то же время исполнял бы его. Он бы искренне верил, что предан им как сын, что движим человеческим чувствами, что он их любит.

Был бы он разочарован, когда в конце концов открылась бы истинная причина его служения? Почувствовал бы он себя уязвленным, обнаружив, что выказывает преданность, подчиняясь зашитой в программе базовой установке? Или ему было бы все равно? И как расценить то, что он испытывает сейчас, оставшись в доме один? Опять вшитая директива или собственный выбор?

К тем людям в «DEX-company» он никакой привязанности не испытывал. И служить им у него потребности не возникало. Он даже лиц их не помнил. Стирал из цифровой памяти, не дожидаясь приказов, а в органической замещал воспоминаниями о несостоявшемся детстве или смерзшихся частичках газа, покрывающих серым налетом внешнюю оболочку купола.

Мартин выбрал на планшете очередную головоломку. На дисплее медленно вращался 3D октаэдр, каждая из граней которого пестрела разноцветными геометрическими фигурками. Следовало собрать эти разбежавшиеся фигурки по цветам. Задача усложнялась еще тем, что на каждой грани октаэдра должен был появится ясно читаемый символ — буква древнего алфавита.

На станции у Бетельгейзе Мартин не тяготился одиночеством. Родители оставляли его вот с таким же планшетом, полным игр, головоломок, электронных книг, картинок и голографий. На станции дежурили сотрудники «DEX-company», в чьи обязанности входило обслуживание репликаторов, но в отсеке, где жил Мартин и куда наведывался Гибульский, они не появлялись. Гибульский объяснял это тем, что Мартин находится в строгом карантине, так как после комы и произведенной имплантации иммунитет еще не восстановился. Мартин ему верил. Он не спрашивал, почему сам Гибульский не предпринимает никаких мер, чтобы поддержать этот хрупкий иммунитет, не прибегает к дезинфекции и не надевает специализированный костюм. Мартин и не мог его об этом спросить. Он ничего не знал. Его сознание только пробудилось, его личность проходила стадию ускоренного формирования. По сути, он был младенцем, помещенным во взрослое тело. Он принимал происходящее с ним без сомнений и вопросов, с абсолютным доверием. Каждая незначительная мелочь вызывала интерес. Его мозг, такой же зрелый и жадный до активности, как и тело, хватался за любую крупицу информации, даже если эта информация была непонятна. Он не скучал и не тосковал. Ему было интересно. Решать, читать, смотреть, изучать. Даже сам отсек, всего несколько тесных помещений, представлялись ему неизведанным миром. И это был его мир, его колыбель, его надежный и прочный кокон.

Мартин не знал, что такое страх, не знал, что такое боль. Он не испугался даже тогда, когда к станции пристыковался незнакомый катер с ярким черно-белым логотипом. А где-то в стороне от станции мигнул бортовыми огнями корвет с тем же знаком. Что с того, что прилетел какой-то катер? Время от времени катера швартовались к станции. Гибульский тоже прилетал на катере. И мама. Она всегда привозила новые игры, новые книги, новые фильмы и что-нибудь вкусненькое. Правда, к моменту появления незнакомого катера от родителей и Гибульского известий не было. Мартин привык учитывать время. Это происходило как бы само собой. Он откуда-то знал очень точно, сколько дней, часов и даже минут истекло с их последнего визита. Мама всегда присылала ему сообщения, подробно рассказывала, где они с отцом находятся, сколько прыжков до Бетельгейзе, и прикладывала видеофайлы. Гибульский время от времени присылал список вопросов, на которые Мартин должен был отвечать. Но вот уже несколько дней от них ничего не было. Мартин еще не умел бояться. Он смотрел на молчащий терминал с легким недоумением. Он был слегка встревожен. Это же не надолго? Так бывало и раньше, но мир всегда исправлялся. Где-то срабатывала аварийная система и гравигенератор возвращал все на прежнее место. Так будет и на этот раз. Поэтому, заслышав незнакомые шаги за дверью своего бокса, Мартин не заметался в поисках укрытия. Напротив, он едва не побежал навстречу, как бежит щенок, которого еще не били сапогом в мягкое брюхо.

Вошли двое. Высокие мужчины в комбезах с логотипом «DEX-company». Этот логотип Мартин знал. Гибульский тоже носил такой комбез. Вероятно, эти двое прибыли сообщить, что… Додумать предположение Мартин не успел. Один из вошедших направил на него гладкую черную продолговатую штуку, напоминающую пульт от головизора, и Мартин упал. Сознания он не лишился. Только тело стало чужим, непослушным. Оно неприятно мелко подергивалось, будто внутри что-то разладилось, стало беспорядочным и хаотичным. Мартин еще не знал, что это блокатор. Процессор отключился, а мозг еще не перехватил управление. Мартин все еще не чувствовал страха. Он был удивлен. Он смотрел на подошедших людей в полной уверенности, что ему сейчас все объяснят. Тот, который держал черную трубку, вновь вытянул руку и прицелился Мартину прямо в лоб. Боли не было, только чернота…

Очнулся Мартин от бившего в глаза света. Прямо над ним висели две яркие лампы. Пошевелиться Мартин не мог. Не потому, что тело не слушалось. Оно слушалось. Мышцы напрягались и твердели. Он не мог пошевелиться, потому что был связан и прикручен к лабораторному столу. И тогда он впервые испугался. Страх перерос в ужас. Слепящий, беспомощный. Он не понимал, что происходит, почему это происходит, где это происходит. Впервые он почувствовал, как в его разум, в его память запустили грубую виртуальную руку.

— Что там у него?

— Да тут все по минимуму. Процессор управляет имплантатами, да и то в компании с мозгом. Ни одной программы не установлено. Хотя, судя по базису, все же «шестерка».