— Тем более. Это весьма опасная и непредсказуемая публика. У полиции есть версия, что по твоему флайеру стрелял некий Скуратов, бывший начальник службы безопасности.
— Да какая разница, кто стрелял. Я все равно доведу начатое до конца. Даже если вы меня убьете.
Гость снова замолчал. Вновь поскреб щеку.
— Хорошо, — сказал он. — Сколько ты хочешь?
— Вот с этого и следовало начинать. Без вступления. Акции не продам, но…
— Но?
— Могу повременить с банкротством. Я не буду распродавать компанию, я ее законсервирую. Это будет мораторий. Производство киборгов будет остановлено. Кое-какие активы я пущу в оборот. Сам понимаешь, я потратила на покупку акций немалые деньги. Это деньги холдинга, деньги моих акционеров. Я не могу безнаказанно спустить их капиталы в трубу. От меня потребуют объяснений и отдадут под суд, если я этих объяснений не дам.
— Ну хорошо, хорошо, я понял. — Гость поморщился. — Сколько?
Корделия помолчала, изучая что-то на потолке, потом ответила:
— Миллиард.
— Да ты охренела! — воскликнул гость. — Где мы возьмем такие деньги?
Корделия пожала плечами.
— Если я распродам корпорацию по частям, я получу в два раза больше.
— Нет, ты не женщина. Ты… леразийская химера.
— Да хоть шоаррская лиса. Ты согласен?
— Мораторий на пять лет. По истечении этого срока ты представляешь государству право выкупа.
— Десять лет. Со своей стороны я обязуюсь сохранить все технологии и научные открытия в неприкосновенности. И кое-какие даже предоставить в распоряжении федеративных органов. Тех, что связаны со здравоохранением, например.
— Ты стерва.
— Я знаю. Согласен?
Гость встал и прошелся по палате. Корделия спокойно за ним наблюдала.
— Когда начнем юридическое оформление? — спросил он.
— Как только будет перечислен аванс. Мне же еще юристам платить. Авшуров ты знаешь. Они без предоплаты коготь о коготь не ударят.
— Ты страшная женщина.
— А только что была привлекательной. Это еще не все, Донни.
— Не все? Тебе мало?
— Статус гражданина Федерации для разумных киборгов.
— Ах, вот оно что! Все-таки чертов кибер! Хочешь узаконить отношения со своим кибер-мальчиком? Слушай, Корделия, ты могла бы попросить. Уж для тебя мы бы что-нибудь придумали… Еще не поздно.
Корделия пропустила его оскорбительную тираду мимо ушей.
— Поздно, Донни. Это всего лишь небольшая поправка к декларации прав. Вынеси ее на ближайшую сессию.
— А как же…
— Над общественным мнением мы уже работаем. Об этом не беспокойся.
— Будешь должна.
— Буду.
— Я тут кое-что задумал. Через два года. Поможешь?
— Куда ж я денусь? Помогу. Только без откровенных фейков. Мне дорога моя репутация. Факты и только факты.
— Да за кого ты меня принимаешь?
— За политика, — вздохнула Корделия.
Она устала и чувствовала, что близка к обмороку. Гость сделал шаг к двери и уже коснулся сенсора, но в последний момент обернулся.
— Нет, ты мне все-таки скажи. Вот ради чего все это? Неужели ради денег? Не поверю. Ты бы этот миллиард и без авантюры этой заработала.
— Тебе не понять.
— А все-таки?
Корделия помолчала, собираясь с силами.
— Это любовь, Донни. Всего лишь любовь.
Гость хмыкнул и вышел из палаты.
Комментарий к Глава 5. На войне как на войне
* Мыслю, следовательно, существую. (лат.)
** Ищи, кому выгодно. (лат.)
*** Джон Браун - американский аболиционист. В !859 г. был казнен.
========== Глава 6. Оплаченный счет ==========
Кейт Крафт-Эбинг, в девичестве Хантингтон, сидела за столиком в кафетерии центрального космопорта Новой Земли. Она ждала своего мужа, известного психотерапевта Вильгельма Крафт-Эбинга. Через два с половиной часа они должны вылететь чартерным рейсом на Асцеллу.
