— И оба поддавались, — саркастично заметил Брок. — Даже не знаю, как дальше жить после такого. Чувствую себя никому не нужным просроченным призом.

— Все не так! Ты не понимаешь! Ты не видел его Зимним Солдатом, не застал начало реабилитации, — и отчаянная горечь в его глазах безмолвно кричала, что тот период не прошел бесследно даже для несгибаемого капитана. — Его тогда признали вменяемым, но было видно невооруженным глазом, что с ним все сильно не в порядке. Он был киборгом, который научился притворяться человеком, лишь бы от него отстали. Но в какой-то момент он стал почти счастливым. Теперь я знаю, что это случилось после того, как он начал с тобой…

— Трахаться?

— Встречаться, — поправил Стив, неисправимый идеалист. — А я… Я не могу дать ему столько же, сколько можешь ты. Меня создали защищать страну. Не больше. Не понимаю, как ты мог, — он неопределенно махнул рукой, — ну, испытывать ко мне чувства.

— Чувства Барнса, значит, тебе понятны, — ехидно заметили с кровати.

— Баки любил Стива Роджерса из Бруклина — тощего художника, у которого принципов было больше, чем он мог себе позволить. Но Капитан Америка не человек — это символ, который не вправе испытывать чувства.

— Да ладно тебе. А как же мисс Картер?

— Пегги была замечательной. Тогда я еще надеялся вернуться с войны. Жениться, может быть, завести детей. Верил, что все возможно, что я не останусь до конца жизни цирковой обезьянкой или лабораторной крысой.

— Но теперь так не думаешь? — хмуро спросил Брок.

— Не думаю. Когда меня разморозили в этом веке, я понял, что война никогда не кончится. И дом — непозволительная роскошь для меня, потому что дорогие мне люди всегда под ударом. Как ты сегодня. Как Баки.

— А теперь послушай меня, — Рамлоу даже слегка приподнялся, насколько позволяли повязки. — Не знаю, что ты себе напридумывал про вечную войну и идеального солдата, только… Только я не в щит твой влюбился, не в форму звездно-полосатую. «Боже, храни Америку», — издевательски пропел он. — Мне не нужен величайший герой мира с самыми стойкими моральными принципами, лучший стратег, непревзойденный воин. Мне нужен тот парень, который поделился со мной аспирином, который простил и понял меня, когда сам я себя не был готов простить. Который жарко вдалбливал меня в стену, легко удерживая на весу, который беспомощно стонал от удовольствия и не стеснялся этого…

Стив покраснел. Он упорно гнал от себя воспоминания о той ночи, чтобы не сорваться, чтобы суметь отойти в сторону, но безумная эйфория от ощущения рук (Двух! Нет! Четырех!) на плечах преследовала его во снах. И сейчас по напряженному взгляду Брока он понял, что расширенными зрачками и пересохшими губами выдал себя с головой.

— Брок, я должен попросить прощения. За то, что поддался слабости, — Роджерс смотрел на свои руки, будто не было на свете зрелища интересней, чем белоснежные бинты. — Я не должен был. Это была… Ошибка.

— Ясно все с тобой. Я же тебе сразу сказал, что ты мне ничего не должен, еще когда ты первый раз плакаться приходил.

— Все не так! — стал защищаться Кэп, и, не выдержав разговора лицом к лицу, отправился мерить шагами палату. — Но я считал и продолжаю считать, что в постель должны приводить взаимные…

— Что? Чувства? Так бы и сказал, что у тебя ко мне ничего нет. Я и не рассчитывал ни на что, — действие морфина начинало слабеть, а справляясь с болью, Рамлоу всегда становился еще более злым и ехидным, чем обычно. — Чего было огород городить? Солдат какой-то бесполый, с войны не вернувшийся… Вот еще! Последний раз спрашиваю: что ты здесь забыл? — Стив чуть не плакал, пытаясь объяснить, запутавшись в личном, запутавшись в отношениях с тем, кто не Баки, с которым было все всегда понятно без слов. — Выметайся!

Но не в правилах Капитана Америка было отступать. Роджерс бросился к постели и обхватил Брока за плечи, забывая о его травмах. Слегка приподнял над подушкой и прижал к себе так, что не вырвешься, прильнул щекой к щеке, всем своим видом показывая, что не собирается отпускать.

