После игры на стадионе начался концерт. Ирвин, приняв душ, переодевшись и забинтовав разодранные руки, присоединился к матери на трибунах. Та взглянула на повязки и многозначительно покачала головой.

– Видит Бог, это только начало, – пробормотала она себе под нос.

Ирвин, давно привыкший к ее причитаниям, предпочел не реагировать на эту реплику.

Какое-то время они молчали, глядя, как посреди футбольного поля студентки в коротких шортах танцуют под какую-то новомодную хип-хоповую композицию. На макушке одной из танцовщиц красовался длинный хвост из дредов, в них были вплетены разноцветные нити, и когда девушка взмахивала головой, вокруг нее будто вспыхивала радуга. Ирвин незаметно для себя начал зевать. Психоделическая радужная грива вводила уставшее сознание в транс.

– Слушай, дорогой, – сказала Маргарет, посмотрев на часы, – я бы с удовольствием задержалась подольше, но у меня сегодня вечером встреча с важным клиентом. Одна состоятельная дама хочет, чтобы я занялась оформлением ее свадьбы.

– Правда? Это… здорово, – Ирвин подавил очередной зевок.

– Да, учитывая, что это ее пятая свадьба. И, исходя из данной тенденции, возможно, не последняя. Наверное, ей просто нравится, как звучит свадебный марш, – миссис Хардвей усмехнулась. – Она еще и свою дочь хочет поскорее выдать замуж. Кстати, весьма милая девятнадцатилетняя девочка. Вы бы понравились друг другу.

– Я не люблю свадебный марш, – Ирвин натянуто улыбнулся. – Давай я провожу тебя к машине.

Они покинули стадион и направились к парковке. Количество людей в кампусе заметно уменьшилось – создавалось впечатление, что их в равной пропорции заменил мусор, валяющийся у переполненных урн.

Внезапно в нескольких шагах позади раздался голос:

– Здравствуйте, миссис Хардвей!

Маргарет и Ирвин, обернувшись, увидели Берта, который подбежал вприпрыжку, встал между ними и, как ни в чём не бывало, продолжил свой путь.

– Берт! Как давно мы не виделись! – Маргарет не скрывала своей радости. – Ирвин ничего не рассказывает о тебе. Хоть бы на каникулах приехали ко мне в гости.

– Что поделать, он такой затворник… А вы уже уезжаете?

– Да, работа, видишь ли.

– Понятно. Как всегда, делаете мир краше? – Берт учтиво подмигнул.

– Возможно, – улыбнулась Маргарет. – На это раз я, можно сказать, соединяю сердца.

– Вау.

– Оформляю свадьбу, – пояснила женщина.

– И пытается свести меня с какой-то девчонкой, которую я даже в глаза не видел, – вмешался Ирвин. – Если не прекратишь так делать, я однажды приведу домой какую-нибудь танцовщицу с разноцветными волосами и пирсингом в самых неожиданных местах.

Берт и Маргарет рассмеялись. Ирвин тоже пытался выдавить из себя подобие улыбки, но действие спрея с анестетиком закончилось, ссадины на руках начали болеть, так что ему удалось изобразить на лице лишь страдальческую гримасу. К тому же его раздражало то, что Берт не только не получил видимых повреждений во время матча, но и, кажется, совсем не устал.

– Не кисни, дружище, – Берт ободряюще ткнул Ирвина локтем в бок. – Ты, кстати, в курсе, что Лесли по девочкам?

– Кто? – не понял Ирвин.

– Танцовщица, на которую ты пялился. На прошлой неделе ездила куда-то на прайд-парад, вот и сделала себе прическу цветов радуги. Странно, что ты не знал. Я думал, вы своих за милю видите.

– Пожалуйста, заткнись, – тихо прошипел Ирвин.

– Ты еще не сказал матушке?

– Не сказал что? – отозвалась Маргарет. Она проверяла сообщения в своем телефоне, поэтому не особо вслушивалась в болтовню Берта.

Незаметный, но ощутимый удар кулаком пришелся Берту прямо по почке. Он сдавленно заскулил, тем не менее, сохраняя непринужденное выражение лица, затем откашлялся и заговорил снова:

– Нашу команду приглашают провести рождественские каникулы в горах. Лыжи, сноуборды, трехразовое питание и милые маленькие домики прямо посреди хвойного леса. Всё за счёт колледжа.

– Звучит здорово, – сказала Маргарет. – И что же, Ирвин, ты поедешь?

– Было бы неплохо.

Ирвин действительно давно мечтал выбраться в горы на пару недель. Но он сразу поставил себе цель – заселиться в домик подальше от домика Берта.

