– Я покину вас, – сказал врач. – Если что, воспользуйтесь кнопкой вызова медсестры. Когда его родные приедут, пусть зайдут ко мне. Кабинет двести пять, налево по коридору.

Как только они с Даниэлем остались вдвоем, Ирвин тяжело приземлился на стул рядом с кроватью. Мышцы на ногах, да и во всём теле, были словно деревянными. В тот момент, когда он пришел в общежитие и увидел бессознательного Даниэля с посиневшими губами, включилась реакция «бей или беги». Дальше он действовал на автомате. Руки сами набирали «911», голос сам диктовал адрес, каким-то чудом он вспомнил навыки первой помощи, полученные в скаутском лагере. И по сию минуту ему казалось, что всё это происходит где-то далеко и не с ними. Желудок то и дело некстати напоминал о пропущенном обеде, но во рту было так сухо, что Ирвин понимал – он бы не смог впихнуть в себя ни кусочка пищи. В голове зажглась красная лампочка с надписью «Опасность», и организм перешел в особый режим существования.

Несколько минут он просто водил подушечками пальцев по руке Даниэля, ненароком задевая светящуюся красным огоньком прищепку на указательном пальце, которая, как пояснила медсестра, измеряет количество кислорода в крови. Из-за нее привычный черный лак пришлось стереть. Ладонь Даниэля казалась такой ледяной – едва ли теплее, чем та металлическая ручка, за которую Ирвин только что держался.

– Тебе холодно? – спросил он.

Даниэль смотрел куда-то сквозь него. Он сжал и разжал ладонь, будто сам не мог понять, что чувствует. Вопрос Ирвина так и остался без ответа. Секунды молчания отсчитывали своим писком приборы.

– Со мной постоянно случаются неприятности, – вдруг раздался слабый голос Даниэля. – Наверное, прав отец, когда говорит, что я ходячее недоразумение. С людьми сходиться не умею, боюсь всего на свете… Даже моё собственное тело ненавидит меня. Когда я был маленьким, я хотел бегать и играть с другими детьми… Но мне становилось плохо, и я постоянно плакал… И я бросил все попытки найти друзей. Увлёкся историей. Я хотел путешествовать, своими глазами увидеть древние храмы, замки, хотел хоть раз побывать в настоящей археологической экспедиции… Но я её вряд ли переживу… – Даниэль замолчал, борясь с подступающими слезами. Кардиомонитор начал пищать часто и неровно.

– Не говори так, – Ирвин успокаивающе погладил его плечо. – Я вижу, какой ты… Ты лучше многих людей.

Даниэль приподнялся на локтях и с отвращением выдернул из носа трубочку, подающую кислород. Затем он сел, по-детски притянув колени к груди, не заботясь о сохранности прицепленных на него проводков, и, наконец, сморгнул слёзы. Ирвин присел рядом на кровать и сжал пальцами его предплечья, чтобы удержать от резких движений. Больше всего он боялся вырванной иглы капельницы.

– Даниэль… – шептал Ирвин, вытирая ладонью его влажные щеки. – Успокойся. Тебе вредно нервничать.

– Видишь, я даже плакать… не могу… как все нормальные люди, – судорожно всхлипывал Даниэль, мелко дрожа.

– Тише, тише… Ты выздоровеешь и сможешь поехать, куда пожелаешь. А захочешь – поедем вместе… Всё обязательно будет хорошо. Я никогда тебя не брошу.

Даниэль взглянул на Ирвина с бессильным отчаянием и крепко схватил его ладонь, которой тот смахивал слёзы с его лица. Влажные глаза, несмотря на яркий свет, казались черными, словно глубокое ночное небо сжалось до размера двух зрачков. Блики от лампы можно было вообразить свечением далёких галактик… Ирвину казалось, что он летит на второй космической скорости, преодолевая земное притяжение, когда, наклонившись к Даниэлю, он поцеловал его губы. Они были солёными, и от этого ему самому вдруг захотелось разрыдаться. Он опустил ладонь к груди Даниэля, осторожно, стараясь не задеть датчики. Сердце стучало слишком часто, кардиомонитор своим противным писком вторил ему в унисон. Пригладив растрёпанные волосы на затылке Даниэля, Ирвин заглянул в его всё ещё блестящие от влаги глаза.

– Ну всё, не плачь, – прошептал он, касаясь губами кончика раскрасневшегося носа. – Сейчас твои родители приедут, что я им скажу? Довёл ребёнка до истерики…

Даниэль утёр запястьем последние слёзы и попытался улыбнуться.

