Когда мальчику исполнился год, Эвелина устроилась в строительную фирму секретарем. Конечно, так относиться к сыну, как она, было жестоко. Но жизнь поставила ее в жесткие рамки, и у нее не оставалось выбора. Няня стоила огромных денег, поэтому такой выход из положения Эвелина отмела сразу. Просить подруг посидеть с сыном – тоже запредельная фантазия: у всех куча проблем – мужья, свекрови, свои дети…

Эвелина приноровилась оставлять сына одного дома. Соорудила клетку и сажала туда Игната, которому едва исполнился год. Оставляла ему бутылочки со смесью, воду, игрушки. Сначала малыш много плакал, но потом привык. Просидел он в этой клетке почти четыре года. Из тюрьмы Игната освободил случай. К Эвелине приехала ее родная тетка Шура. Увидев несчастного ребенка, тетя Шура всплеснула руками.

– Я забираю малыша с собой, – категорично заявила она и бросилась собирать по квартире вещи малыша.

Эвелина даже и не думала возражать.

К четырем годам Игнат был худеньким, тонконогим ребенком с задумчивым лицом, светлыми волосами цвета пшеницы и ярко-синими, как у матери, глазами. Игнат очень любил мать и всегда хотел, чтобы она брала его на ручки, сажала к себе на мягкие колени. Он зарывался головой в ее грудь – обожал мамин запах. Но это так редко случалось! Чем строже она к нему относилась, тем сильнее он любил ее.

Эвелина приходила с работы очень уставшая. В выходной занималась уборкой, закупала еду на неделю. Вечером они отправлялись на детскую площадку. Но Игнат, не привыкший общаться с детьми, забивался в песочницу и возился там, ожидая, когда мать отведет его домой. И только дома он был по-настоящему счастлив, когда Эвелина включала телевизор, и они смотрели вместе какой-нибудь сериал.

Мама была очень скора на расправу и скупа на похвалу. Поэтому мальчик научился не огорчать ее. Не дожидаясь, пока сын подрастет достаточно, чтобы понимать ее слова, Эвелина рассказывала ему, что он вырастет и станет особенным, не таким, как все, и обязательно заработает очень много денег. Это была ее самая заветная мечта. Если не находится мужчина, который возьмет заботу о ней на себя, то пусть это сделает сын. Игнат не понимал ее слов, но решил для себя, что обязательно сделает маму счастливой.

Тетя Шура вместе со своим мужем Ашотом проживала в армянском поселке в небольшом кирпичном доме. Несмотря на протесты матери, Ашот женился на русской девушке. Жить рядом со свекровью было очень сложно. Но Шура имела добрый, покладистый характер, и быстро подстроилась под местные традиции и обычаи, и даже находила в этом удовольствие.

Сестра Ирина, мать Эвелины, была младше Шуры на пятнадцать лет, и являлась ее полной противоположностью. Жизнь у нее не сложилась – она жила одна с дочкой и очень хотела выйти замуж. Возможно, мужчина, от которого она забеременела, не бросил бы Ирину, но она, сообщив ему о беременности и увидев, как он огорчился, мгновенно прекратила с ним общение. И вырастила дочку одна.

Ирина возлагала на девочку большие надежды: она думала, что та закончит институт и, несмотря на внешность (устраивают же страшненькие личную жизнь), выйдет замуж, нарожает ей внуков и обеспечит тихую, спокойную старость. Но дочка неожиданно повторила ее судьбу: забеременела и осталась одна с ребенком. Институт пришлось бросить. Ирина Петровна пришла от этого в бешенство, прекратила всякое общение с дочерью и только писала гневные письма сестре, жалуясь на непутевое чадо.

Дочка тоже была гордой, но только некоторое время, потому что понимала: дальше держать в клетке Игната невозможно. Поэтому она плюнула на гордость и написала матери слезное письмо о помощи. Но мать к этому времени неожиданно вышла замуж. Новый муж был категорически против ребенка, поэтому мама снова отказала в помощи дочери. Муж Ирины Петровны был на десять лет моложе ее, а ей исполнилось к этому времени сорок два года.

И вот случилось такое счастье: к Эвелине в гости приехала тетка.

– Я как от Ирки узнала, что ты ей ребенка хочешь отдать, так сразу сюда и прикатила. У нас в поселке ему очень хорошо будет.

– Тетя Шура, – повозмущалась для порядка Эвелина, – ребенок совсем меня забудет, он такой маленький. Я же не смогу к вам часто ездить! Билеты такие дорогие.