Отправив мать восвояси и вежливо отказавшись от предложения Берта отпраздновать победу с командой, Ирвин вернулся в общежитие. Он захлопнул дверь и тут же упал на кровать лицом вниз. По мере расслабления он чувствовал каждую мышцу в своем теле, каждый мельчайший ушиб всё сильнее пульсировал ноющей болью. Благо, сон быстро взял ситуацию под контроль, и вскоре сознание и телесная оболочка будто существовали в разных, никак не связанных между собой, мирах. Однако буквально через несколько минут раздался щелчок отворяющейся двери.

Ирвин не стал открывать глаз. Даниэль – а кто еще это мог быть? – повернул ручку замка и шумно выдохнул.

– Твои тоже смылись? – спросил Ирвин, не меняя позы.

– Да, но сначала прочитали нотацию о том, что мне нужно найти девушку. Кажется, отец думает, что между нами что-то есть.

Ирвин поперхнулся смехом и, уткнувшись лицом в подушку, затрясся в беззвучном хохоте. Судя по звукам, Даниэль подошел к столу и повесил сумку на спинку стула. Просмеявшись, Ирвин, наконец, принял сидячее положение.

– А мне мать пыталась сосватать дочь своей клиентки. Впрочем, она регулярно занимается подобным с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать…

Ирвин замолчал. Его насторожило то, что всё это время Даниэль неподвижно стоял, держась за спинку стула и уставившись в одну точку. Его дыхание становилось всё тяжелее, и вдруг он схватился за грудь и медленно опустился на пол.

– Даниэль?! – Ирвин подскочил к нему и подхватил под руки. – Что с тобой?

Он усадил его на свою кровать. Даниэль был бледным, как мел, и часто дышал, оттягивая воротник футболки, будто он душил его.

– В сумке… таблетки… – только и смог он выдохнуть.

Ирвин раскрыл сумку соседа и нашел там оранжевую баночку. Даниэль дрожащими руками отвинтил крышку, вытряхнул на ладонь два шарика-драже и отправил в рот.

– Открой окно, – сказал он уже чуть увереннее.

– Давай я вызову врача, – предложил Ирвин, выполняя его просьбу.

– Не стоит… Такое бывает иногда. Просто перенервничал…

– Как знаешь… Тебе нужно отдохнуть. Ложись.

Ирвин взбил свою смятую подушку, а затем мягко надавил на плечи Даниэля, укладывая его на кровать. Здесь было достаточно свежего воздуха, струившегося из окна, а может, подействовало лекарство – дыхание Даниэля постепенно выровнялось, он повернулся к стене и, вероятно, уснул. В комнате стало прохладно. Ирвин закрыл окно, укрыл друга одеялом, а потом еще долго сидел рядом с ним на кровати и следил за тем, как размеренно вздымается его грудная клетка и едва заметно подрагивают веки.

Вечерний полумрак воцарился в комнате. На улице зажглись желтые фонари, из холла изредка доносились голоса веселящихся студентов. Какое-то время Ирвин еще прислушивался к тихому посапыванию соседа, но вскоре усталость одолела его, голова сама собой опустилась на подушку рядом с Даниэлем, и парень провалился в сон.

========== Глава 4 ==========

Даниэль лениво таскал из вазы имбирное печенье, пока родители болтали о чём-то на кухне. Рядом с диваном стояла украшенная блестящими шарами и атласными лентами ёлка, на столике в дальнем углу несколько свечей озаряли мягким светом сооруженную Сьюзи композицию из фарфоровых статуэток, изображающую Вифлеем. В духовке допекался гусь. Знакомые с детства праздничные ароматы окутывали дом атмосферой торжественного ожидания. Только Даниэль не мог проникнуться духом Рождества.

Футбольная команда уехала в горы, и вот уже пять дней связь с Ирвином ограничивалась короткими звонками с жуткими помехами. Горнолыжный лагерь находился в такой глуши, где поймать сигнал на мобильный можно было лишь пару раз в сутки, и то при хорошей погоде. Сегодня телефон молчал. Ведущий новостей сообщил о снежной буре в тех местах и двух потерявшихся в лесу сноубордистах. Даниэль пытался отвлечься просмотром какой-то праздничной ерунды по телевизору, но тревога в глубине его души росла с каждой приближающейся к полуночи минутой. Он уже жалел о том, что не поехал с Ирвином – ведь в автобусе были места. Но родители настояли, чтобы каникулы Даниэль провел в Уилберге. Да и что бы он делал там, в десятках километров от цивилизации? Даниэль ни разу в жизни не катался на лыжах, мало того – он не мог пробежать и пятидесяти ярдов, не начав задыхаться. Проклятый человеческий организм…