В принципе, они могли вскоре вернуться в столицу, но состояние здоровья Арьи не позволяло этого. Джону еще при отплытии из Королевской Гавани пришлось рассказать о ее беременности сиру Эдрику, который очень бурно на это отреагировал, и вместе они старались заботиться о ее благополучии, но лучше той не становилось. Оба буквально тряслись над ней, что изрядно злило ее саму, и они пытались скрыть волнение или как-то отвлечься, а в этом плане Драконий Камень не мог многого предложить.
Прогнозы мейстера о скором выкидыше королевы не оправдались: Старк уже была на третьем месяце беременности, и, несмотря на ограниченность в передвижении и общую слабость, ее состояние было стабильным. Джон радовался за сестру, видя то, как она явно повеселела, узнав об этом, но все же опасался за нее, ведь простуда все никак не проходила, а ее живот рос очень быстро. Конечно, он мало чего понимал в беременности, но для третьего месяца ее живот казался слишком явным, но Сноу не говорил насчет этого, скидывая все на естественный набор веса.
Время на острове шло медленно и каждый следующий день был похож на предыдущий — серый, скучный и зябкий. Они с Недом развлекали Арью, как могли, но ни один из них не мог обыграть ее ни в карты, ни в кайвассу и ни в одну другую игру, так что их совместное времяпрепровождение состояло только из нескончаемых разговоров, которые, конечно, были интересны, только вот часто заставляли их становиться излишне откровенными. Вечера, проведенные втроем, сближали их и открывали друг-другу, и это не было чем-то плохим, но Джон, лучше узнав Неда, стал видеть те детали в его поведении, словах и взглядах, на которые раньше не обращал внимание, и складывались они в не самую приятную мозаику.
Он честно пытался найти опровержение собственным подозрениям, но, чем больше он наблюдал за ним, тем больше убеждался в них, видя в Неде самого себя. Они и вправду были похожи и имели довольно-таки схожие характеры и интересы, так что Сноу быстро подружился с Дейном и испытывал к нему уважение, как к честному и добропорядочному человеку, но он не знал, как относиться к его явной влюбленности в Арью. Знала ли она об этом? Или Эйгон? Неужели он первый, кто заметил? Вообще, как тот решился вступить, а Белую Гвардию?
Эти вопросы тревожили его сознание уже несколько дней, и бастард хотел найти на них ответы, пристально следя за взаимодействием сестры и гвардейца, но в нем не было ничего, за что можно было бы зацепиться, и все равно, что-то не давало покоя, упорно твердя, что здесь есть какая-то деталь, которую он не видит, а Сноу привык доверять своей интуиции.
Забота Дейна об Арье была чрезмерной для простого защитника, и раньше Джон скидывал это на их давнее знакомство и дружбу. Сестра доверяла рыцарю и прислушивалась к его мнению, а в этом не было чего-то странного. Только вот, бастард не был слеп и видел то, что белогвардеец пытался скрыть от него. Мало помалу, все складывалось: некоторая нервозность Эдрика, его неприязнь к Эйгону, замечания брата о близости этих двоих, пьяное признание парня о безответной влюбленности и его неумелые попытки скрыть все перед ним.
Джон и не представлял, что ему следовало думать по этому поводу. Он был… растерян. Этот парнишка, он был неплохим человеком, и бастард испытывал к нему искреннее уважение, но то, что Дейн питал вполне недвусмысленные чувства к жене короля, которому тот поклялся в верности, заставляло усомниться в его благоразумии. Осознавал ли он, по какому тонкому льду шел, подвергая опасности не только себя, но и Арью? Учитывая то, насколько эти двое были близки, любой слух мог сильно ударить по их репутации, и Сноу сомневался, что он один тут такой проницательный.
Думать об этом было неприятно, мысли въелись в голову и не желали покидать сознание, отравляя его существование ядом ревности, разъедающей Джона изнутри каждый раз, когда он видел их вместе. Даже в самом незначительном жесте ему мерещился какой-то тайный смысл, знак и как бы упорно он не противился самому себе, пытаясь скрыть эти чувства, они все равно вырывались наружу, становясь очевидными для Арьи.