Звук приближающихся шагов заставил Ирвина поспешно переместиться обратно на стул. В палату бодро вошла медсестра, зажав под мышкой какие-то бумаги.

– Всё хорошо? – спросила она, изучая показания кардиомонитора. – Вижу небольшую аритмию.

– Он просто разнервничался, – ответил Ирвин.

– Переживать не стоит, – девушка улыбнулась, отсоединяя от Даниэля проводки. – Такие патологии успешно лечатся с помощью малоинвазивной операции, после которой даже шрама не остаётся. Моя тётя прошла через это и уже много лет прекрасно себя чувствует.

Ирвин был почти уверен, что медсестра врёт. Она могла приписать своей бедной тёте – если она вообще существует – любой диагноз, чтобы подбодрить пациента. Но, тем не менее, Даниэль внимательно слушал ее и кивал, поэтому Ирвин решил оставить своё мнение при себе.

– Доктор назначил тебе еще пару исследований, – сказала девушка, отцепив все проводки, – так что поехали.

Она легко покатила кровать из палаты. Успокоившийся Даниэль помахал Ирвину рукой, прежде чем они с медсестрой скрылись из виду.

В холле можно было вдохнуть немного свежего воздуха. Ирвину казалось, что за те пару часов, которые он провел в больнице, ее характерный запах намертво въелся в носоглотку. Было уже поздно, в пустых коридорах лишь изредка эхом разносились звуки шагов медперсонала, скучающая ресепшионистка, спрятавшись за своей стойкой, вползвука смотрела на компьютере какой-то фильм. Внезапно почти идиллическую тишину разрезал визг тормозов, и через секунду, едва не выбив стеклянную дверь, в холл ворвались мистер и миссис Марлоу.

– И ты здесь? Почему-то я не удивлен, – хмуро произнес Роджер, увидев Ирвина. Тот в ответ лишь сдержанно поздоровался.

– Конечно, ведь это он мне позвонил, – шикнула на мужа Сьюзи.

– Ты сказала, что тебе позвонили из больницы.

– А где, по-твоему, мы все сейчас находимся? – миссис Марлоу закатила глаза и, махнув рукой на Роджера, повернулась в сторону парня, спокойно наблюдавшего за их перепалкой. – Рада видеть тебя, Ирвин. Спасибо, что остался с Даниэлем… Боже… Как он? Отведёшь нас к нему?

– Не волнуйтесь, ему уже лучше, – ответил Ирвин, ведя их за собой. – Он сейчас на обследовании, вам придется подождать.

Почти дойдя до палаты Даниэля, они столкнулись с врачом, которого ранее Ирвин хотел ударить по лицу. Сейчас ему было немного стыдно за те мысли, а врезать хотелось уже другому человеку.

Доктор Салливан – Ирвин только сейчас узнал его фамилию – представился и пригласил мистера и миссис Марлоу в свой кабинет. Вскоре Даниэля вернули в палату и снова подсоединили к нему все проводки и трубочки.

– Твои родители здесь, – сказал Ирвин, натягивая одеяло на обнаженную грудь Даниэля. – Беседуют с доктором. – Он горько усмехнулся и добавил: – Твоему отцу я не очень нравлюсь.

– Ему никто не нравится. Забей.

В безмятежном молчании тянулись минуты. Даниэль закрыл глаза, и только ленивые движения пальцев, которыми он отвечал на поглаживания его руки, говорили о том, что он не спит. Лишь когда в палату осторожно заглянула Сьюзи, а за ней Роджер, его веки нехотя приоткрылись. Ирвин отошел от кровати, подпуская к ней чету Марлоу.

– Уже поздно, сынок, мы не будем тебя долго мучить, – почти прошептала Сьюзи.

– Со мной всё в порядке, мама, – отозвался Даниэль. Тем временем Роджер, здороваясь, пожал ему руку.

«Слишком сильно», – мелькнуло у Ирвина в голове. Сьюзи, воспользовавшись моментом, взяла его под локоть и отвела в сторону.

– Ты, наверное, ужасно устал? – участливо спросила она. – Вон, даже морщинка между бровей появилась…

Парень машинально потрогал лоб.

– Езжай домой, отдохни, а мы побудем с Даниэлем, – предложила Сьюзи.

Ирвин бездумно слонялся по больничному коридору. Желудок сводило от голода, ноги подкашивались от усталости, но… просто взять и поехать в общагу?..