– Ну, и долго ты его в клетке продержишь? Кем он вырастет? Гляди, ему почти четыре года, а говорит с трудом. В детский сад не устроиться, сама знаешь. Няня денег стоит. Ты что, не понимаешь, ребенку нужны свежий воздух и общение. И кормить его надо правильно и регулярно. Он и так у тебя в тюрьме столько времени отсидел!

На самом деле Эвелина была не против отдать сына. На работе у нее наклевывался роман. Мужчина был женат, и привести его домой она не могла из-за сына. Ей очень хотелось выйти замуж, и совсем не смущало, что мужчина, который ей нравился, был не свободен.

– Плевать мне на его жену, – призналась она подруге. – Пожила с ним, попользовалась, дай другой пожить.

И хотя мужчина был так себе, без денег и не красавец, Эвелина бросила все свои силы, чтобы заполучить его в мужья. Это и было главной причиной письма к маме.

Любила ли она сына? Трудно сказать… Эвелина смотрела на него как на ошибку. Постоянно ругала себя: «Почему не послушала мать и не сделала аборт? Такой дурой была! Не пришлось бы институт бросать». И понимала, что всему виной страх. Она боялась одиночества, знала, что любой муж – это ненадежно, а вот ребенок никуда не денется, он просто обязан будет заботиться о ней, когда придет время. Поэтому, услышав от подруг, что аборт обязательно вызывает бесплодие, решила ребенка оставить. И даже не подумала о том, что свалится на ее плечи.

Первый год жизни с малышом Эвелина восприняла как тихий ужас: ребенок был очень беспокойным и совершенно не спал по ночам. Молока у нее не было, пришлось готовить смеси и бесконечно стирать испачканные пеленки. Слава Богу, подруги не бросили ее, помогали, кто чем мог: кто еду приносил, кто детские вещи.

Все дома в поселке, где проживала тетя Шура, были каменными, основательными, с арочными воротами и большими садами. Идти от вокзала было недалеко, но дорога для Игната казалась бесконечной – тетя Шура несла два тяжелых чемодана, и взять на руки ребенка, который, из-за долгого сидения в клетке, передвигался с трудом, не могла.

Наконец они добрались до дома, и тетя Шура толкнула плечом входную дверь, протиснулась с чемоданами в проем, пропустив Игната вперед. Муж тети Шуры, Ашот Назарович, высокий старик, совершенно седой, с пожелтевшими от табачного дыма усами, встретил их на пороге. Он смотрел на ребенка выцветшими от старости глазами с удивлением: все, что угодно он мог ожидать от своей Шуры, только не этого – в их спокойную размеренную жизнь неожиданно врывался ребенок, да еще такой маленький.

– Я не могла его там оставить, – виновато оправдывалась Шура. – Эвелинка работает с утра и до ночи, а ребенок в клетке сидит, ну, точно зверек. Ашот, ты же не будешь возражать?

Всю свою жизнь Ашот мечтал о сыне. Но жена его так и не смогла забеременеть. Тогда, двадцать лет назад, решалась судьба его брака с Шурой. Мама Ашота уже нашла новую невестку, но Шура уговорила мужа пойти в больницу и провериться. Ко всеобщему удивлению, причина бесплодия оказалась не в жене, а в нем. Они поехали в Москву, нашли профессора по этим делам, но заключение доктора было неутешительным.

– Это вылечить невозможно, – заявил медицинское светило.

Погоревав немного, Шура смирилась. Она подолгу смотрела на чужих детей, тайком вытирая слезу. Муж предлагал взять ребенка из детского дома, но она отказывалась.

– Неизвестно, какие гены… Вдруг вместо утешения в старости мы с тобой получим большую проблему.

И вот, в пятьдесят восемь лет, она неожиданно стала мамой. Муж был старше ее почти на двадцать лет, и от этого в сердце у Шуры поселилась тревога: успеют ли они вырастить Игната?

Неожиданно для Шуры, ее угрюмый, немногословный муж привязался к мальчику всей душой. Одичавшему от сидения в клетке Игнату каким-то чудом удалось растопить сердце старика – тот быстро привык к ребенку, стал заботиться о нем, как о родном. Однако не баловал – скидок на возраст не делал, приучал с первого дня к самостоятельности, читал ему детские книжки, учил с ним буквы и цифры, водил на речку купаться и рыбачить.