– Я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя, сынок. Правда люблю, но… У меня, сынок, был роман, но сейчас все кончено. А эти ложки… Я их не брала… Мужчина мне их сам подарил.

На глазах у мальчика выступили слезы. Он молчал.

«Мама умерла. Что хочет от меня эта чужая женщина?»

Сейчас он думал только об одном – чтобы она навсегда исчезла из его жизни.

Эвелина не замечала его состояние.

– Конечно, мне не следовало заводить этот роман… Понимаешь, я не знала, что здесь все друг про друга знают… У нас в Москве такого нет. А тетя Шура, зря она так беспокоилась… Игнат, послушай, все не так плохо, как тебе кажется. Все люди умирают. Это все равно бы произошло, тетя Шура в любом случае, рано или поздно, ушла бы из твоей жизни. Поверь, эта смерть хорошая, легкая…

Игнат вскочил на ноги, схватил тяжелую лампу, стоящую на тумбочке у кровати, и с яростью бросил ее в Эвелину. Она ловко увернулась, но не удержалась на ногах, упала и больно ударилась затылком о стену. Мальчик наклонился над ней, прижал руки к ее шее и, не произнеся ни слова, стал душить. Глаза он закрыл, чтобы не видеть ее лицо.

Она с легкостью оттолкнула ребенка.

– Выродок, я тебя проклинаю, слышишь?! – Эвелина выбежала из комнаты.

Игнат был в ярости. Эта женщина разрушила их счастливую жизнь, убила маму. Ему захотелось побежать за ней и расцарапать ей лицо. Но уже через несколько секунд вместо ярости внутри образовалась пустота. Он лег на кровать, уткнулся лицом в подушку и беззвучно заплакал.

– Мамочка, почему ты бросила меня? – повторял он шепотом. – Мне теперь одиноко и страшно! Я не смогу жить без тебя, не смогу, не смогу, не смогу…

За окном сгустилась темнота, и ему показалось, что в соседней комнате плачет мама Шура. Он прошел к ней в комнату и увидел пустую кровать, зеркало, закрытое простыней… Померещилось. Игнат вспомнил, что последнее время мама часто плакала. Но теперь она умерла и больше здесь не появится.

Он вышел во двор. Взошла луна, и от нее стало светло, почти как днем. Трава под ногами влажная, воздух прохладный и наполнен тяжелым ароматом дождя и роз. Игнат вдруг ясно услышал голос мамы Шуры. Она звала его по имени. Мальчик замер на месте и понял, что не может дышать. В горле ком, такое ощущение, что он вот-вот лишится чувств. В это время в доме зажегся свет. Игнат услышал шаги за спиной и сразу узнал их – это папа!

Ашот подхватил мальчика на руки. Игнат плакал и ненавидел себя за эти слезы. Он очень хотел быть сильным в глазах у папы, но смерть мамы далась ему очень тяжело.

Ашот принес его в спальню, положил на кровать.

– Сынок, сейчас нам с тобой очень тяжело. Я с Шурой прожил почти сорок лет… Не представляю, как мы с тобой будем без нее. Но мы справимся. Правда, сынок?

– Папа, мне больше не хочется жить, не хочется никуда идти. Кажется, я буду счастлив, если никогда больше не выйду из своей спальни. Я просто хочу быть здесь, вот и все. Я очень хочу, чтобы эта женщина, Эвелина, оставила меня в покое. Выгони ее.

Ашот тяжело вздохнул.

– Самое страшное, сынок, жить в ненависти. Я хочу тебе сказать, что не стоит так относиться к ней. Она все-таки твоя родная мать. Вырастила тебя почти до четырех лет, не оставила в роддоме.

– Я не помню ее, не помню, как жил с ней, будто этого времени не было в моей жизни. Но я знаю, это она убила маму Шуру. Я видел, что было там, на улице. Я шел с мамой и держал ее за руку, ее рука сильно дрожала. А потом она упала… Папа, мама Шура еще бы долго жила, если бы к нам не приехала Эвелина.

– Возможно, ты прав. И все же, сынок, не суди ее. Когда-то давно, в детстве, я тоже обиделся на мать, накричал на нее, выгнал из дома. Потом всю свою жизнь не мог этого себе простить.

– Мама Шура мне рассказывала, что ты очень любил свою маму, она жила здесь, с вами, до самой смерти. Разве не так?

