На небе высыпают звёзды, кричат над лугами козодои, мечутся над крышами летучие мыши. Орут лягушки, висит над землёй тонкий комариный звон.

Роману нравится вильский обычай возвращать долг с лихвой, чтобы не чинить хорошим людям обиды. Но до последнего времени он не догадывался о его другой стороне — в серьёзных делах соседи предпочитают обходиться без помощников. Пусть хуже получится, зато сами сделали и никому не должны. О том, что вильцы затеяли большое строительство в устье Извилицы, Шишагов узнал случайно.

Челны, что прислал Старох, привезли редкий товар — молодых девок лет двенадцати — четырнадцати. Роман сразу обратил внимание — таких лиц в здешних краях ему видеть не приходилось. Бросилась в глаза непривычная одежда и то, что у каждой третьей тёмные волосы — явление в здешних краях не просто редкое — небывалое. Рыжие попадаются иногда, брюнетов же до сих пор встречать не приходилось. Но и блондинистые красавицы сильно отличаются от местных — сложением, формой головы, ростом — вильские ребятишки в этом возрасте обычно выше и стройнее. А ещё они слишком гордо держатся для полонянок. Роман готов спорить не на зуб — на всю челюсть, этих девочек не насиловали по кустам озверевшие от крови победители. Дружинники, сопровождающие ценный груз, с девами обращаются аккуратно, даже бережно. Странные полонянки прибыли не с тощими узелками, вытаскивают из челнов хорошие, добротные мешки.

Роман не спешит к прибывшим, сохраняет лицо — Старох не явился, значит, старший из прибывших должен подойти первым. Неожиданно снизу, от дальнего выпаса подлетает на взмыленном Кубике Акчей, не то что без седла — без уздечки. Слетает с конской спины, и, не обращая внимания на хрипящего жеребца, бросается к лодкам. Хватает одну из девиц за плечи и бегло говорит на незнакомом Роману языке. Опешившие дружинники не успевают остановить. Потом смекают — родня, не мешают. Когда девиц высаживают на берег и старший из дружинников, Обратня, подходит к поджидающим его супругам, Шишагов уже знает, что случилось, остаётся выпытать подробности. Акчей сидит на земле, обхватив голову руками, привезённая дружинниками девица плачет вместе с ним.

— Что, Обратня, поймали сканды Гатала?

— Не — а, самого не поймали, но побили крепко.

— Ладно, друже, остальное расскажешь за столом, не дело на улице языками молоть. Зови своих, устали ведь лодки против течения тащить.

— Какое теперь течение, — махнул рукой дружинник, — воды в твоей речке воробью нос намочить хватит, кутёнка не утопишь.

Роман поворачивается к жене:

— Любимая, прими девочек, хорошо?

Этайн молча соглашается, хотя послушать Обратню ей хочется до щекотки в ушах. Однако у дочери правителя свои представления о том, что важнее — она хозяйка, привезённые девицы — её забота, их нужно разместить, Акчея надо успокоить, нехорошо члена семьи в горе одного оставлять.

— Прижали сканды старого чёрта, взяли его озёрную крепость, — подкрепившись, Обратня продолжает рассказ. — Северяне кровью умылись по самую шею, не стали за Гаталом по лесам гоняться, раны зализывают. Сбродники было к поморянам сунулись, а те их копьями — помнят, кто к ним столько лет за добычей ходил. Остался лошадник в лесу — почти без припасов и оружия. А тут мы — с наконечниками, секирами, хлеба привезли. Гатал всё готов забрать, а платить нечем. Бабы их стали с себя украшения снимать, да много ли у них украшений — на половину товара наскребли. Тут девка вышла, чернявая, что‑то вождю сказала и к нам пошла. За ней ещё. Оказалось — дружинников дочки, себя за товар предлагают. Гатал не хотел, но бабы его сломали, поскрипел зубами и согласился. Людей у него меньше половины осталось, сам видел — бабы с луками ходят. Но сбродник гордый, дом потерял, а бога своего тряпичного на шесте таскает. Такой будет биться до последнего.

