— Я получал 125 граммов.

— «35 тысяч — чернорабочие — по 400 граммов. Для 20 тысяч квалифицированных рабочих — 600 граммов… Несколькими распоряжениями создавались и обеспечивались больницы и сиротские дома, назначалось улучшенное питание и обслуживание, в одном из приказов от 30 марта 1946 года говорилось о создании детского сада на 200 коек для детей-сирот». Но было ли так на самом деле?

— Вы знаете, ведь и нам тут было жить нелегко, но мы, как могли, помогали немецким детям. У нас в доме жила девушка, Лотта, и вот она как-то привела мальчика лет семи, говорит: «Это мой племянник. Можно, он будет приходить, я буду делиться с ним тем, что у меня в тарелке?» А потом привела «племянницу», затем сына своей подруги, потом еще двух девочек, живших с бабушкой. Иногда на кухне у нас собиралось шесть-восемь детей… Однако глянем, что там еще в бумагах?

Барон читает:

— «Летом 1946 года советская администрация приказом № 325 обязует немцев, Временное гражданское управление создать в каждом районе Дома культуры…» Голод, нищета — и «Дома культуры»? «…15 ноября была сформирована камерная концертная группа для обслуживания немецкого населения концертами, эстрадой и цирковыми представлениями…» Есть показания местных жителей, что цирковые представления давались и в церкви, а также эта ваша «эстрада», то есть «варьете». Так ли это? «Приказом № 302 в Кенигсберге создавались немецкие школы, 10 октября 1946 года было открыто 40 младших и 10 средних школ с привлечением немецких учителей». Но директора были русские… «Издавались две немецкоязычные газеты — „Нойе цайт“ и „Теглихе рундшау“… Вы их видели, эти газеты?

— Господи, барон, до газет ли было?

— Но сколько все же погибло немцев в Кенигсберге от голода? По данным немецкого автора Штарлингера, во время капитуляции Кенигсберга в нем еще было примерно 100 тысяч человек, а вывезено в Германию, в период с 1946 по 1948 годы, всего 25 тысяч человек. Выходит, что 75 тысяч погибли от голода и слабости, так?

— По данным, что я имею, в Германию уехало 40 тысяч…

— Значит, все же погибло — 60?! Это ужасно! Как понять такое? Кого винить, как вы считаете?

— В Ленинграде умерло от голода более миллиона человек? Кого винить, барон? Где искать истоки? Может, стоит припомнить тот знаменитый, „великий“ в истории германского фашизма „Дер таг фон Потсдам“, когда старый, полуглухой „герой“ первой мировой войны Пауль фон Гинденбург передал полномочия рейхспрезидента Адольфу Гитлеру? Или вспомним „Историческое факельное шествие“ 30 января 1933 года? Сколько факелов! Сколько огня, от которого вскоре вспыхнет и скорчится, обуглится в пожарище второй мировой войны почти вся Европа?!

— Да, это так, я согласен, как это по-русски: „Гляди в корень“, да? И тогда уж самый последний вопросик. Вернемся к нашим сокровищам. Что в Тарау? Будете ли вы разрабатывать версию „Понарт“? И вот что еще я слышал, что вы сейчас куда-то ездили, нашли под Даркеменом какие-то сокровища, да? Можно об этом узнать?

— …В Тарау, на глубине девяти метров, обнаружился крепкий бетонный свод какого-то сооружения. Нельзя сказать с уверенностью, что это потолок именно того секретного бункера, который мы ищем, но в следующем году мы все узнаем. Дело в том, что в шахту стала поступать вода, и мощный насос не справляется с ней… Версию „Понарт“ мы изучаем. Не исключено, что вот-вот и начнем там поисковые работы, а в Озерск, бывший Даркемен, я ездил для того, чтобы осмотреть обнаруженное там кладбище немецких и русских солдат, погибших в 1914 году, во время первой мировой войны.

— Мой двоюродный дедушка там воевал, — говорит баронесса.

— И мой дальний родственник, дядя бабушки, — говорит барон. — И?.. — Кладбище? По правую руку — каменные кресты с немецкими фамилиями, по левую — русские кресты. Мы сделали план кладбища, схему, переписали фамилии. Мы — я имею в виду наш Фонд культуры — хотим отыскать все захоронения первой мировой войны, чтобы взять их на свой учет и охрану…

— А сокровища?

