Литмир - Электронная Библиотека

— И это, научи меня, чтобы как Вага, а?

Роман кивнул — куда деваться, буду учить.

ГЛАВА 8

Удар, хрип и звук падающего на землю тела. Ещё одному неудачнику не повезло, лёг в травы неопрятной кучей, разбросал в стороны щит и копьё, пытается дотянуться скрюченными пальцами до торчащего из спины оперённого древка. А стрелы дождём сыплются на рвущуюся к лесу хору, вязнут в щитах, со звоном отскакивают от шлемов. Когда находят дорогу к мягкой человеческой плоти — раздаётся крик. Хоринги сжались за щитами, стараются быстрее добраться до деревьев — привыкли за долгие месяцы этой подлой войны, когда трусливый враг вместо того, чтобы честно встать щитом к щиту, пускает в спины свистящую смерть. В засаду попала опытная хора, обстрелянная. Раненые держат место в строю, выпасть из‑под стены щитов — смерть, стрелы сбродников легко пробивают доспех из толстой дублёной кожи. Могут отскочить от панциря с чешуёй из металлических пластин, но сколько тех панцирей? Не у каждого хорунга найдётся. Удар в щит, острое жало наконечника наполовину вылезло с его обратной стороны, Алед Торопливый запоздало отдернул голову.

Одно время уже казалось — победа близка. Целый месяц на скандов падали стрелы с каменными наконечниками, которые не пробивали доспехов. Тогда удалось поставить несколько крепостей вдали от побережья и здорово потрепать лесных стрелков. А потом наконечники стрел стали стальными, и за каждый выход в пущу пришлось платить большой кровью.

Проклятых лучников самое большее десяток, но мерзкое оружие заставляет сбиваться в плотную кучу впятеро большее число скандов. Ничего, лес уже близко, укрываясь за толстыми стволами можно развернуться и попытаться окружить отродье змеиного бога. Иногда это получается.

Хора не добежала до леса шагов двадцать — стрелы полетели со всех сторон, те, что летели навесом в спины, выбили из строя сразу несколько человек. Закрыть прорехи сканды не успели, в бреши прицельно ударили лучники, и наземь рухнуло ещё несколько человек. Строй распался, и во фланг бегущей к лесу толпе вылетели дождавшиеся своего часа дружинники Гатала. Крупные кони, укрытые попонами из лоскутов толстой кожи сбивают пехотинцев с ног, закованные в бронзовую чешую всадники ловко орудуют длинными копьями. Те, чьи копья застряли в телах, тащат из ножен длинные мечи, и рубят с коней, не спешиваясь. Стрелы продолжают лететь.

Когда последние сканды падают, конница уходит, а из подлеска выбегают сбродники — потерявшие свои селения нищие рыбаки и охотники. Жадно хватают копья, щиты, обшаривают трупы, не забывают добивать раненых. Стаскивают шлемы и доспехи, пояса и обувь — уничтожить целую хору сбродникам удаётся нечасто. Обобрать всех не успевают — наблюдатели подают сигнал о появлении ещё большего отряда врагов. Мародёры в спешке подбирают всё, что успели ободрать, и бегут к лесу.

Пробитого тремя стрелами, но ещё живого Аледа запоздавшие с подмогой хоринги вытаскивают из‑под кучи неободранных трупов. Повезло.

* * *

Жарко. Воздух даже по утрам не несёт свежести, неподвижный и напитанный запахами разогретого соснового леса, он укрыл окрестности тёплым тяжёлым одеялом. Хочется забраться в реку и сидеть до вечера. Вода в Сладкой похожа на парное молоко, но после купания людям становится немного легче. Коровы, и те стараются не вылезать из реки, жуют жвачку, стоя по брюхо в воде. Людям такое счастье недоступно — жнивень не зря так называется. Хоть и не сеяли в этом году на Сладкой хлеба, а поработать пришлось — рубили амбары, копали и обкладывали кирпичом погреба. Боги надоумили Романа скупить весь хлеб, до которого удалось дотянуться.