— Прости, прости, — он говорил сбивчиво, жарко, прерывисто выдыхая каждое слово прямо в ухо. — Господи, мне так хорошо было той ночью, что я едва заставил себя руки разжать, чтобы отпустить… Думал, вот уйдешь ты, а я… Мы! Мы останемся тут замерзать. Я ведь словно живой огонь в руках держал. Огонь, который лично для меня горел. Но потом осознание пришло, что и Баки… Я на все ради него готов: против правительства пойти, против друзей, против всего мира. А нужно против себя! — Стив отстранился чуть-чуть, ровно для того, чтобы заглянуть в глаза. — И я бы справился. Но ты… Тебя не должно разрывать… Что мне делать? Ведь Баки? Баки тебе тоже нужен?

— Стив… Чего ты хочешь?

— Чтобы вы были рядом.

— В качестве кого? Ты же понимаешь…

— Мне… Нужно разобраться. А сейчас… — Стив, опомнившись, осторожно уложил поморщившегося Брока обратно на кровать, поправил сползающее одеяло. — Твоя реабилитация требует времени, первую часть из которого у тебя будет сильно ограничена подвижность, потому что Баки прикрыл тебе спину, но обе ноги раздроблены. — Роджерс уже успокоился. Говорить о делах, даже таких грустных, всегда было легче, чем о чувствах. — Лечение будет самое лучшее, но, когда начнешь вставать, сразу бегать не сможешь. Я очень прошу, пожалуйста, поживи у нас. Мы с Баки поможем тебе.

— А я, видимо, помогу вам, — хмыкнул Рамлоу, внезапно осознавший, что вместо смерти или, на худой конец, инвалидности, его ждало форменное сумасшествие, потому что посмотрел бы он на человека, который мог отказать Капитану Америка, когда он так убедительно просил. — В вашем Бруклине жить отказываюсь! В моем доме гораздо больше места.

Комментарий к 10. Стив и Брок

Уважаемые читатели! Более 1100 прочитала! Автор - молодец!

========== 11. Стив, Брок, Баки ==========

Жить втроем было непросто.

Роджерс и Барнс считали, что смогли наладить быт в новом для них времени, но первые же дни в доме Рамлоу показали, как они ошибались.

Начать с того, что к любимой кофемашине Брок перестал их подпускать уже на второй день. Потому что в первый день Стив, ведомый желанием приготовить для всех завтрак, сумел отломать специальный носик для приготовления молочной пенки.

С ужином дело тоже не задалось: пицца по-суперсолдатски не вызвала у Рамлоу энтузиазма, который долго разорялся, что если уж застрял дома на неопределенный срок, то питаться собирается нормальной едой. К тому же, ему доктор прописал правильное питание.

Готовить, как выяснилось, худо-бедно мог Барнс, но весьма ограниченное количество блюд, многие из которых приготовить было затруднительно по причине сильно изменившихся продуктов.

Поэтому Рамлоу, скрепя сердце, сцепив зубы и опираясь на костыль, приходилось готовить самому, что не добавляло ему хорошего настроения, и так испорченного дискомфортом от частичной беспомощности и необходимости бесконечно разминать утратившие подвижность мышцы ног.

Неловких ситуаций добавляло и наличие двух ванных комнат на троих. И хотя суперсолдаты были готовы бесконечно уступать раненому товарищу все подряд, ничто не спасало от вида выходящего из душа раскрасневшегося и распаренного Роджерса в одних тренировочных штанах. Да и Барнс с мокрыми волосами и во влажной футболке спокойствия не добавлял.

Сам Брок предпочитал мыться во время водных процедур, прописанных ему врачами. В центре реабилитации, куда ему приходилось ездить каждый день. Благо, коллегам было несложно закинуть его туда по пути в ЩИТ. Лишь бы не показываться своим временным сожителям без одежды.

Он не стеснялся шрамов, которые украсили его ноги и часть лица, посеченного осколками стекла, щедро сыпавшегося им с Джеймсом на головы во время крушения здания. Он боялся взглядов Кэпа, где вина мешалась с робким желанием, и Барнса, который смотрел горячо, но тоскливо и обреченно. Потому что они выбивали почву у него из-под ног, заставляя по ночам беспокойно крутиться на смятых простынях.