– Даниэль, не поможешь мне накрыть стол? – голос матери прервал его размышления.

Раскладывая салфетки, ножи и вилки, Даниэль услышал, как зазвонил домашний телефон. Мать взяла трубку на кухне, и по ее разговору Даниэль понял, что звонит бабушка. В Лондоне сейчас было четыре утра, но каждое Рождество бабуля просыпалась ни свет ни заря, чтобы поздравить свою семью.

– Солнышко, возьми трубку в гостиной, – крикнула Сьюзи, – бабушка хочет с тобой поболтать!

Даниэль прижал трубку к уху плечом, оставив руки свободными, чтобы сложить из салфетки конвертик. Они с бабушкой обменялись поздравлениями, затем несколько минут Даниэль рассказывал ей о своей жизни в кампусе, о научных успехах и, конечно, о новых друзьях. Вернее, друг-то был всего один…

Вдруг лежащий на диване мобильник разразился мелодией входящего вызова. Даниэль встрепенулся, как заяц от выстрела из ружья, и выпалил скороговоркой:

– О боже, Ирвин звонит! Прости, бабуль, мы с тобой позже еще поговорим!

Он с разбега запрыгнул на диван, перемахнув через подлокотник. Весь дрожа от нетерпения, он провел пальцем по экрану телефона и услышал такой родной сердцу голос:

– Веселого Рождества, Даниэль!

– Ирвин! – Даниэль расплылся в улыбке. – Я весь день ждал твоего звонка!

– Я тоже не мог дождаться. У нас тут такая метель была! Дверь в наш с Сидом и Ларсом домик полностью замело, и ребятам пришлось нас откапывать, представляешь?

– Ничего себе! – присвистнул Даниэль, свесив голову с дивана и задрав ноги на спинку. – Я слышал в новостях, что в ваших краях заблудились сноубордисты.

– Эти придурки не из нашей группы. У нас все знают, что в такую погоду на улицу лучше не высовываться, – успокоил друга Ирвин. – Буря уже утихла, небо ясное. А у вас как?

– Полный штиль… А у тебя там и правда слишком тихо для большой пьяной компании.

– Все веселятся в доме, а я вышел подышать свежим воздухом, – сказал Ирвин и после короткой паузы добавил: – Одевайся и тоже выходи на улицу.

– Зачем? – спросил Даниэль, но всё же встал и пошел за курткой.

– Просто выходи, – по голосу Ирвина было понятно, что он улыбается.

Даниэль надел куртку и ступил на присыпанную снегом веранду. На улице было светло, как днем, от развешенных на всех домах гирлянд. Фигурка оленя на лужайке, которую Даниэль утром так и не смог заставить светиться, теперь сияла множеством голубоватых лампочек – должно быть, отец починил проводку. И, словно главный элемент праздничной иллюминации, в небе висел огромный, идеально круглый лунный диск. Даниэль замер, любуясь разноцветными огнями, не отрывая от уха телефон.

– Я смотрю на небо, – нарушил тишину голос Ирвина в трубке. – Сегодня потрясающая луна.

– Да, – тихо отозвался Даниэль.

– Совсем как тогда, на крыше, помнишь?

Они снова замолчали. Слышать в трубке дыхание друг друга было достаточно.

– Ирвин… – наконец, произнес Даниэль. – Я скучаю.

– Я тоже.

В трубке послышались отдаленные веселые голоса.

– Кажется, идут по мою душу, – хохотнул Ирвин.

Даниэль с сожалением вздохнул.

– Что ж, оторвись там как следует. Меня, наверное, тоже заждались к столу.

– Позвоню завтра, как только смогу. Не грусти.

При этих словах Ирвина Даниэль не смог сдержать грустную улыбку.

– Веселого Рождества, – сказал он, и звонок оборвался.

По небу поплыли редкие облака, на фоне луны клубилась дымка, еще миг – и светило полностью скрылось из вида. Начал срываться мелкий снежок. Даниэль засунул озябшие руки в карманы, продолжая смотреть на серо-синее небо. Снежинка, кружившаяся на ветру, прилипла к его щеке и, растаяв, каплей соскользнула вниз.

Роджер сидел за кухонным столом и выстукивал пальцами по его крышке мелодию «Jingle Bells».