Поднимаются по обмелевшей речке груженые лодки, сыплется в пахнущие стружкой засеки зерно. Хоть и много нынче народу живет в селении, страшно подумать — собралось больше сотни человек, им такого запаса хватит на несколько лет, даже если каждый день подкармливать скотину. И подкармливают, лошадей — обязательно, коровам достаются запаренные отруби, хоть и не часто. Бабы да девки коробами таскают из лесу дикую ягоду, груши и яблоки, сушат, ссыпают в корзины и мешки, под стропилами для них скоро не останется места. Около новых кирпичных печей гроздьями висят плетёнки лука и чеснока, а Шишагов недоволен — мало. Рядом с лесопилкой с утра до вечера стучат деревянные молотки, шоркают рубанки — новенькие бочки, бочонки и кадушки недолго стоят без дела. Их наполняют грибами, свекольным листом, а то и солёным маслицем, скатывают в погреба, рядами выстраивают вдоль стен. Соль нынче вздорожала — война закрыла купцам короткую дорогу, а куда денешься, купишь, без неё не обойтись.

Люди отмахиваются от мух и слепней, терпят жару, смётывают в стога сено очередного укоса, ворочают брёвна на лесопилке. Тяжелее всего кузнецам и тем, кто колотится у печей — вот в ком жира и капли не найдёшь. К полудню работа замирает, работники тянутся к прудам и плотинам, обмыть пот перед трапезой, дать передышку утомлённому телу. После купания спокойно, будто нехотя, собираются к стоящим под длинным навесом столам. В жару душа не принимает ни щей, ни горячей ухи, и кухонные бабы заливают в мисках чернику холодным — из погреба — молоком, подают холодные щи из щавеля и свекольной ботвы. Не пустые — с варёным яичком, сдобренные сметаной. Работники чинно рассаживаются по лавкам, не спеша работают ложками, отдавая должное стряпухам — в летней кухне не прохладнее, чем у кузнечных горнов. Когда миски пустеют, молоденькие девчонки — вот кому жара не жара, разносят по столам кашу и резаную зелень. Есть покрошенную и перемешанную траву, слегка сдобрив льняным маслом или сметанкой, приучил всех старший хозяин. Сначала морщились — не коровы мол, потом обвыкли, понравилось. Запивают трапезу резким прохладным кваском из репы.

Подождав, пока уляжется съеденная пища, лениво перешучиваясь, народ расходится, чтобы снова взяться за работу, но того напряжения, что было с утра, нет. Шумит, стекая с плотин, вода, привычно постукивают на валах колёса. В небе, откуда ни возьмись, начинают собираться облака. Воздух, и без того густой, наваливается на землю, давит на плечи. Над самой водой проносятся ласточки, с луга исчезают пчёлы. Налетевший ветер треплет кроны деревьев, гонит между домами пыль и мусор, уносит надоевших мух. Закрывшая небо туча загораживает свет, прячутся куры. Гром раз за разом прокатывается по окрестностям. Пастухи выгоняют из воды коров, люди прячутся в дома и сараи. Хоть Роман и говорит, что поднятые на вышках железные прутья не дадут молнии жечь дома, губить людей и скотину, особой веры ему нет — божью волю железом не отвести. Хотя кто его, колдуна, знает — любят его боги, и верхние, и нижние. Может, в самом деле договорился.

Тяжёлые, крупные капли летнего ливня падают на крыши домов, покрывая рябью поверхность прудов, пятнают дорожную пыль. Потом дождь обрушивается стеной, отгораживает человека от мира, заглушает шорохом падающих капель все звуки, кроме громовых раскатов. Полыхают молнии. Поневоле думается — затянись такой ливень на несколько дней, не останется на белом свете ни клочка суши, всё покроет толща упавшей с неба воды. Но на дворе уже светлеет, дождь становится мельче, реже, и вот уже только сорвавшиеся с крыш и деревьев капли тукают по мокрой земле. Ворча и огрызаясь, туча неохотно уползает за окоём, лишь далёкий гром напоминает о разгуле стихии.

Умытый ливнем мир свеж и чист, не скрипит на зубах надоевшая пылища. Работники играючи заканчивают дневные дела. Солнце клонится на закат, тянется в загон понукаемое пастухами стадо, идут ему навстречу нагруженные вёдрами доярки. Ударяют в скоблёные донца тугие пенные струи. Ласковые женские голоса, мычание коров, меканье коз слышны хорошо, потому что замолкли механизмы, положившие начало окружающей сытости и достатку.

После вечерней трапезы, под протяжные бабьи песни, народ расходится по сеновалам и стогам — ночевать в душных домах нет никакой мочи. Многие расходятся по двое, не смущаясь тем, что зачастую подруга старше своего милого дружка. После праздника верхушки лета многие выбрали себе пару и теперь ждут поры, чтобы отыграть свадьбы.

59
{"b":"658619","o":1}