— Я радист… — Ляпнула я первое, что в голову пришло… Ну, каков вопрос, таков и ответ, собственно…
Но видимо вариант обсуждения с начальством пошатнувшейся реальности в задачи наших временных начальников не входил, и мы строем потопали по Большому проспекту в сторону порта. Я же вспоминала капитан-лейтенанта, который своё слово сдержал, и, похоже, что попала я на краснознамённый Балтфлот, интересно, нас прямо из порта на корабли посадят?
Но никуда нас не посадили, даже до порта мы не дошли, а дошли мы до УОПП имени Кирова (учебного отряда подводного плавания) и скрылись от гражданской жизни за его красным кирпичным забором. Хотя, лично меня ночевать отпустили домой, обеспечив книжкой краснофлотца. Я бы наверно смеялась, такой себе краснофлотец в сиреневом в цветочек ситцевом платьице с сумочкой в которой все мои документы, из которых правда остались только справки и аттестат, ну и книжка краснофлотца. Но надо вещи нормально собрать, папке сказать и вообще дома переночевать, прочувствовать, а то я до сих пор как-то не очень верю в происходящее. Сами понимаете, что я не была против.
Вечером папка с завода не пришёл, видимо у них какие-то сверхурочные работы. После треволнений дня я заснула легко и без сновидений. С утра сказала соседке, что меня взяли в армию, я оставила папке записку, надеюсь, он её найдёт. Пока я ничего толком не знаю, как адрес узнаю, так напишу. Она пустила слезу, которую смахнула уголком конца подвязанного платка.
Во дворе никого не встретила, из-за отвратительного поведения мальчишек даже не зайти с ними попрощаться. Ну, вот надо же быть такими дураками! Подкинув в руке армейский сидор, с которым мы часто ездили в лес за грибами или ягодами и в дорогу брали, я потопала к месту службы, до конца моей увольнительной оставалось не так уж много.
На КПП возникла заминка, в результате к построению я не успела, пока выясняли, не английская ли я шпионка, которая хочет прокрасться на территорию отряда подводников и наверно украсть самый главный перископ. Вообще, именно этим словом для меня начинались и заканчивались все мои знания о подводниках. Я опять тупо сидела на стуле в коридоре штаба. Потом обо мне вдруг вспомнил пробегавший старшина и меня сводили поесть разваренных осклизлых холодных макарон, вообще, мама готовила нам макароны по-флотски, и это было очень вкусно, не говоря про едва тёплый и чуть сладковатый чай со странным запахом. Супа, из-за позднего прихода мне не досталось, что после жутких макарон меня не очень расстроило…
Наконец, к концу дня про меня окончательно вспомнили, вернее, нашли способ решить возникшую в моём лице проблему. Да, именно проблему, потому, что все вопросы и нюансы по приёму даже больших групп новобранцев-призывников давно отработаны и всё шло по накатанной, а вот, куда девать единственную призванную девушку, там, где всё, абсолютно всё, заточено под призывников другого пола не знал никто. Нет, в отряде были женщины, но все они имели приходящий статус, как медики в медсанчасти или машинистки в штабе, даже пожилая старушка библиотекарь. А я вдруг оказалась единственная такая из себя "КРАСНОФЛОТЕЦ" в платье и отпускать меня ночевать домой никакими уставами не предусмотрено, ведь я должна быть на полном казенном обеспечении, ведь мне не платят оклад, как другим вольнонаёмным или командному составу. Вот и ломали второй день головы под своими фуражками и бескозырками красные военморы, тем более, что моя фигура в гражданском ситцевом платье на стульях штаба для всех была как красная тряпка для быка или заноза в мягкой части организма. Несчастный капитан-лейтенант, который меня сосватал наверно до сердечного приступа доикался, если правда то, что икота донимает того, о ком кто-то зло вспоминает.