– Опять тот парень ему названивает? – спросил он после того, как радостный Даниэль пронесся через кухню и выскочил на улицу. Сьюзи, не отрывая взгляда от яблок, которые она раскладывала на тарелке, спокойно ответила:

– Не понимаю, что тебя не устраивает. У Даниэля появился человек, с которым ему хорошо, – она с нежностью взглянула на закрытую входную дверь, словно сквозь нее могла видеть сына. – Посмотри на него: ты помнишь, когда он в последний раз так улыбался?

– Я не думаю, что такие отношения сделают его счастливым, – гнул свою линию Роджер.

Сьюзи отодвинула тарелку в сторону, вид ее посерьезнел, и она опустилась на стул напротив мужа.

– Что ты понимаешь в счастье? Ты постоянно недоволен собственной жизнью.

– Сьюзи, я всю жизнь пытался делать всё ради нашего сына. Его счастье – на первом месте, не моё.

– И теперь ты подсознательно винишь его в этом. Почему бы тебе просто не принять его таким, какой он есть? Перестань быть таким эгоистом.

Роджер встал, чеканным шагом пересек кухню и остановился у окна. На улице мерцали разноцветные огоньки гирлянд.

– Да не эгоист я! – в сердцах выпалил он. – Я даже починил того треклятого оленя, чтобы его порадовать! Не понимаю, чего он в нём ковырялся полтора часа. Там всего-то переломился проводок.

– Вот видишь, – всплеснула руками Сьюзи, – Ты считаешь его неполноценным даже в области починки рождественских фонариков.

– Это не так.

– Иногда ты забываешь, что я психолог, Роджер. Это так. В твоем представлении он должен быть более мужественным, да?

– Это мой сын и он ничего мне не должен.

– Так перестань, ради бога, проецировать на него свои комплексы.

Роджер уселся за стол и скрестил руки на груди.

– Комплексы? – переспросил он, приподняв бровь.

– Невезение в работе, болезнь сына и твоя неспособность на всё это повлиять… – загибала пальцы миссис Марлоу. – Естественно, у тебя комплексы.

– Сьюзи, давай не развивать эту тему, – Роджер поправил очки. – Сегодня всё-таки сочельник.

Вернувшийся с улицы Даниэль застал напряженное молчание. Он шмыгнул в тишине покрасневшим носом и неуверенно спросил:

– Всё в порядке?

– Да, просто папе, кажется, не понравились яблоки, – как ни в чём не бывало улыбнулась Сьюзи. – Так Ирвин всё-таки дозвонился к тебе? Как там они?

– Пережили снежную бурю, – ответил Даниэль, снимая куртку. – А теперь она, видимо, начинается у нас. Снег пошел.

– Это же здорово, снег в Рождество! – Сьюзи поднялась с места и взяла в руки тарелку с фруктами. – Пойдемте уже за стол.

Футбольная команда собралась в одном из лагерных домиков – единственном, в котором был работающий камин. Попытки разжечь сырые дрова продолжались около получаса и сопровождались репликами вроде «Санта поджарит себе зад» и «Он всё равно не приносит подарки таким увальням, как ты». Между тем, в доме становилось всё холоднее из-за постоянно открывающейся двери – просто кому-то из парней пришла в голову гениальная идея закопать пиво в снег, поэтому за каждой новой банкой возжелавший оную отправлялся в морозную ночь.

Разгоревшийся, в конце концов, огонь был встречен громогласным ликованием. В этот самый момент в кармане у Ирвина завибрировал телефон. Он извинился и, набросив на плечи куртку, вышел на улицу. Звонила мать. Удивительно, как ей вообще это удалось – сигнал едва пробивался. Но эта женщина, казалось, может достать самого дьявола в аду.

– Здравствуй, сынок, – любезно пропела Маргарет в трубку. – Как отдыхается?

– Не на что жаловаться, – ответил Ирвин. – Звонишь, чтобы меня проконтролировать? Так вот, к твоему сведению, я трезв и одинок.

– Рада это слышать, хотя звоню я не за этим. Я была в гостях у Эшли. Помнишь ту женщину, которой я помогала оформить свадьбу? Сейчас мы идём на рождественскую службу. Я обязательно помолюсь о спасении твоей души.

– Это чертовски важная информация, мама. Если это всё, что ты хотела мне сообщить, я, пожалуй, вернусь в дом, потому что здесь холодно.

– Погоди, это еще не всё. Скажи мне, Ирвин… – Маргарет замялась, словно не зная, как должна закончиться фраза. – После каникул ты собираешься вернуться в Гринстоун?