Он знал, что она заметила его скованность и проявляющуюся недоброжелательность к Эдрику — это было видно по ее изменившемуся поведению. Сам рыцарь не проявлял никаких признаков осведомленности, что и утешало, и настораживало. Могла ли сестра понять причину его поведения? Ведь она дистанцировалась от дорнийца, а тот не выглядел опечаленным этим. Могло ли это значить, что она знала о его влюбленности или вовсе отвечала ему взаимностью? Иначе как она сразу все поняла?
Все это крутилось в голове, образуя совершенно нелицеприятную кашу, в которой Сноу вяз уже больше десяти дней, придумывая все новые и новые варианты сложившихся отношений между Арьей и Недом и копя всю желчь в себе. Он не мог ни с кем поговорить по этому поводу: с Эдриком все точно вылилось бы в драку, а к сестре он не желал идти, боясь сорваться перед ней и вылить весь тот гнев и злость, что бушевал у него на сердце.
Он не был тем, кого должна была волновать ее личная жизнь. И тем не менее, только его это и волновало, если вспомнить беспечное отношение брата к Неду Дейну.
Шла шестая неделя их пребывания на Драконьем Камне: мейстер разрешил Арье выйти из покоев, и они расположились в Каменном Саду, пользуясь тем, что небо было относительно ясным. Пара оруженосцев расчертили своеобразное поле для дуэли, а слуги вовсю суетились под навесом, пытаясь как можно комфортней разместить беременную королеву. Уже давно сестра хотела поглядеть на их спарринг, и теперь, когда ее самочувствие позволяло, они решили обрадовать ее таким образом.
За время, проведенное здесь, они довольно часто проводили тренировки, и стоило признать, что мастерство владения мечом у Дейна было на совершенно невозможном уровне. Джон держался против него на чистом упрямстве и с трудом мог вывести итог вничью, так что настрой у него сейчас был весьма мрачный. Одно дело тренировка с глазу на глаз, а это — совсем другое. Проигрывать на виду у сестры не хотелось, но отказаться от дуэли он не мог. Оставалось лишь взять всю волю в кулак и достойно выступить.
Даже на ничью надежды было мало: очень навряд ли Нед захочет ударить в грязь лицом перед Арьей, и это вполне ясно читалось в его взгляде, полном решимости.
Встав в нескольких футах друг от друга, они уважительно поклонились и приняли боевые стойки, выставив затупленные мечи вперед.
— Милорд, — кивнул ему рыцарь, вежливо склонив голову.
— Сир, — перехватив полуторный меч поудобней, он дождался крика Мастера над Оружием о начале схватки.
Оба давно уже успели хорошо изучить сильные и слабые стороны противника, и потому никто не спешил нападать первым. Они крутились по границе выделенной зоны, не спуская друг с друга напряженных взглядов, в которых читалась настоящая враждебность. Это не было похоже на их предыдущие столкновения, ведь теперь на кону стояло их честолюбие, и ни один не желал уступать другому.
Эдрик напал первым и затянул его в короткий бой, от которого Сноу удалось уйти и вновь занять оборонительную позицию, но ненадолго: гвардеец вновь пошел в атаку, используя куда более агрессивную тактику, чем обычно, и явно рассчитывая закончить все быстро. Пока что Джон кое-как отбивался, постоянно пятясь под напором противника и при этом пытаясь не оказаться загнанным в угол. Меч у гвардейца был двуручным и каждый удар бил куда сильнее, нежели удары бастардова клинка, но зато у него обе руки были заняты, чем и воспользовался Сноу, вдарив локтем в грудь Неда, когда тот широко замахнулся. Это дало ему некоторую фору, и Джон быстро отпрыгнул в сторону, краем глаза заметив то, с каким азартом за ними наблюдала Арья.
Сосредоточившись на поединке, он не стал дожидаться, пока Эдрик оклемается, и, пользуясь секундным преимуществом, рубанул ему по плечу со всей силы. Тот удержался на ногах и быстро ответил на это молниеносным выпадом в бок, от которого кожаный камзол Сноу порвался, задержав меч и дав ему возможность повалить Дейна на землю.