– Послушай мою историю. Когда я только родился, моя мать меня подбросила в этот дом: положила на порог и ушла. Было холодно, и я чуть не умер. На мое счастье, вышла на крыльцо моя приемная мама. Наверное, это было чудо. Она потом рассказывала, как неведомая сила подняла ее среди ночи и повела к входной двери. Она нашла меня на пороге, а потом целый месяц выхаживала. У нее на тот момент было три дочери, самой младшей исполнилось пятнадцать лет. И вот меня приняли в семью, как родного. Я рос и ничего об этом не знал, считая приемную маму родной. А когда мне исполнилось пятнадцать лет, к нам домой пришла женщина и назвалась моей родной матерью. Я тогда наговорил ей очень много плохих слов, выгнал ее. Не надо было мне так поступать…

– Но почему? Ты же правильно сделал! Она чуть не убила тебя маленького….

– Я прожил долгую жизнь, и понял одно: надо прощать. Кто знает, почему она так сделала? Мне надо было поговорить с ней. Мама носила меня под сердцем и дала жизнь…

– А твоя приемная мама очень расстроилась? – спросил Игнат.

– Очень. Испугалась, что не прощу обмана. Она не рассказала мне историю моего появления, и я считал ее родной матерью. Она была полной женщиной, и даже наши соседи думали, что это она меня родила. По документам я значился ее родным сыном. Но я тогда сказал ей, что для меня она самая родная, и навсегда такой останется.

– А у тебя был папа?

– Да, у моей приемной мамы был муж. Только он умер, когда мне исполнилось семь лет. Сестры вышли замуж, и сейчас все разъехались. Здесь, в поселке, никого не осталось, кроме дальней родственницы.

– Папа, но я не могу смотреть на Эвелину мне противно.

– Если честно, мне тоже. Но осуждать мы ее не будем. Она от душевной боли такой стала. Жизнь, сынок, вещь трудная, не каждый может справиться с проблемами, вот и начинают употреблять алкоголь и наркотики. Я завтра попробую уговорить Эвелину уехать отсюда. Но тебе все равно придется выйти из этой комнаты. Надо ходить в школу… Теперь постарайся уснуть.

Игнат тяжело вздохнул, закрыл глаза и неожиданно быстро погрузился в сон. Ашот улыбнулся, погладил ребенка по голове и осторожно, на цыпочках, покинул комнату.

Ночью Игнат проснулся весь в поту и чуть не закричал. Светила яркая полная луна. Он увидел, что мама Шура сидит у него на кровати в ногах и смотрит грустным взглядом. Мальчик затрясся от ужаса.

– Т-ты в-вылезла из м-могилы?

– Умерло только мое тело, а я жива. Успокойся, сынок, все хорошо. Я буду с тобой рядом, пока ты не подрастешь.

– Д-да, спасибо, м-мамочка. Я так горевал, когда ты у-ушла…

И тут он услышал мамин смех на кухне и решил, что мама Шура, сидящая у него на кровати, ему просто сниться. Ему захотелось включить свет, чтобы в этом убедиться.

– Не бойся, меня, Игнат, я такая же настоящая, как и ты.

Страх становился невыносимым. Но он не кричал, не плакал, терпеливо ждал, когда этот образ исчезнет. Но мама Шура сидела рядом, по-прежнему смотрела на него и молчала. Он не вынес этого взгляда, отвел глаза.

– Ты существуешь на самом деле? А может, это сон?

– Я существую. Мне трудно уйти в иной мир, я еще не готова. Хочу быть с тобой. Ты даешь мне жизнь, потому что хочешь видеть меня… Мы еще поговорим с тобой об этом. Мне пора, первые петухи прокричали.

Она поднялась с кровати, вышла на середину комнаты и растворилась в пространстве. Мальчик протер глаза – неужели это не сон? Игнат еще долго лежал с открытыми глазами. Он решил, что никому не расскажет о том, что случилось ночью. Под самое утро, когда рассвело, он, наконец, смог избавиться от страха и уснуть.

– Эвелина, я хочу, чтобы ты покинула наш дом. Так будет лучше для всех нас, – утром, во время завтрака, заявил Ашот.

– Я бы с радостью, но денег нет, – буркнула она со злостью. – Думаешь, приятно смотреть на ваши рожи?

– Через месяц я найду тебе деньги, обещаю сразу выслать. Уезжай. А над мальчиком я оформлю опекунство.

– Старик, ты предлагаешь мне отречься от сына? Я не дура, и никогда на такое не пойду.