— Папа, папа! Рафаэль сказал, что я уже очень хорошо плаваю и что мне можно переходить в старшую группу! — обрадованный чужой похвалой Макс забрался к отцу на колени и с детской непосредственностью смотрел ему прямо в лицо такими же синими, как у самого Алека, глазами.

— Перейдёшь, Макс, только чуть попозже, — Алек хотел было ещё что-то сказать, но прервался, услышав тихий, но уверенный голос Рафаэля, сидевшего рядом с Магнусом:

— Папа, Макс очень классный! Он здорово рисует, и он очень умный. Не то что другие дети в его группе. Он точно ещё не учится в школе? — мальчик кинул короткий взгляд на Макса на коленях Алека, но быстро повернулся обратно к отцу.

— Он пойдёт в школу в следующем году, дорогой. Вы подружились? — Рафаэль усердно закивал. И даже Макс, к которому, собственно, Магнус не обращался, со своего места тоже активно закивал, привлекая внимание Бейна. — Что скажешь на то, что я пригласил Алека и Макса к нам на Рождественский ужин? — Рафаэль восторженно распахнул глаза и, повернувшись к Максу с широкой улыбкой, счастливо рассмеялся.

— Вот видишь, Макс! Я же говорил, что однажды ты придёшь ко мне в гости!

— Макс, ты не против? — на всякий случай спросил Алек у сына, опасаясь сделать что-то, что ему не понравилось бы. Но Макс был совершенно счастлив, отрицательно мотнув в ответ головой — он не был против.

— Тогда поехали, — хлопнув себя по коленям, сказал Магнус. — Езжайте за нами. Надеюсь, мы не попадём в рождественские пробки.

В пробки они — слава Господу — не попали. До лофта Магнуса было недалеко, так что Макс не успел заскучать, сидя в детском кресле на заднем сиденье. Уже стоя в прихожей, Магнус дал Алеку знак вести детей в ванную мыть руки, а сам рванул в гостиную — избавляться от следов преступления. Когда Алек, нарочито медленно намывая руки двум вёртким мальчишкам, наконец, вышел из ванной, то застал Магнуса с таким несчастным видом, будто тот только что съел живого кузнечика.

— Что случилось? — одними губами спросил Лайтвуд, со спокойной душой отпуская детей к рождественской ели, вокруг которой спиралью вилась исполинских размеров железная дорога.

— Молоко скисло. Я успел сделать один глоток, прежде чем понял это. Я умру? — Алек в ответ тепло рассмеялся и похлопал Магнуса по спине — нет, не так — позволил себе похлопать Магнуса по спине.

— Нет, ты не умрёшь. Но можешь промыть желудок, если сомневаешься в том, что он выдержит даже это, — Магнус, секунду сомневаясь, неуверенно кивнул и скрылся в ванной, нарочито громко включив воду в раковине и в ванне одновременно. Алек закатил глаза и отправился на поиски кухни.

Когда Магнус вышел из ванной с мокрыми губами — с противозаконно мокрыми губами! — Алек уже сделал ему стаканчик тёплой воды с щепоткой соли, хотя в этом, по мнению самого Алека, не было большой необходимости. Но, похоже, Магнус был немного мнительным, а Алеку было вовсе не сложно.

— Я пригласил тебя на ужин, но на самом деле у меня его нет, так что я хотел бы узнать: ты умеешь готовить или мне позвонить в службу доставки? — выпив стакан воды, спросил Магнус, совершенно ничего не стесняясь. К удивлению Алека, этот мужчина совершенно не боялся показаться смешным, или глупым, или неловким. Если бы у самого Лайтвуда была хотя бы десятая часть такой уверенности в себе, то его жизнь стала бы намного проще. Изабель тоже всегда так говорила.

— Я неплохо готовлю, но не уверен, насколько это «неплохо» подойдёт для Рождественского ужина.

— Вполне подойдёт, дорогой! Пойдём, я покажу тебе, где у меня тут что.

Естественно, мясными блюдами Магнус занялся сам. Алеку были доверены овощи и фрукты. Бейн молчаливо признавался самому себе, что Лайтвуд в фартуке и с ножом в руках выглядит ещё сексуальнее, чем обычно, если такое вообще возможно. Он довольно ловко всё резал, смешивал и запекал, избавляя Магнуса от лишней головной боли — возни с овощами, давая тому возможность полностью сконцентрироваться на мясе. В итоге через несколько часов у них всё было готово, и дети, увлечённо игравшие до этого в гостиной, потянулись на кухню по следам великолепного запаха. Наевшись, Макс и Рафаэль быстро захотели спать, и хотя пока что было вовсе не время для сна, Магнус благодушно отпустил их в комнату Рафаэля подремать часок-другой. Алек поймал себя на мысли, что, даже несмотря на то, что дело сейчас касалось его собственного сына, ему не хотелось перечить Бейну. Когда дети в комнате Рафаэля затихли, Магнус с Алеком сели друг напротив друга за барной стойкой с бокалами красного вина в руках — Бейн уговорил Алека немного выпить, хотя Лайтвуд не представлял, как он после такого поедет домой.

— За нас, — игриво мурлыкнул Магнус, вновь заставив Алека смутиться и чуть покраснеть щеками, но сам Бейн сделал вид, будто не заметил этого. Они выпили, и разговор зашёл о том, что Лайтвуды могут остаться на ночь, если хотят. Ведь Алек выпил, а Макс, должно быть, спит и видит седьмой сон, а Магнус такой радушный хозяин, что просто не может отпустить их, ведь на улице так холодно, да и вообще, кто уходит с Рождественского ужина вот так запросто… Немного захмелев от вина, так как давно не пил ничего более алкогольного, чем безалкогольное пиво, Алек не сразу сообразил, что сейчас происходит нечто, что требует его максимального внимания. И неожиданно накатившее осознание накрыло его с головой.

— Магнус, прости, но я должен…

— Идти? — перебил его Бейн, пытливо заглядывая в глаза с тёплой улыбкой на губах. — Перестань убегать, Александр. От меня и от себя самого. Я не прошу тебя о чём-то сверхъестественном прямо сейчас. Просто останься на ночь, ничего большего. Я постелю тебе в гостевой.

Завороженный этими колдовскими глазами, этим чарующим голосом и в принципе этим восхитительным человеком, Алек согласился. Он, наконец, сбросил с себя оковы, которые носил долгие годы, пряча на самом дне то, что вечно просилось на поверхность. Он кивнул, затем кивнул ещё раз и, наконец, поднял на Бейна прямой, уверенный взгляд.

— Вот и прекрасно, дорогой, — довольный своей победой, Бейн растянул губы в сладкой улыбке и сделал глоток вина. — Ох! Я совсем забыл! — неожиданно воскликнул он, чем заставил Алека вновь смешаться. — Но у меня ведь нет гостевой спальни, — его взгляд был взглядом змея-искусителя, возжелавшего, во что бы то ни стало, заставить праведника свернуть на тот путь, который был нужен самому змею. И Алек не чувствовал, что делает что-то неправильное, сворачивая на этот путь.