Прядива приносит новый кувшин хмельного мёда, и Обратня умолкает. Отхлебывает пару глотков — горло промочить, сам не замечает, как переходит на другую тему:

— Мы уже начали девок приглядывать, кому какая понравилась. Но Старох решил золото и серебро взять, сказал девиц тебе везти. Жалко, но вождь велел — мы сделали. Всё одно страшных почти половина — чёрные, как воронье перо. Так что больше железа брать не будем, сбродникам нечем платить. Назад налегке пойдём, завтра к вечеру будем на стройке.

— На какой стройке? — Роман задумался и чуть не пропустил важную информацию.

— Нешто то ты не знаешь? Сам Староху насоветовал Печкуров хутор укрепить, чтоб с наскоку не взяли. Уже седмицу люди землю копают.

Роман сдержался, не покрыл вождя при дружинниках крепким словом. А как хотелось!

Темнота похожа на содержимое закрытого горшка. Не видно, что внутри: пустота, тушёное мясо или распаренное в кашу зерно. Но если глаза не видят, помогают другие органы чувств. Принюхайся — и поймёшь, чем пахнет горшок. Темнота пахнет отчаяньем и горечью, потерей, злобой и желанием убивать. Дыхание темноты тяжело, будто она всё время забывает это делать, в последний момент заставляя себя вспомнить, как и для чего дышат. Иногда темнота сжимает кулаки и скрипит зубами.

— Кто? — спрашивает Роман у затаившейся в углу темноты.

— Мама, — хриплым голосом Акчея отвечает темнота. — И приёмный отец.

Роман шагает в темноту, и она смотрит на него парой горящих глаз, потом лижет руку влажным шершавым языком.

— Твоей сестре будет хорошо у нас.

— Я знаю, — темнота хочет о чём‑то просить, но не решается. Что ж, и темноте нужно иногда помогать.

— Хочешь отомстить, но год ещё не прошёл.

— Да, — еле слышно соглашается темнота.

— Ты очень хорошо работал. Можешь уйти. СИДИ и слушай! СЕЙЧАС ты пойдёшь спать. Уснёшь и выспишься, иначе na hrena я тебя учил? Утром договорим. Пошли, Маха, Акчей без тебя справится, он сильный.

Темнота неоднородна. Здесь она пахнет чистотой, мятой и отваром ромашки. Совсем немного, на грани восприятия — полынью. Ласковая, тёплая и добрая темнота волнуется и переживает.

— Ты уверен, что войны не избежать? — шепчет темнота, уютно сворачиваясь под боком.

— Да.

— А может быть…

— Не нужно, ты ведь умница и всё сама понимаешь. Война подобна болезни, её нужно лечить, пока она ещё слаба, потому что сильная война остановится только тогда, когда умрёт большая часть людей, которых ты знаешь.

— Разве можно лечить войну войной? Болезнь не лечат болезнью.

— Лечат, ты просто не знаешь. Если впустить в человека маленькую, слабую болезнь, он легко победит её. Научится побеждать, тогда и сильная зараза с ним не справится.

Она вздохнула, обдумывая его слова. Роман уже решил, что жена засыпает, когда услышал ответ:

— Тогда лечи быстрее, пока война не стала сильнее твоего лекарства.

Если человек никогда в жизни не строил ничего кроме собачьей конуры, чтобы укрыть от непогоды лошадь он построит большую конуру. Сюда Шишагов однозначно опоздал. Набитые инструментами, скобами и даже железными гвоздями лодки, полтора десятка плотников, накопивших опыт на постоянной стройке, не понадобились. Вильцы заканчивают строить свой большой забор. Как всегда весело, с огоньком. Вырыть за неделю деревянными мотыгами и лопатами пятиметровый ров способны только очень трудолюбивые люди. Внутри кольцевого рва вал в два человеческих роста высотой, поверх которого толпа энтузиастов с песнями и шутками заканчивает установку бревенчатого частокола. Каждое бревно поверху аккуратно заточено — непреодолимая преграда получается.

— Да, — согласился с невысказанным мнением Азара Шишагов. — Бабушек и прабабушек тоже. В извращённой форме.

Радуют глаз двустворчатые ворота и полное отсутствие каких‑либо башен. Навстречу озирающим стройку гостям выходит довольный Старох.

— Видели? Вот это махина! Всем племенем ставим, в два раза больше народу, чем к тебе ходили — пять раз по сто человек, и ещё немного!