Вильгельм прибыл на Новую Землю для участия в симпозиуме, посвященном проблемам психиатрии, невропатологии, психоневрологии, а также расстройствам памяти. Муж Кейт уже много лет изучал различные формы амнезии, написал несколько научных работ и даже основал небольшую частную клинику, где занимался лечением больных с редкими нарушениями памяти. Два года назад он женился на Кейт Хантингтон, своей бывшей пациентке. Она страдала ретроградной амнезией. Но необычной. Его заинтересовало то, что у Кейт, в отличие от других пациентов, так и не возникло замещения утраченных памятью событий. Из своей богатой клинической практики доктор Крафт-Эбинг хорошо знал, что страдающие амнезией люди во что бы то ни стало пытаются заполнить возникшие в результате травмы пустоты искусственными образами. Разрывы в непрерывном, пусть и тускнеющим поле памяти их пугают. Они чувствуют себя ущербными, неполноценными и, подобно лишившимся конечностей жертвам катастроф, стремятся обзавестись надежным протезом. Это явление в учебниках по медицине именуется конфабуляцией.
Ожидалось, что и Кейт поступит в соответствии с клинической моделью – начнет забрасывать этот провал выдумками. А затем через эти выдумки выйдет к воспоминаниям истинным. Мозг в конце концов обнаружит среди бессмысленных нагромождений ассоциацию, которая послужит ключом к запертому сейфу.
Но Кейт наотрез отказывалась сгружать в образовавшуюся яму разнородные и разноцветные обрывки. Во время сеансов терапии она четко, не пытаясь уклоняться, очерчивала контуры воронки с самого последнего доступного для воспроизведения кадра и до той минуты, когда очнулась в клинике после анабиоза. В общей сложности диаметр этой воронки, ставшей следствием неведомого психовзрыва, равнялся полутора годам.
Черный занавес обрушился на нее в тот миг, когда шаттл с логотипом «DEX-company», в котором Кейт прибыла на планетоид у 16 Лебедя, пристыковался к станции. Она еще помнила стыковочный узел, откатившуюся дверь шлюза и человека, встретившего ее по другую сторону. Это был Грэг Пирсон, чьей ассистенткой ее назначили. Дальше – темнота. Она помнила о своем передвижении в этой темноте, о своем присутствии и даже участии, но ничего не могла сказать об обстоятельствах этого участия.
В клинике была предпринято множество попыток эту темноту разбавить, вывести с полотна сознания как чернильное пятно. Кейт лечили гипнозом, проводили психоаналитические сеансы то по методу Хорнби, то по методу Гроффа, пичкали таблетками, вводили в искусственную кому. Пациентка формально со всем соглашалась, но положительной динамики в клинике так и не добились. Темнота оставалась все такой же непроглядной, поглощающей все направленные усилия, как черная дыра – свет.
Сам случай стойкой ретроградной амнезии уникальным не являлся. Этих случаев описано немало в медицинской литературе. Уникальным признавался факт отсутствия замещающих воспоминаний. Ее как будто даже устраивал «этот колодец посреди гостиной». Хозяйке квартиры он как будто представлялся вполне уместной и даже необходимой деталью интерьера. Ну да, посреди ее жилища есть черная бездонная яма. И что с того? Достаточно эту яму надежно огородить, чтобы никто в нее не свалился.
После очередного безуспешного сеанса гипноза, упершись в оградку, которую Кейт возвела на краю колодца, профессор выдвинул предположение, что пациентка сама не желает вернуть себе память. Она только говорит, что хочет ее вернуть, потому что именно это от нее хотят слышать врачи, а на деле Кейт делает все, чтобы провал оставался провалом. Она не желает его осветлять. Потому что не хочет туда заглядывать. Постигшая ее амнезия – средство укрыться от малоприятного прошлого. И в то же время оставить это прошлое как некий символ, памятник – Кейт даже не сделала попытки замаскировать этот колодец раскрашенным люком. У нее не было радужной картины, замещающей неприглядную. Колодец вызывающе зиял. И доктор Крафт-Эбинг выдвинул гипотезу сознательной и даже управляемой изоляции. Его пациентка все помнит и даже слишком хорошо помнит, до самой ранящей драматической подробности, но даже себе самой не желает в этом признаваться. И подпускать кого-либо к этому подсознательному могильнику также не желает.