Из кабинета начальника штаба, у дверей которого я обосновалась, вышел, почёсывая затылок, пожилой седой моряк, ну, не разбираюсь я в их званиях и галунах. При седой голове, на лице ярким пятном горели рыжие любовно ухоженные роскошные усищи, а форма вроде не обтягивающая, но сидит так ладно и красиво, что совершенно не понятно, как такое может быть, что всё как надо и ни одной нигде складочки. Отдельно внимание привлекает медаль на маленькой красной колодке. Он остановился, тоже разглядывая меня своими пронзительно зелёными глазами в сетке морщинок обветренного лица. Достал из кармана маленькую трубочку, кажется такие чубуками называют, повертел в пальцах, крякнул и заговорил:
— Вот, что, дочка! Пойдём, на довольствие тебя ставить буду. У тебя вещички все здесь или ещё где зайти забрать нужно?
— Всё здесь, товарищ…
— Митричем меня можешь звать, я тебе разрешаю. А если официально, то главстаршина, моё звание, а фамилия Фомин, я здесь главный баталерный. Ну, пошли… — И мы пошли, он чуть впереди.
— Поняла, Митрич! А "баталерный", это где?
— Ну, как в армии есть старшина, он за весь тыл роты отвечает, так на флоте есть баталерные, а я в отряде по этому вопросу.
— А главстаршина — это большое звание?
— Ох-ох-хонюшки… И где же вас таких чижиков красивых только находят… Это тебе тоже учить придётся, а главстаршина — это самое большое старшинское звание, выше уже мичман будет. А с тобой вот чего решили, тебя к нам прислали, чтобы самим не возится. И ты у нас тут временно, пока присягу не примешь и основы не постигнешь. Сказали, что ты радистка хорошая, вот потом и отправим тебя к связистам в Кронштадт, а пока ты присягу не приняла, нужно тебе первую подготовку провести, это мне поручили… На старости лет, ох-хо-хонюшки… Вот… А в числе прочего, тебе нужно наши морские звания выучить и у кого какие нашивки на рукаве разбирать и знать в каком чине кто находится. А то ведь можешь в такую неприятность загреметь, и никто не посмотрит на твои глаза красивые, потому, что ты теперь не девушка, а сначала краснофлотец. Вот выйдешь в увольнение, домой зайдёшь, форму скинешь, вот тогда и вспоминай, что ты есть девушка и красавица! Это понятно говорю?
— Понятно, товарищ главстаршина…
— Да ты не куксись, ничего в этом такого страшного нет, это может только звучит непривычно для твоего гражданского слуха. Просто на флоте всё регламентировано и везде должен быть флотский порядок! Понимаешь?
— Понимаю. А у вас тут радисты есть?
— Вот, правильно, что напомнила. Есть у нас радисты, ведь мы здесь учим всех специалистов на подводные лодки, а на лодку ведь телефон не протащишь, верно? Поэтому, как и на остальных кораблях, связь по радио, вот и радисты у нас тут тоже есть. Они же не только радисты, а ещё и подводники. Немного, их всего четверо сейчас, и они здесь на общей подготовке, а радиоделом занимаются в командном училище, так, что смысла тебя с ними сводить никакого. У тебя в семье военные есть?
— Нет, папа на заводе Балтийском, а мама мелких тетёшкает…
— А тебя как же тогда во флот закинуло?
— Да, вот на радиокурсы пошла, а там самой лучшей оказалась, вот меня и записали…
— Эвона как бывает… Но, ничего, осмотришься, привыкнешь. Тебе не на корабле качаться, женщина на корабле к несчастью, а мы — моряки все жуть суеверные, на берегу связь держать дело тоже нужное…
Тем временем мы пришли в баталерку, где витал специфический запах смеси от хранящегося множества вещей. Самая маленькая фланелька на мне болталась как флаг на ветру, а тонкую шейку не украшал даже новенький гюйс, который у меня норовил стать не воротником, а наплечником. Затягивая толстый флотский ремень, чуть ногти не переломала, а вместо бескозырки мне выдали берет. В общем, в тельняшке которая мне была как платье по длине, а вырез горловины можно было смело называть декольте, если бы у меня ещё там были большие завлекательные округлости. С юбкой Митрич обещал завтра порешать, а пока велел надевать брюки, в которых я утонула, как и во всех остальных предметах туалета. В результате моё переодевание завершилось не начавшись. Немного подумав, робу Митрич мне решил не выдавать. Из того, что мне выдавалось без планов по перешиванию, оказались только берет со звёздочкой, пара самых маленьких гюйсов, это воротник у них так называют, ремень после утягивания по талии и всё.