— Ну как в наших делах, дорогой барон, без сокровищ? Пограничники задержали там двух людей. Они что-то искали у озера. Когда стали выяснять, кто такие, откуда, зачем они тут, оказалось, что это два литовца с картами и схемами, которые ищут клад — казну армии генерала Самсонова. Версия такова. Дед одного из искателей приключений перед смертью сказал, что он был в составе маленькой „особой группы“ штаба армии. Когда германское командование, Пауль Гинденбург и Людендорф, разработали план разгрома русских армий генерала Самсонова и генерала барона Ренненкампфа и блестяще осуществили этот план, то, как гласит легенда, Александр Васильевич Самсонов, перед тем как пустить себе пулю в висок, якобы приказал начальнику штаба армии: „Во что бы то ни стало нужно вынести в Литву и дальше, в Россию, документы, ордена, золото и реликвии армии. Соберите небольшую мобильную группу“. И такую группу, человек в сорок, создали. Вся казна поместилась в два ящика из-под винтовок: жалованье офицеров, знамена, снятые с древков, секретные бумаги и приказы. Группа ушла. До границы с Литвой оставалось всего 30 километров, когда ее настигли. И где-то между двумя озерами группа была почти вся уничтожена, но до того, как стих бой, эти два ящика оказались в земле. Лишь трое или четверо, тяжело раненные, среди которых был и тот литовец, попали в руки к немцам. Никто не выдал тайну!

— Но где все это? И вы эту тайну не выдадите?

— Отчего же? Ящики зарыты между озерами, в 100 шагах от северного угла кузницы, направлением на север. Там стоит большое дерево. И от него 25 шагов на юг. Пожалуйста!

— О-о-о …но почему вы так это говорите? Не шутите?

— Все так, как я и говорю, но найти ящики не так-то просто. Во-первых, нет уже той кузницы, а деревья там теперь все большие, да и погранзона рядом. Думаю, что, изучив местность получше, мы там начнем поиск в следующем году.

— Вы сказали: Ренненкампф. Это и есть мой дальний родственник, дядя бабушки. Его поместье — это мое поместье, в Тарту. Мы туда ездим. Иногда.

— А Людендорф Эрих, начальник штаба Восточного фронта, — мой двоюродный дедушка, — засмеявшись, говорит баронесса. Они оба смотрят друг на друга, смеются, баронесса разводит руками. — Нам как-то это и в голову не приходило, что наши дальние родственники такие известные в истории люди, воевали друг против друга! Простите, но и у меня тоже есть еще один самый последний вопрос: что будет с Кафедральным собором? Будет ли он восстанавливаться? Ведь у его стены — мавзолей Канта!

— Здание законсервировано, стены, башня. Это стоило городу уже более 2 миллионов рублей. Сейчас в горсовете рассматривается вопрос о его восстановлении, по крайней мере — внешнего вида, башни, фасадов, сооружении крыши. Там разместится музей Канта, городской читальный зал, может быть, и знаменитая библиотека графа Валленрода будет восстановлена, есть надежда, что исчезнувшие в конце войны ценнейшие книги из этой библиотеки отыщутся. Но на все это требуются огромные деньги, а где их взять? Я от имени нашего „Культурфонда“ обратился в газету „Ди Цайт“, к графине Марион Дёнхофф, с просьбой посодействовать нам в создании в Западной Германии некоего комитета, который бы помог в этих наших заботах, в сборе средств на восстановление собора… Однако поехали в последний раз?

Прощаемся. Барон говорит, что он надеется, пройдет совсем немного времени, и наша „закрытая область“ станет доступной для всех, если Горбачев действительно готовится построить „Общий европейский дом“. Пускай же здесь будет дверь в этот дом, открытая, распахнутая, а не запертая на огромные, железные, в колючей проволоке, засовы. Ах да, мы не поговорили о замке „Лохштедт“, где-то он читал, что именно там надо искать янтарные и прочие другие сокровища, что там? Но время, время, еще столько встреч, еще столько надо успеть заснять, а вы, когда будете в Западном Берлине, непременно приходите в гости, только, если возьмете с собой и собачек, то не забудьте ветеринарные справки, что все прививки сделаны. Я киваю: да, конечно! Всенепременно! Вот разгребу свои дела, сядем с женой и внучками в „жигуленок“, собак, конечно, заберем тоже и отправимся в Западный Берлин, действительно, только бы про справки не забыть…